На поэтическом фестивале «Центр весны» все люди яркие, но эта Марина Герасимова была просто цветовой взрыв и стихи у нее оказались такие же. Не ординарный набор рифм, а звукопись и новые словоформы на стыках смыслов – “чашуйчетокрылые”, “нафигатор”, “спичечная скорлупка”… Это очень высокая эмоциональная причастность, нечто сэлинджеровское, такой «young adult» в стихах. Её строчки не сообщение новой информации, а выражение эмоций, чувств, ощущений, просто поток мыслей, того, о чем подумалось в данный момент.
Но поскольку смочь зафиксировать и придать форму – это значит обработать, развить навыки и поступать сознательно, свойство взрослого. И получается она и на самом деле «молодой взрослый». А ещё она замечательный фотограф. Тоже ловля момента. И снимки её иногда – Вселенная, втиснутая в миг. Зачастую разглядываешь фотографии Марины, и есть над чем подумать – по ним можно эссе давать писать учащимся.
И это ощущение о ней как о творческой личности, чувствительной, эмоциональной, подвижной, но умеющей ставить и выполнять задачи, подтвердилось на следующем фестивале «Мурмураль», уже в Пензе, особенно если посмотреть на фестивальную группу ВК: такой стабильной выкладки материалов, причем оформленных, пока не помню ни у одного сообщества. Я понимаю, что там работает замечательная команда. Но многие видео подписаны – в обработке Марины Герасимовой. Да и сама она все фестивальные дни провела за камерой.
«Я написала мир, но он лагал» – мир Марины Герасимовой, тот, который она делает как работу, не лагает. (От анг. «lag» – отставание, задержка, запаздывание.) Скорее мир лагает, потому что не только она его пишет и создает.
Итак, знакомьтесь – Марина Герасимова (город Пенза) рассказывает о себе:
Родилась в районном центре – городе Каменка Пензенской области. Развлечений там было не так уж и много, поэтому начала рифмовать, примерно тогда же, когда и говорить – до 2 лет. В школе нравились Тютчев, Фет, Лермонтов, пыталась подражать в пейзажной лирике. Потом влюбилась тайно и безответно, начала писать попсу, к счастью – в стол. Хотя слушала высокохудожественные тексты Бориса Гребенщикова, Александра Башлачёва, Егора Летова – они нравились больше, чем стихи из школьной программы. Окончив школу, поступила учиться в Пензу, где одногруппница Анна Коржавина привела в местное лито и познакомила с членом Союза писателей России и отличным редактором Лидией Ивановной Терёхиной. Тут и началась многолетняя работа над текстами, метафорами, образами. Сейчас не стремлюсь к идеальной форме и рифме, следую за музыкой, внутренним чувством ритма. Думаю, это больше психотерапия, чем литература, такое сейчас время и этап жизни. Так же наравне с поэзией с детства увлекаюсь фотографией, нахожу пересечения фотоискусства и поэзии. Раньше более активно участвовала в организации литературных мероприятий. Сейчас состою в литературном клубе «Риф» и в оргкомитете литфестиваля «Мурмураль».
НЕСОГЛАСНЫЕ БУКВЫ
Из цикла
1.
Снишься под утро, как ядерный звездопад,
ты катастрофа, мой персональный ад,
щëку щекой карябаешь, будто рад –
связи нейронные строятся как ублюдки.
Плавишь способность думать, теряю речь.
Но не смогу от страшного уберечь.
Тяжкие глюки на пол с уставших плеч.
Время прощать холодные промежутки.
4.
Нафигатор сказал мне:
«Солнечная система, рукав Ориона...
Дальше – ориентируйся по звëздам и ситуации,
сердцем лови и слушай любые станции,
заглядывай в подворотни,
в души разбитым окнам.
На заборах читай ответы
на незаданные программы».
Почему эти люди, которые храмы,
на другом берегу?
6.
Проклятие –
это бессмертие –
условное настоящее
с возможностью перемотки.
Каждый твой шаг записывается на плëнку.
Каждый мой сон – революция, перестройка.
Гнев, отрицание, торг, депрессия...
И жили они недолго, но весело
за колючей проволокой.
12.
Как долго ещё будет больно?
Я лежу на земле и коленки в хлам.
В области сердца мокнет рубаха.
Нет ничего – ни любви, ни страха,
просто разбита напополам.
Мне не подняться, давай, уходи,
я не в ладах с головой и законом,
сделаем вид, что с тобой не знакомы?
Ждёшь от меня ли чего-то?
Господи!
Кто-то уходит, а я остаюсь
и повторяю в бреду наизусть,
только слова потеряли силу.
Прости, помилуй!
Я упала, мне трудно.
Из кармана нагрудного
достаю разбитое яблоко.
Оно обжигает ладонь.
13.
Сядь и смотри –
вот у меня внутри
винтики, бинтики,
скучные схемы…
Подключен провод
к музыке сфер –
я слегка неисправный робот.
Это, наверное, очень весомый повод
от таких вот как ты
убегать за кусты,
яростно протестуя,
жизнь органическую не трогать –
взрослую,
липкую,
бытовую.
Не та
Да, я не та, кто
остановит поезд своим телом,
остановит грохот состава
своим сердцем.
Я стою и смотрю, как громадина
проносится в нескольких сантиметрах,
и дробинки гравия бьют мои икры.
Нет, я не та – иная.
И только стою
перед воротами рая,
заваренными наглухо,
завинченными болтами.
О пустяках болтаю
(только бы не спалиться,
не ляпнуть лишнего,
не дать слабину).
Все якоря – ко дну, и я утону –
какие глаза в полмира,
я в них
такая невзрачная и незрячая, маленькая,
с гулькин нос, с булавочную головку,
со спичечную скорлупку.
Джек, не умирай,
садись в эту шлюпку
а я продолжу взламывать
ржавый кодовый замок в рай.
И ведь угораздило
в самом центре этого мира
не наступить на мину,
не провалиться в кроличий люк,
но встретить тебя,
не успев раствориться,
стать частью ландшафта,
коричневым грунтом,
собакой сутулой,
бомжихой с тележкой,
лохматым подростком,
одеждой в витрине –
и дальше по списку,
и дальше, и дальше,
но я не успела,
и вот я песчинка
в руках божества,
стою и теряю
слова.
Ты – пограничник своей боли.
Ходи по кафелинам, не наступай на стыки,
иначе провалишься и сгоришь,
а возрождаться влом.
Не вороши чужой муравейник
ни палочкой, ни иголкой,
иначе оттуда повалятся осы
и задавать вопросы
неудобные будут –
на них не заснёшь.
Хорони чашуйчатокрылых
где-то там, за домом,
куда не выходят окна.
Иначе увидит мама и будет
провожать их полёт
стаканами слëз.
Посылай свою тонкую тень
лесом,
витражами из винных осколков
и цветами подножными –
одуванчиками и репьями,
потому что другого не надо,
не надо
тем более роз
из дëти фри за углом.
transcendence
Я разрешу
тебя,
как белый шум
в моей башке,
как быструю лапшу.
Давиться щастьем,
писать кипятком.
Но всё потом,
когда-нибудь потом.
Вот чёрный снег
и чëртова сирень.
Вернись-умчи
меня, лесной олень
в страну, где я
читаю по слогам.
Я написала мир,
но он лагал.
Все дружбы-жвачки
кончились войной,
любовь –
непроходимою стеной,
качели
улетели
прямо в ад.
Давай отформатируем назад.
Как ни крути,
из палок и говна
хорошие не слепишь времена.
За мокрой шерстью
спрятана луна
под белый шум
белейшего вина.
Отмена
всегда трезвые грузчики
бесплатно и профессионально
отымеют твой мозг и вынесут на помойку
в смешанные отходы.
принимай своë тело голым и безголовым.
ошалелые окна с видом на город и звëзды
из тебя выходят, разбиваются об асфальт
на острые брызги света и смеха.
ты ли из девочек чарли менсона,
готовая танцевать на убитых телах
за любовь и свободу?
сломано всё – и стоишь на руинах себя,
укрывая чернилами переменные имена.
эй, парень, осторожно, не наступи –
здесь лежали её мозги
среди окурков и смятых банок –
не может взлететь вертолёт подранок.
больше не веришь и презираешь,
и закрываешь настежь все окна –
чернильные дыры в душе.
отмена-отмена-отмена –
удаление сектора памяти –
не грузи –
ничего не нужно уже
выносить.
Орфография и синтаксис авторские