Дома меня ждет семья…

Прадед очнулся уже в плену. Их, пленных, погнали на запад. В лагеря. Они шли долго и мучительно под палящим солнцем. Их почти не кормили. Варево из нечищеной свеклы в пилотке было нормой этого похода смерти.

Дошли до деревни, где их поместили в разрушенную церковь. Повсюду грязь и трупы. Умерших складывали в поленницы, зарывали всех в общей могиле и ровняли гусеницами танков. Иногда полуживых тоже закапывали в могилы. Но пленных оставалось все еще много.

Солнце стояло в зените. Идти становилось все тяжелее. В глазах все плыло. Пленные идут по горячей ярко-желтой дороге. Как будто не они идут, а дорога медленно катится… Справа – фриц, слева – фриц. «Движение – это жизнь!», «Только бы не упасть!» – все, о чем мечтают идущие в колонне. Мимо пролетела черная машина. Исчезла она так же моментально, как и появилась. Никто даже не придал этому значения. Просто остался тот же самый цвет, как те черные плывущие тучи, как смерть друзей, как черная земля, усыпанная трупами товарищей. Вдруг колонна остановилась. Может, это перерыв для уставших немцев? А может, наконец-то еда? Прозвучал приказ, он гласил, что нужно отпустить пленных, тех, кто отсюда родом. Нужно лишь доказать, что ты местный. И все, ты свободен, тебе дают шанс. Используй его.

Надежда загорелась в груди моего прадеда. А вдруг он сможет уйти к нашим, выспаться, поесть, помыться и снова вступить в бой с противником. Но что делать? Петр Князев из далекой Башкирии. Никто не может доказать, что он местный. И вот в круговороте эмоций, надежд и страха мой прадед почти падал на землю. На него давило с самой макушки так, что он оседал под грузом пережитого за последнее время. Кто-то дотронулся до плеча Петра Князева. Страх парализовал его. Он тяжело развернулся, медленно, еле-еле. Перед ним стоял его товарищ! Солнце жарило, трава не шумела. Двигался только ярко-желтый песок, каждая песчинка которого причиняла боль глазам. Товарищ прадеда знал эти места и предложил сказать, что его зовут Петро и он из деревни Князенко. Знакомый украинец подтвердил это. Благодаря этому случаю мой прадед вышел из этой колонны, линии страха и ужаса, ведущей прямиком в самое сердце ада…

Солнце садилось. Лес. Нет жизни, нет птиц. Петр и его товарищ идут по зеленой траве, еле шевеля ногами. Не может быть. Они свободны? Колонна была далеко позади. Не было фрицев. Только старые могучие деревья. Тишина. Жара. В этот раз тишина наконец-то не наводила страх. Она успокаивала душу. Но постепенно идти становилось все тяжелее. Они давно ничего не ели. Петр был истощен. Его друг чувствовал себя не лучше. Солнце уже уходило за неровную линию горизонта, как вдруг между двумя деревьями появилась маленькая избушка. Неужели сегодня удача уделила моему прадеду внимание? Да, это была хижина стрелочника. Радость охватила бывших пленников. Безумная радость! Сердце стучало! Но не бред ли это усталых путников? Реальность ли это?

Стрелочник сразу довел их до бани. Их грязную одежду прожарили. Вшей сдирали с них горстями. Прадед и его товарищ не могли мыться, они хотели есть и пить. После полного очищения истощенных мучеников привели в дом. Голод мучил солдат все сильнее и сильнее.

Стол, свет, хлеб, молоко, стрелочник – это все, что можно было различить во мраке летней ночи. Когда еда закончилась, мой прадед лег на кровать. Ему казалось, что он окунулся с головой в море перьев и мягкости. И каждое перо расслабляло Петра своим прикосновением. Он мгновенно уснул. Спал Князев очень крепко…

Солнце слабо освещало избушку. Все тот же стол, кровать, украинец. Ничего не изменилось. Прадед открыл глаза: «Это был не сон». Он приготовился встать, но не смог пошевелиться. Еще одно усилие, второе, третье. Все тщетно. Он попробовал крикнуть. Петр не издал ни звука. Его парализовало. Ужас снова вернулся помучить уже и так истерзанного солдата. Ближайший город – Златополь! Но и он оккупирован фашистами! Друг Князева вынужден был идти дальше к нашим. Прадеда он ждать не мог. Больше Петр не видел своего товарища. Может, он дошел до фронта, вступил снова в ряды бойцов, а может, попал в лапы к зверю, продолжил путь в колоне или был растерзан на месте фашистами.

Солнце приближалось к зениту. Шумела трава. Скрипели деревья. Стрелочник вез Петра в Златополь. И вот город с потоками людей в черно-серых одеяниях со свастикой на рукавах. Князева понесли через все эти угрозы, когда-то сопровождающие его в колонне.

Он очнулся в больнице. С его размещением в лазарете не было вопросов, поскольку он обладал документами об освобождении. В госпитале на самом деле было много русских бойцов, выдававших себя за «местных». Фашисты иногда проверяли больницу. Все больные сразу садились на горшки, вешали таблички «Тиф», «Дизентерия». Из-за брезгливости немцев многие русские выжили. Так и жил Петр в госпитале, замечая много странностей за фрицами. Фашисты убивали евреев. Но, что заметил мой прадед, делали это по времени. Воспринимая все как бы за работу. Если фашисты увидят еврея до 20:00, они его убьют или, что было для них естественно, замучают. После 20:00 евреев звери трогать не будут.

Было ясное зимнее утро. Мороза не было. Деревья были покрыты инеем после небольшого заморозка. Первые лучи солнца, казалось, скользили по твердому снегу. Это был даже лед, вернее, много маленьких осколков льда. Все это сулило дню отличное продолжение. Но вдруг раздались крики, шум, людей выгнали на улицу. «Что же происходит?» – скорее всего, подумали люди, стоявшие внутри этой зимней красоты. Виной этого случая стала пойманная партизанка. Она была красива. В кожаной тужурке, в сапогах, с толстой косой. Она шла гордо к эшафоту. Фашисты повесили на нее табличку «Фрау партизан». Люди смотрели на женщину с восхищением и печалью. Петр не остался равнодушным. Ветер не шумел. Лучи перестали скользить по снегу. В зимней тишине раздался звук выбитой из-под ног деревянной скамеечки.

Прадед чувствовал себя лучше. Он уже мог ходить, разговаривать. Но куда ему идти? У него нет документов, только справка об освобождении. Петра Семёновича оставили работать конюхом и дворником при больнице. Была середина весны, когда произошел еще один страшный случай, о котором я знаю и могу поведать. День был пасмурным. Нельзя было сказать, что он говорил о беде. Здесь часто происходили ужасы. Так и в этот день произошла очередная казнь евреев. Фрицы поймали девочку лет пятнадцати или шестнадцати. Вопрос «Что происходит?» застыл на ее лице. Она не кричала, ей было страшно, ужас проходил сквозь нее! Она не верила, что все это происходит с ней. Мурашки пробежали по ее коже. Девочка не сопротивлялась, это было бесполезно. Не текли слезы. Безнадежность парализовала лицо юной еврейки. Солдаты уже подошли к колодцу… Раздался разрывающей душу отчаянный крик. Затем глухой удар. Фашисты отошли от колодца.

Прадед пролежал в больнице год, еще год он работал конюхом. Так он и жил до 1943 года, пока силы Красной Армии не стали наступать и освобождать свои земли от безжалостных захватчиков.

Наступил пасмурный октябрь. Немцы впопыхах собирались и очень быстро отступали. Красная Армия наступала стремительно, освобождая народы и земли. Но немцы уходили, разрушая и уничтожая все позади себя! Они обложили больницу соломой, нашли и вывели главного врача на тот самый роковой эшафот, где повесили когда-то красивую женщину-партизанку. Этого несчастного врача ждала та же участь. Наша армия подходила все ближе и ближе. Но врача уже не было в живых! Эти нелюди, эти твари успели завершить свое грязное дело, убив доктора, но не успели сжечь больницу. Солдаты Красной Армии дошли до Златополя.

Петр вновь вступил в строй и пошел дальше. Победу он встретил в Праге.

Стоял солнечный летний день. Когда прадеда вывозили с фронта, у него было отличное настроение. Дом, мать, сестры, яблони ждали его. Но в один момент все изменилось. Петру Князеву сообщили, что они проедут мимо и отправятся дальше, в Японию. Пролетали украинские поля. Зелень. Все очень красиво смотрелось на фоне лучей яркого солнца. Петр в спешке писал письмо близким, что его эшелоны промчатся мимо родных мест. Ему повезло, что сообщение дошло до родных. Мать успела на перрон и убедилась, что ее сыночек, ее Петенька жив! Поезд промчался мимо. Они увидели друг друга! Но увидятся ли они вновь? Надежда есть! Князеву предстоял еще один тяжелый путь…

Эпизод в Японии для меня остался во мраке. Знаю я только то, что их отправили туда для стабилизации победы. Единственное, что запомнилось, так это переход через пустыню Гоби.

Снова солнце стояло в зените. Снова сплошной желтый песок. Бойцы Красной Армии двигались через горячую печь под названием пустыня Гоби. Вечное палящее солнце! Вечный песок. Вечное небо. И вечные 40 километров от колодца до колодца. Воды было так мало, что когда люди доходили до спасительного оазиса, то спасающей жидкости хватало только первым, последние вынуждены были идти дальше с сухим горлом! Не было стонов. Чаще были слышны выстрелы пистолетов и глухой звук упавшего тела. Колонна не обращала на это внимания. Людей уничтожали безумие, страх и беспомощность. Черные пятна в глазах. «Движение – это жизнь!», «Только бы не упасть!» – все, о чем мечтают идущие в колонне. Ведь если ты споткнешься или как-то коснешься земли, то больше не встанешь, это будет последнее для тебя падение.

Была надежда на ночь! Ведь ночью можно было волочить за собой шинель и утром собирать с нее капельки росы, после чего выжимать одежду и пить спасительное месиво с песком. А солнце палит и палит. А песок повсюду, он будто сопровождает уставшую колонну солдат. Как будто он шепчет: «Окунись в меня и забудь обо всем! Ты больше не будешь страдать!» Некоторые обезумевшие люди пытались пить мочу. Идти было невыносимо. «Сколько еще до колодца?» – вопрошали идущие. Следы, остававшиеся позади, казались следами смерти, которая идет за ними и ищет самых слабых и обезумевших солдат. Когда же это чертово солнце перестанет палить? Когда же колодец? Эти мысли навязчиво преследовали. На краю от гибели всех и Петра тоже держали только три фразы: «Война окончена! Дома меня ждет семья! И я их не подведу!» И ведь правда: Князев видел свою мать, стоявшую на перроне со слезами на глазах и верящую, что Петенька вернется! Она его ждет! И неужели пустыня их разлучит навсегда? Нет, этому не бывать!

Петр Семенович Князев вернулся домой в 1946 году в звании старшины, он имеет несколько медалей «За отвагу» и высшую солдатскую награду – орден Красной Звезды. Свою историю он рассказал моей бабушке и ее старшей сестре, когда подросла младшая, рассказывать о войне он больше не мог, а, вспоминая те события, просто плакал.