В 1893 году в “Уфимских губернских ведомостях” краевед А.В. Черников-Анучин опубликовал статью о родоначальнике знаменитого рода уфимских богачей Базилевских, и благодаря его работе известна история возникновения этой фамилии. Протоиерей стерлитамакского собора Фёдор Иванович Базилевский (1757–1848) был сыном священника Зилаирской крепости о. Иоанна Шишкова. В 1793 году дьячок Фёдор Шишков архиепископом Казанским Амвросием (Подобедовым) был рукоположен в диакона к Покровской церкви города Стерлитамака. При этом владыка “приказал новопоставленному диакону писаться, впредь, везде уже не Шишковым, а Базилевским”. Вероятно, фамилия была образована от титула древнегреческих, а затем византийских императоров – базиле́вс. Будущий миллионер-золотопромышленник и самый известный уфимский благотворитель XIX века – Иван Фёдорович Базилевский (1791–1876) являлся одним из первых учеников открытой в Уфе в июне 1800 года Оренбургской духовной семинарии, но свою фамилию он получил не в ней, а от отца, которому она была присвоена при рукоположении.
Тем не менее, можно предположить, что большинство “коренных” уфимских духовных фамилий появились именно в семинарии. Иногда удается проследить процесс их образования. Так, в 1880-х годах в Уфимской епархии служил священник Виктор Евсигнеевич Касимовский, его брат Василий Евсигнеевич (1832–1902) был преподавателем Уфимской духовной семинарии. В ревизских сказках села Касимова Уфимского уезда (находилось на территории современного микрорайона Шакша) сохранились сведения о том, что в 1798 умер дьячок Пётр Федоров. В 1811 году его пятнадцатилетний сын – Евсигней Касимовский обучался в Оренбургской семинарии. Таким образом, Евсигней получил свою фамилию по названию села, где служил отец.
В 1809 году у воспитанников Оренбургской духовной семинарии (напомним, что находилась она в Уфе) были фамилии:
Можно также отметить, что некоторая часть семинаристов, и в самом начале XIX века, носили простые фамилии, образованные от имен. Были, и те, кто сохранил свои старинные родовые. Так, например, Кибардины. Еще в 1730-х годах в дворцовом селе Каракулине (ныне в территории Удмуртии) пономарем был Василий Кибардин. В последующие более чем 200 лет многие Кибардины служили в Оренбургско-Уфимской епархии.
В XIX веке в наш край переводились клирики из европейской части России. Переводились и приносили со своей родины новые духовные фамилии. Первый достаточно полный список Уфимского духовенства (священники, диаконы, псаломщики) был опубликован в Справочной книжке Уфимской губернии за 1882–1883. Среди них, конечно, были: Андреевы, Васильевы, Макаровы; и те, кто носили “не совсем” духовные фамилии: Бабушкин, Кулагин, Полозов, Уваров, Малышев. Но, тем не менее, у большинства священно- и церковнослужителей они были духовными. Приведем некоторые.
В 1830-х годахи в селе Святодухове Бугурусланского уезда Оренбургской губернии пономарем служил мой предок Алексей Федоров («Федоров» было его отчеством, а не фамилией). Село находилось недалеко от Ново-Аксаково – родового имения Сергея Тимофеевича Аксакова. В ревизской сказке села Святодухово за 1834 год было указано, что в период после предыдущей ревизии (после 1816 года) Алексей Федров с семьей переехал из Рязанской губернии, где служил дьячком в селе Рождественском Ряжского уезда. Два его старших сына обучались: первый в семинарии, второй в духовном училище, и имели уже фамилии – Федор Монбланов и Ефграф Монбланов. Моему четырежды прадеду Василию в это время 8 лет, но, впоследствии и у него, священника села Бакалов была фамилия Монбланов.
После того, как в 1830–1840-е годы указами Синода фамильная “безурядица” была прекращена, их доля стала постепенно уменьшаться, но и в первой трети XX века оставалась еще довольно высокой. Так по сведениям из Адрес-календаря Уфимской губернии за 1917 год, более половины священников имели явно духовные фамилии. Кроме тех, что были приведены выше.
Можно задаться вопросом, почему нечто подобного не происходило, например, в среде купечества? Почему дворяне не спешили расставаться с подчас весьма неблагозвучными фамилиями: Дуровы, Свиньины, Куроедовы?
В своих “Мелочах архиерейской жизни” Н.С. Лесков писал об орловских “духовенных” всегда необыкновенно его интересовавших: “они располагали меня к себе … сословной оригинальностию, в которой мне чуялось несравненно более жизни, чем в тех так называемых "хороших манерах", внушением коих томил меня претензионный круг моих орловских родственников”. По всей вероятности, “сословная оригинальность” проистекала из того, что духовенство было самым образованным сословием российского общества.
Если в 1767 году при составлении наказа в Уложенную комиссию более половины уфимских дворян (по незнанию грамоты) не смогли его даже подписать, в семье священников уфимских Ребелинских, уже в середине XVIII века, а возможно и ранее, велась домашняя памятная книга, в которую записывались события, свидетелями которых они были. В дальнейшем несколько Ребелинских вели личные дневники, писали памятные записки и мемуары. Священник Зилаирской крепости Иван Шишков, так как ни духовных училищ, ни семинарии в крае не было, в 1770-х годах смог дать своему сыну только домашнее образование. При этом будущий всеми уважаемый и весьма просвещенный стерлитамакский протоиерей Фёдор Иванович Базилевский обучился: грамоте, счету, Закону Божию, церковному уставу и пению по церковному обиходу.
Самым первым средним учебным заведением обширнейшей Оренбургско-Уфимской губернии была именно Духовная семинария, открытая в Уфе в 1800 году. Первая мужская гимназия начала свою деятельность почти тридцать лет спустя – в 1828.
До 1840-х годов главным предметом в семинариях был латинский язык, который изучался до степени свободного им владения. В средних классах воспитанников обучали сочинять стихи, и произносить речи на латыни. В высших все лекции читались на латинском языке, семинаристы читали античные и западноевропейские богословские и философские труды и сдавали экзамены на латинском языке. В Уфимской семинарии уже в 1807 году были открыты классы медицины и рисования, в 1808 году французского и немецкого языков. С 1840-х годов латынь стала одним из общеобразовательных дисциплин. Кроме богословских и богослужебных предметов в Уфимской семинарии изучались: гражданская и естественная история, археология, логика, психология, поэзия, риторика, физика, медицина, сельское хозяйство, алгебра, геометрия, землемерие, еврейский, греческий, латинский, немецкий, французский, татарский и чувашский языки. Основная часть выпускников становились приходскими священниками, но были и те, кто служил затем в различных светских учреждениях (чиновники, преподаватели). Некоторые семинаристы поступали в высшие духовные и светские учебные заведения – духовные академии, университеты.
В 1897 г. по данным первой всеобщей переписи населения по Уфимской губернии среди дворян и чиновников, грамотных было 56,9%, среди духовенства – 73,4%, городских сословий – 32,7%. Среди дворян и чиновников, получивших образование выше начального, было 18,9%, среди духовенства – 36,8%, городских сословий – 2,75.
Особенно в XIX веке духовенство исправно поставляло интеллигенцию российскому государству, и среди фамилий знаменитых ученых, врачей, педагогов, писателей, художников множество духовных. Далеко не случайно, что воплощением таланта, цивилизованности, оригинальности и общей культуры стал сын соборного протоиерея, булгаковский Филипп Филиппович Преображенский.