Поэзия на Андриенко-фест в крещенский вечер
Все новости
ПОЭЗИЯ
22 Октября 2024, 15:00

Серафим Введенский: Здесь был Вася. Часть первая

Виталий Щекин

О двойном авторстве. То ли этот Виталий Щёкин, то ли оный Серафим Введенский – автор нижеследующего, меня доподлинно об этом не осведомили, так что я ничего не могу знать заранее. Я только читаю пересланные мне стихи и соображаю по мере их прочтения.

Судя по стилю – оба сразу.

Первый же катрен обнадёжил меня: «семь плюс бог» – подумал я.

Неплохо бы!

Слова первого стихотворения «Проводник с унылой тряпкой» – подвели черту моим сомнениям, и я автора «ШЛО/ЕХАЛО» решил принять. (К сведению.)

Но зачитался, зачитался. Буквально далее по тексту: «мы не знали дней веселых» (!).

Интрига как выпивка и поездка в незнаемое.

Транзитно-поездная поддавальная, тема, однако, с первым, откровенно железнодорожным, стихотворением не закончилась (как бы кто не надеялся). Тут же, в поддержку праздношатающимся под перестуки чугунной необходимости, появляется решительно косеющий СОМЕЛЬЕ.

И, со всеми своими ЗАМАТКАМИ, онпрямиком на Юг! (читай – вторую железнодорожную пиеску).

Пьёт сомелье с кем попало и что придётся (называя всё это радикально не по-русски) – с проводницей, бомжами, колесом – пока не исчезает окончательно прямо вместе буквально с водой (догадываюсь: с железнодорожной). Ну, туда ему и дорога. Цикличность поездки без Христа, изощрённое отсутствие смысла за изысканными сортами вин, объективация (чистая мифичность) всей этой железнодорожной истории – сплошная теософия этикеток, мать её за ногу!

Как тут не пропасть бедному человеку?

Это, конечно, всё ещё Щёкин, а не сам оформитель Введенский.

Но эпопея игрословия, как по Джойсу, без причастия к единственному смыслу бытия-сознания, так сказать, продолжается циклически-бессмысленно-фрагментарно, в любой из фаз теории цикличности Вико и в третьем стихотворении Щёкина тоже:

 

Ведь шаток Мир, как табурет в квартире

и два плюс два, возможно все-таки, четыре,

но с правдой сложно жить.

 

Кажется, что, в лучшем случае, двойной автор всё ещё над нами издевается. Ничего не поделаешь – такова фаза той нашей Кали-Юга, читатель, в которой мы с тобой проживаем, так себе поживая.

Лучше, словом, выпивать, чем воевать.

Стихотворение (№ 3) так прямо и называется: ЧТО Ж (!).

Без сопливых сантиментов-экивоков. Дескать – нечего раздумывать: так надо!

В четвёртом стихотворении сразу даётся (композиционно) неполный список многих однопоколенческих рождений-смертей. И личных благих намерений – целеустремлённостей индивидуумов в разные стороны единой в своей бессмысленности жизни. Короткий список рождений с коротким же, одним на всех, пунктом следования (– с точкой под номером 2022).

 

И список имён без конца и без края

тянется как карамель.

Жизнь об собственную тень спотыкаясь

идёт туда, где в скором сядет на мель.

 

И с этой карамелью, как вы понимаете, не поспоришь.

Но даже и тут, как и далее, В. Щёкин не теряет окончательно надежды с бодростью духа, пусть и с маленькой буквы:

 

Я когда-нибудь геннадий,

легкий флёр тончайших ссадин,

тень от смысла в виде знаний,

в беспорядочном безе.

 

Так гласит пятый непраздный стих. И называется он оптимизоидно-научно: МЕТОД РАСПЛЁСКИВАНИЯ СМЫСЛА.

К шестому тексту реальность смысла, кажется, начинает проявляться, пусть и в детского кошмарика. От которого «папа» (читай сомелье) убегает, впрочем, немедленно в паб. А что делать! Бессмыслицы детский кошмар не слаще и срочно надо запить то и другое.

Решение вопроса – совершенно лаконическое:

 

Я немножечко ослаб –

днём и ночью пап да пап,

пап да пап, всё пап да пап,

папе срочно надо в паб.

 

Ситуация до боли знакомая.

И вот к стихотворению седьмому, к субботе, – происходит, наконец, по-моему, совершенно изумительный, и совсем уже спасительный для нескучного читателя комический гротеск!

 

Ходит няня по субботе

с кружкой спирта и веслом,

и скривив лицо в зевоте,

голосит: «Шаббат шалом!»

 

Кстати и лекарства от этого сплошного (сквозной линией проходящего чрез стихи) интернационально-общественного СОМЕЛЬЕ тут спасительно появляются, пускай это всего лишь только антибиотики. Так на ВСТРЕЧЕ ОДНОКЛАССНИКОВ (текст 8) напиваются все – от учительницы до физрука, включая самые причудливые национальности “ихнего” класса, вот только несколько буквальных строчек в подтверждение:

 

Физрук Валерий Кандыба подгонявший криком «Давай, давай» –

хлебнул через край.

Ильдар, что раньше всех выбыл из игры –

залил шары.

Русский кореец Ким, что ел под вечер руками рис –

до положения риз.

А тот, кто сидел на антибиотиках и записал сей стих –

ушёл на своих двоих...

 

Понятно, что у Щёкина и его жизнеутверждающих персонажей Россия виновата, в ней ведь дважды два – то три, то пять. Так что это не даёт тебе ни жить, ни считать всё самому. Эх, Родина-мама!

 

Все мы живем в чудесном Мире,

в России, в частности, внутри,

где два плюс два всегда четыре,

но как столкнёшься, правда, три.

 

Далее, неукоснительно за бойкой, бесконечной, как тик-так времени суток, попойкой следует робкая надежда на твёрдый всё-таки асфальт жизни. И вот он проступает, сей твёрдый смысл:

 

НА АСФАЛЬТЕ

Нарисован ветхий дом

на асфальте мелом.

………………..

Не осталось ничего,

будто так и было.

Ты живи пока живой, –

вот и всё мерило.

И поэтика Щёкина обретает-таки надщёкинский, буквально, смысл, и счастливый читатель во мне говорит: ах, неужто, наконец, доехали к месту!?

И смысл-то такой милый, понятный! Смысл в том, чтобы просто идти пошагово-вдумчиво, пока твой путь не ещё закончился. И как ведь своеобразно это преподнесено нам с тобой, читатель:

………………………………..

Я иду внутри толпы,

превращаясь в шаг.

Надо мною светит Бог,

радостью дыша.

Я вдыхаю встречный шум,

что повсюду здесь.

Я по улице иду –

и пройду я весь.

 

Ну, и об осе и бедах – а, в сущности, о добросовестности далее стихи:

 

Я закопал в песке осу,

теперь не сплю ночами

и темнота глядит вовсю

печальными очами.

 

И нет на жизнь душевных сил.

Так что ж выходит в сумме:

Я столько бед наворотил,

но жалко лишь осу мне.

 

Тут же и некий гробокопатель и торговец гробами Фарит – напоминание о бренности человеческого существования и о том же самом смысле жизни, скрывающимся до поры в смерти.

Не привожу цитат, весь стих читать.

Предпоследнее стихотворение – ещё раз вскользь о справедливом знаменателе – на всех не угодишь, как о возвращении к собственному месту в жизни, к индивидуации, проходящей через все щёкинские стихи.

 

И, наконец, кода подборки:

 

Данные игры с судьбой имели печальную коду,

для последующего поколения,

наверно, урок.

 

И в этом особенно хочется согласиться со Щёкиным-Введенским как и с преодолением бессмысленности собственной селя ви.

Двойственность авторства обретает консенсус, некую единую, математическую, так сказать, точку текстуального, структурного отсчёта. И таков, может быть, урок, длящегося не всуе личного авторского жизнетворчества.

Так остроумно и благополучно автором Серафимом Введенским изобретён другой автор нового цикла стихотворений Виталий Щёкин, с чем читатель его и поздравляет и благодарит.

Алексей Кривошеев

__________________________ 

Подборка стихотворений «Здесь был Вася»

 

ШЛО/ЕХАЛ

время шло, а поезд ехал

в общем, было не до смеха

я лежал в купе и думал

семь плюс бог какая сумма

 

выходило где-то много

вечность мялась у порога

в животе урчало утро

вечер был намедни мудрым

 

вдруг закончилось начало

и буквально стало мало

три огрызка скромно тлели

свет сочился еле-еле

 

по соседству было что-то

в майке порванной и шортах

поезд весело мотало

за проезд начислим баллы

 

проводник с унылой тряпкой

размышлял в такт о порядке

суетливо квас качался

за окошком ветер гнался

 

вид страдал от перемены

и менялись темы темы

только суть была все та же

небо грязное от сажи

 

так внезапно вечерело

горизонт пространство съело

исчезали в бликах сёла

мы не знали дней веселых

 

ЗАМЕТКИ СОМЕЛЬЕ

Ехал в поезде на юг

с проводницей пил я Krug

витамины ел в драже

запивая Bollinger

 

уходил я под радар

пил с бомжами Ruinart

был сторонник мягких мер

пил на лавке Roederer

 

щеголял в одном трико

попивая Veuve Clicquot

и под вечер в унисон

пил под музыку Lanson

 

изобрел вновь колесо

под Абрау под Дюрсо

вдруг остался без штиблет

откупорив Новый Свет

 

потерял свои следы

только выпил лишь воды

вот такая вот беда

губит всё-таки вода

 

ЧТО Ж

Бежит пространство словно Ниагара

Леса в безмолвии в предчувствие пожара

Колышется листва

Мы в тишину загружены как доки

А ну достань и извлеки свои пороки

затем помножь на два

 

Святой Апполинарий он же Петя

Не ведает пошто нам солнце ярко светит

и призывает дождь

Его жена контужена любовью

В ночи густой текилу заедает солью

и говорит: «ну что ж»

 

А всюду новости как партизаны

из всех щелей ползут, вползая в мозг и раны

и разъедают быт

Апполинарий, тот, что Петя, мыслит

о будущем страны и как компьютер виснет

Листва в окне шуршит

 

Приходит день сухой как в поле сено

и всем мечтаниям дает под дых коленом

и падает в кусты

Wi-Fi дрожит и рябью стелет волны

так мы в своей тоске ущербно бесподобны

ошибочно честны

 

Садись за стол, начнём всю жизнь сначала

Пиши, что мама мыла раму и скучала,

но не смогла домыть.

Ведь шаток Мир, как табурет в квартире

и два плюс два, возможно все-таки, четыре,

но с правдой сложно жить.

 

В колодце телеграмм Апполинарий

питается водой словесных вакханалий

как алой кровью нож.

Его жена в забвении унылом,

помыла раму и опохмелилась пивом

и выдохнула: «что ж…»

 

ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ

…Андрей Горбунков…

Максим Ивантеев…

 

Гриша Крыльев,

когда сидел на стуле от волнения дрыгал ногой;

Одна тысяча девятьсот восемьдесят девятый –

две тысячи двадцать второй.

 

…Стас Иванов…

Евгений Кашин…

 

Степан Никулин,

любил повторять, что счастье не за горами, а за горой;

Одна тысяча девятьсот семьдесят пятый –

две тысячи двадцать второй.

 

…Павел Трусов…

Владислав Третьяков…

 

Валера Яршин,

наконец-то купил себе мотоблок этой зимой;

Одна тысяча девятьсот восемьдесят третий –

две тысячи двадцать второй.

 

…Тимур Дзагоев…

Руслан Астафьев…

 

Джумаев Ильшат,

чуть не умер в детстве поперхнувшись едой;

Одна тысяча девятьсот девяносто третий –

две тысячи двадцать второй.

 

…Александр Цветков…

Глеб Кабанов…

 

Семён Аминев,

мечтал походить с длинной бородой;

Одна тысяча девятьсот девяносто девятый –

две тысячи двадцать второй.

 

…Антон Крылов…

Сергей Рогов…

 

Тяжелый ветер колышет траву и листву.

Горсть земли летит на крышку.

Бесконечный, страшный сон шагающий наяву

держит хрупкий мир подмышкой…

 

…Артур Исаев…

Давид Григорьев…

 

И список имён без конца и без края

тянется как карамель…

Жизнь об собственную тень спотыкаясь

идёт туда, где в скором сядет на мель.

 

…Аркадий Агафонов…

Михаил Петров…

 

Серафим ВВЕДЕНСКИЙ Виталий ЩЁКИН

 

Подготовил Алексей Кривошеев

 

Окончание следует…

Авторы:Серафим ВВЕДЕНСКИЙВиталий ЩЁКИНПодготовил Алексей Кривошеев
Читайте нас: