Дорогами войны

Местность Керченского полуострова, на котором предстояло действовать войскам, безлесная, колодцев было мало, да и вода в них солоноватая. А колодец с пресной водой был на ничейной земле – между немецкими и нашими окопами. И только ночью, да и то не всегда, удавалось набирать немного воды.

Днем всех мучила жажда.

Большие трудности ожидались с эвакуацией раненых. У пристаней, в местах высадки были развернуты пункты медицинской помощи, а также специальные медицинские отряды. Но специально оборудованных санитарных судов не было – кораблей не хватало.

Командование решило высадить части 318-й стрелковой дивизии в первую ночь операции. Конечно, изрядно поредевшая в боях за освобождение Новороссийска дивизия получила пополнение.

Дул сильный северный ветер, было холодно, и люди в перегруженном мотоботе старались не шевелиться, сохраняя тепло. Но волны захлестывали суденышко, и воду приходилось вычерпывать шапками и котелками. Вдруг в кромешной темноте раздались один за другим три ярких взрыва – три катера напоролись на морские мины.

Вдали, потрясая небо и море, грянул страшный гром – началась артподготовка.

Наши тяжелые пушки били по береговым укреплениям фашистов, и снаряды летели прямо у нас над головами.

Немцы не замедлили ответить огнем: два мотобота с бойцами вспыхнули недалеко от берега, и в отсветах пламени было видно, как люди бросались в черную воду. Снаряды рвались вокруг, поднимая столбы холодной воды.

Наш мотобот полным ходом пошел к берегу, когда разорвавшийся в середине снаряд вывел из строя один мотор. Но загоревшийся мотобот продолжал идти – его как бы увлекал вперед гудящий парус огня…

И вот – берег! Морские пехотинцы прыгали прямо в воду, мы с трудом выбирались на песок.

Штурм Эльтигена первыми начали воины нашего 4-го стрелкового батальона капитана Жукова, затем в бой вступила вторая рота лейтенанта Туликова, бойцы которой вплавь добрались до берега и уничтожили огневые точки гитлеровцев, захватив небольшой плацдарм в поселке Эльтиген.

Ночь была темная, дождливая. Бой не прекращался – самолеты на бреющем полете бомбили плацдарм, землю перепахивали сотни снарядов. Азарт боя был настолько велик, что даже тяжелораненые, которым я под огнем оказывала медицинскую помощь, ограничивались перевязкой, отказываясь от эвакуации в медсанбат и продолжая сражаться.

Но вот вражеский огонь стал затихать.

В воздухе упорно боролись приторно-сладковатая пороховая вонь и тонкий запах запоздалых осенних цветов, источаемый сеном, на котором лежали раненые, которым я оказывала первую помощь. Тяжелораненого начальника штаба полка санитары подняли на носилки. Хорошо видны были повязки с красными крестами на рукавах – но немцы накрыли всю тройку из минометов.

В наше расположение вышли две женщины – мать и дочь. Худые, измученные, со слезами на глазах, они рассказывали, что в последних числах октября гестаповцы возле крепости Еникале расстреляли свыше четырнадцати тысяч женщин и детей – жителей Новороссийска и Таманского полуострова, отказавшихся следовать в фашистскую неволю. Они рассказали, что в знаменитых катакомбах недалеко от Керчи, в этом огромном подземном городе, спасались от оккупантов тысячи советских людей. Семь месяцев жили несколько тысяч подростков, детей и женщин под землей, без солнца и свежего воздуха. Воду собирали по каплям со стен. Все они умерли от голода – предпочли смерть рабству. У мыса Такел наскочила на мель баржа с советскими девушками. Оккупанты взорвали ее вместе с живым грузом.

Какой-то моряк, выслушав женщин, воскликнул:

– Надо спешить, освобождать наших!

Однако сначала нужно было удержать плацдарм…

Танки, авиацию, дальнобойную артиллерию – всю свою силу обрушили оккупанты на плацдарм. Казалось, было все потеряно, кроме чести. Напряжение боя достигло высшего предела.

Тогда кто-то из комсостава дивизии собрал всех командиров подразделений и повел их в офицерскую контратаку. Шли без шинелей, при всех орденах, во весь рост, не кланяясь ни осколкам, ни пулям.

Чуда не могло быть. И все же…

Тут заработала наша артиллерия с Тамани, которая накрыла врагов огненным валом, и несколько наших штурмовиков с бреющего полета добавили огня.

Удар был неожиданным и стремительным, наши штурмовые группы смяли врага, расчистили путь. В это время в Эльтигене грохотал бой: била артиллерия с Тамани, в проливе наши катера сражались с немецкими десантными баржами.

И враг дрогнул, начал откатываться назад.

Было много раненых. Первую медицинскую помощь приходилось оказывать на поле боя, под пулями и осколками, затем уводить раненых в укрытие.

Почти все нуждались в срочной эвакуации. Мне поручили сопровождать наших раненых.

Совсем стемнело, когда мы погрузили раненых в мотобот. Было холодно, клубился сильный туман, штормило.

Как только вышли в море, попали под обстрел с вражеских кораблей. Море бурлило от взрывов мин и снарядов. И тут в нас попали – раздался взрыв, судно накренилось и стало тонуть. Больше я ничего не помнила…

Госпиталь

Очнулась в плавучем госпитале. Кроме тяжелой контузии заработала двустороннее воспаление легких из-за переохлаждения в воде. На календаре было 9 декабря 1943 года.

Через три недели, опираясь на палку, я уже ходила. Встретилась с ранеными с тонувшего мотобота, которые рассказали, что меня спас морской пехотинец с подошедшего бронекатера. К несчастью, спастись сумели не все…

В медсанбатах и госпиталях врачей и медсестер отличали исключительная порядочность, доброта, самоотдача, искреннее желание быстрее вернуть раненых в строй. Это были истинные исполнители клятвы Гиппократа. Какая глубокая пропасть между ними и современной коммерциализированной медициной!

Опыт врачей и молодость помогли мне сравнительно быстро оправиться от болезни и контузии. После трехмесячного лечения в госпитале и обучения на кратковременных курсах военно-медицинского училища им. Щорса я вернулась на фронт уже лейтенантом медицинской службы.

Неподалеку от госпиталя находилась небольшая церковь, и я решила перед отправкой на фронт получить благословение. Узнав, что я фронтовичка, да еще из госпиталя, батюшка благословил меня, пожелал здоровья и сказал, что всем защитникам Отечества грехи отпускаются.

Весна на Украине

Март 1944 года. 1-й Украинский фронт. Впервые за годы войны я, после лечения в госпитале, рассталась с пехотой и была определена в 9-й истребительно-противотанковый полк, входивший в 3-ю гвардейскую танковую армию под командованием замечательного полководца, генерал-полковника Рыбалко.

Опоясанная окопами и рвами, там, за линией фронта, лежит Украина, поруганная гитлеровцами, истоптанная его сапогами. Моя родная земля…

Мы идем мимо горящих сел, сквозь дожди и туманы, сквозь огонь сражений.

В первое лето войны, уходя на восток, мы думали о том, что скоро пройдем по этим дорогам обратно на запад. Каждый верил: настанет время, соберется могучее красное войско и двинется в бой, сокрушая любые преграды, ломая хребет оккупантам.

И вот – мы идем.

Многодневные ожесточенные бои развернулись в районе Винницкой и Проскуровской группировок. Особенно тяжелые бои шли западнее Проскурова, где войска нашей 3-й гвардейской танковой армии отражали натиск превосходящих сил противника.

В первые часы освобождения города произвели удручающее впечатление. Улицы были полупустыми – фашисты угнали в лагеря и на каторгу значительную часть населения.

Мы видели женщин с расширенными от ужаса глазами, выходивших из тьмы погребов и ям. Видели колодцы, залитые бензином или запакощенные навозом. Солдаты у колодцев осматривались по сторонам, и все чувствовали одно: такого еще на земле не бывало. Пройдут годы, и молодые люди, не повидавшие этого, не смогут поверить, что это было на самом деле. Но это было…

После освобождения городов или сел при политотделах полков и дивизий создавались комиссии с участием местных жителей, составлявших акты бесчисленных и бесчеловечных преступлений фашистов.

Вот у калитки сгоревшего дома старый человек Герасим Гончаров вспоминает, как его пороли немцы. Пороли так, что кожа на спине лопнула, пороли за то, что сын – лейтенант Красной Армии.

В городе Ново-Славянске сгорели тысяча восемьдесят два дома – весь город.

В бараках овощехранилища, сожженных немцами, было убито несчетное множество наших людей. По обезображенной земле бродили группами и поодиночке женщины, откапывали тела родных и близких. Сколько было безысходной тоски в шорохе лопат, осыпающейся земли. Но этого в акт не впишешь…

Женщина копает – здесь расстреляна ее дочь Дуся, которую гнали голую, совсем нагишом. Земля сверху твердая, глубже – рыхлеет. Сейчас она не плачет. Потом, когда найдут ее дочь, покажут, отнесут в сторонку, тогда сядет около тела, будет тихонько отпевать свое горе.

Вспомнился июнь 1941 года, как посреди двора, рядом с развалившейся хатой лежала убитая фашистским стервятником моя дорогая мама.

Как хочется быстрее увидеть родные места! Уже освобожден город Проскуров – наш областной центр. Как там станция Волочисск?

В передышке между боевыми действиями каждый боец с любовью вспоминал уголок, где родился, где провел детство, который не забудешь никогда.

Спускался вечер, зажглись костры. Всюду говор, шум, многоголосье. Выдалась короткая пауза. Собрались бывалые фронтовые солдаты и офицеры.

Были здесь и те, кто первыми рвали укрепления на границе, и те, что шли по лесам, – обгоревшие в лесных пожарах, измученные солнцем и жарой, но бодрые и бесстрашные.

В марте развернулись напряженные бои с окруженной в Тернополе группировкой врага. Долго шли в Тернополе уличные бои, каждый дом был врагом превращен в крепость. И вот – штурм.

Командир танковой роты лейтенант Кошечкин поставил танки в укрытие, а сам, переодевшись в штатское, пробрался к Тернополю и разведал подступы к городу. Отыскав слабо защищенное место в обороне противника, он возглавил ночную атаку, его танки одними из первых ворвались в город. В огневом поединке танкисты подбили три фашистских танка, один сожгли, уничтожили много солдат противника.

О подвиге бесстрашного младшего лейтенанта Танцорова знала вся армия. С группой танков и САУ он ворвался на станцию Збараж и огнем с ходу разбил паровоз и бронеплощадку неприятельского бронепоезда. Захватил склад с горючим, обеспечив танковые подразделения дизельным топливом. Ночью Танцоров пробился на окраину Тернополя. Его самоходка была атакована тремя немецкими танками. Маневрируя между каменными строениями, он подбил все три вражеские машины. Но враг бросал в бой все новые подкрепления, чтобы уничтожить прорвавшихся в город гвардейцев. Бесстрашный командир, отрезанный от товарищей, самоотверженно сражался. Вражеский снаряд поджег его машину. Танцоров был тяжело ранен, но решил, что лучше умереть, чем отступать, и скомандовал механику: «Вперед!» Горящая машина рванула на врага, уничтожая вражеские пушки и пехотинцев. Оказать первую помощь, спасти жизнь отважного командира уже не удалось. Гвардии младшему лейтенанту Танцорову было присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

Сильные удары по окруженному врагу и прорывавшимся извне гитлеровским войскам наносили летчики штурмового авиационного корпуса генерал-майора Кашанина, который отправился на фронт с сыном Аркадием, прозванным Орленком. На 1-м Украинском фронте все знали и восхищались 14-летним Аркадием, который самостоятельно поднялся в воздух на самолете ПО-2. Смелый юноша водил связной самолет, доставляя боевые разведывательные донесения.

Во время боевых действий за освобождение Тернополя особенно запомнился один эпизод. В одном из соединений военный оркестр выдвинулся поближе к переднему краю и укрылся за толстой каменной стеной городского здания. Перед сигналом атаки оркестр заиграл Государственный гимн Советского Союза. Вдохновляющая музыка, переплетаясь с артиллерийской канонадой, поднимала боевой дух войск – даже легкораненые, которым я только что оказывала медицинскую помощь, поравнявшись с оркестром, возвращались в строй и отказывались идти в медсанбат.

В ходе упорных и продолжительных боев 14 апреля 1944 года Тернополь был полностью освобожден.

Галина ОСТАШЕВСКАЯ