Иван Степанович Листовский: байки про уфимцев XIX века. Часть пятая

Григорий Семенович Волконский

Примечание.

Князь, генерал от кавалерии Григорий Семёнович Волконский (1742–1824), был одной из самых ярких личностей своего времени. В 14 лет поступил на военную службу и постоянно находился в действующей армии. В 1803–1817 гг. был назначен Оренбургским военным губернатором. Энергичный и деятельный, несмотря на возраст, много потрудился для нашего края. С инспекционными поездками посетил самые отдаленные места обширнейшей губернии, несколько раз был в Уфе. В 1805 г. в одном из писем дочери писал: "...Довольно хлопот с частью моей Азии: лечебник [рецепт] один – самому за всем смотреть и быть строгу: таковы здесь в губернии люди, особенно в Уфе, нравственности и совести мало". В 1806 г. “за состояние в порядке” Оренбургской губернии награжден высшим орденом России – св. Андрея Первозванного. Отличался некоторыми странностями в духе чудачеств А.В. Суворова, возможной причиной которых было сабельное ранение в голову. В 1817 г. Г.С. Волконский был вызван в Петербург и назначен членом Государственного Совета, на этом посту он скончался, прослужив Отечеству 68 лет. Одним из его сыновей был герой Отечественной войны 1812 г. известный декабрист Сергей Григорьевич Волконский.

Чудачества Волконского, вероятно, были главной темой для обсуждений в уфимском обществе. Так уфимский чиновник М.С. Ребелинский 31 июля 1804 г. записал в своем дневнике:

“Пишут из Оренбурга следующее: “Ежели сведает духовный Синод о чудесах военного губернатора, князя Григория Семеновича Волконскаго, то велит упоместить в число святых в Четь Минеи. Он ходит всегда в худом рубище, в изодранных сапогах, желтые портки и белая байковая фуфайка, оберченная черною тряпицею голова, или носит худой кожаный картуз; иногда в таком странном наряде надевает и ордена. В полдни за городом ложится между навозными кучами спать, а ночью ночлег имеет на валу и всегда сопровождаем бывает мужиками, ребятами и нищими, из коих иным дает деньги, а иным, поднимая с земли – каменья; нередко вынимает из кармана образ и при собрании сей толпы ходя начинает молиться. По ночам иногда приходит в церковь, посылает за плац-майором, комендантом и дежурным священником, потом заставляет служить молебен и по окончании отпускает их обратно. В церковь, во время обедни, нередко приносит свою ризницу и свои образа и потом опять их уносит. Но, при всей своей таковой набожности, превеликий охотник до кумызу и волочиться за женщинами, хотя слишком семьдесят уже ему лет”.

Приемником князя Волконского был граф Сухтелен, человек ума государственного. С живым усердием отнесся он к своим обязанностям, и в короткое свое управление увековечил о себе память в крае. Когда умер он, и в одной из петербургских гостиных шел разговор о том, кем заменить Сухтелена, граф Толь сказал: “Заместить его можно, а заменить нельзя!”.

Заботою Оренбургского военного губернатора Обручева [военный губернатор в 1842–1850 гг.] было водворение между кочующими племенами оседлости… Башкирцы летом откочевывали от зимнего поселения верст за 20–40. На тучных лугах, обилующих ковылем, клевером и другими кормовыми злаками, паслись табуны их лошадей, отличавшихся быстротою и выносливостью. Башкирец не запасал зимнего корма для своих лошадей. По мере того, как на кочевке вытравливалась трава, башкирцы переносили свои коши ближе и ближе к зимнему поселению, возле которого до зимы трава оставалась нетронутою и поедалась зимою лошадьми, которым приходилось усердно работать копытом, чтоб добывать корм из-под глубокого снега. Генерал Обручев, желая положить конец дикой жизни Башкирцев, ввел обязательную запашку. Но тяжело было башкирцу расстаться со своим обычаем проводить лето на кочевке… Мороз начинает уже щемить землю, башкирец продает лошадь и покупает семена. Пора говорит «сыпить зерна¢». И действительно, он их «сыпит». Кое-как его деревянная сошка поцарапает землю, посыпит башкирец на нее зерно, поклюет это зерно птица, а остальное промерзает – не взойдет. И на будущий год хлеба нет, лошадью одной меньше, и опять забота “сыпить зерна” по приказанию начальства. Башкирец, правда, не умел “зерна сыпить”, но его лихие лошади изумляли быстротою бега и выносливостью. Бывало, станция 20–22 версты делается в один час. Когда один мой знакомый Н.А. Галкин, купив под Уфою имение, в первый раз ехал туда, его поразила эта быстрая езда. “Тише!” кричит он ямщику”. “Как тише?”, – отвечает удивленный башкирец, – “Зачем лошадь портить?”.

Когда А.А. Катенин был назначен Оренбургским генерал-губернатором К.С. Безносиков, отчисленный по кавалерии, в чине подполковника поступил к нему в 1857 году чиновником особых поручений, а в следующем году произведен в полковники.

Примечание.

В 1884 г. в “Русском архиве” был напечатан очерк И.С. Листовского “Русский человек. К.С. Безносиков”, который посвящен во многом неоцененному и забытому уже современниками генералу Константину Степановичу Безносикову (1811–1876), деятельно служившему в Сибири, Оренбургской губернии, Туркестане и способствовавшему благоустройству окраин России. К.С. Безносиков, помимо непосредственных служебных обязанностей, по своей инициативе постоянно совершал длительные исследовательские экспедиции, составлял карты, промерял фарватеры рек, разработал первый проект железной дороги от Уфы в Среднюю Азию.

Безносиков обратил внимание на р. Белую, по которой до того времени только весною сплавлялись барки с хлебом, железом и плоты. Сразу определив значение этого водного пути для края, если бы по этой реке было постоянное пароходное движение, и, прельстившись красотою реки и прозрачностью ее воды, Безносиков, недолго думая, проплыл в лодке по всей реке, начиная со Стерлитамака до устья верст 600. Он измерил фарватер и нашел, что от самого г. Уфы река удобна для движения пароходов. Этого, конечно, было недостаточно. Нужно было найти предприимчивого человека, да еще уверить в точности произведенного промера и выгоде предприятия. Безносиков отправился в Петербург и стал убеждать И.Ф. Базилевского купить для этой цели пароход. Базилевский, не думая о выгоде, но по любви к родному городу, где протекла его молодость и началось его обогащение, решился купить пароход и доставить его на Белую. Тогда-то, увидев, что пароход действительно свободно совершает путь от Уфы до Казани и обратно, общество “Самолет” сделало предложение учредить правильное пароходное сообщение по Белой, прося на то привилегию. Но Безносиков всеми силами старался не допустить монополии и убедил Катенина отказать в привилегии. Тогда общество “Самолет” решилось отделить три парохода для Белой, да в самой Уфе образовалось самостоятельное общество Бельского пароходства. И теперь ежедневно в Уфу приходят пароходы. Нечего и говорить, как это оживило город и способствовало его материальному подъему. А многие ли из Уфимских жителей знают, кому они тем обязаны?

…Сколько людей, которыми гордилась бы Европа, незаметно ни для кого, кроме дела, которому они служили, прошли у нас свое поприще почти без огласки, и ни современники, ни потомство не отметят верных слуг России доброй памятью.

(Русский архив. 1882, кн. 1, № 1)

Янина Свице

Часть четвёртая

Часть третья