Ядерный звездопад Марины Герасимовой

На поэтическом фестивале «Центр весны» все люди яркие, но эта Марина Герасимова была просто цветовой взрыв и стихи у нее оказались такие же. Не ординарный набор рифм, а звукопись и новые словоформы на стыках смыслов – “чашуйчетокрылые”, “нафигатор”, “спичечная скорлупка”… Это очень высокая эмоциональная причастность, нечто сэлинджеровское, такой «young adult» в стихах. Её строчки не сообщение новой информации, а выражение эмоций, чувств, ощущений, просто поток мыслей, того, о чем подумалось в данный момент.

Но поскольку смочь зафиксировать и придать форму – это значит обработать, развить навыки и поступать сознательно, свойство взрослого. И получается она и на самом деле «молодой взрослый». А ещё она замечательный фотограф. Тоже ловля момента. И снимки её иногда – Вселенная, втиснутая в миг. Зачастую разглядываешь фотографии Марины, и есть над чем подумать – по ним можно эссе давать писать учащимся.

И это ощущение о ней как о творческой личности, чувствительной, эмоциональной, подвижной, но умеющей ставить и выполнять задачи, подтвердилось на следующем фестивале «Мурмураль», уже в Пензе, особенно если посмотреть на фестивальную группу ВК: такой стабильной выкладки материалов, причем оформленных, пока не помню ни у одного сообщества. Я понимаю, что там работает замечательная команда. Но многие видео подписаны – в обработке Марины Герасимовой. Да и сама она все фестивальные дни провела за камерой.

«Я написала мир, но он лагал» – мир Марины Герасимовой, тот, который она делает как работу, не лагает. (От анг. «lag» – отставание, задержка, запаздывание.) Скорее мир лагает, потому что не только она его пишет и создает.

Итак, знакомьтесь – Марина Герасимова (город Пенза) рассказывает о себе:

Родилась в районном центре – городе Каменка Пензенской области. Развлечений там было не так уж и много, поэтому начала рифмовать, примерно тогда же, когда и говорить – до 2 лет. В школе нравились Тютчев, Фет, Лермонтов, пыталась подражать в пейзажной лирике. Потом влюбилась тайно и безответно, начала писать попсу, к счастью – в стол. Хотя слушала высокохудожественные тексты Бориса Гребенщикова, Александра Башлачёва, Егора Летова – они нравились больше, чем стихи из школьной программы. Окончив школу, поступила учиться в Пензу, где одногруппница Анна Коржавина привела в местное лито и познакомила с членом Союза писателей России и отличным редактором Лидией Ивановной Терёхиной. Тут и началась многолетняя работа над текстами, метафорами, образами. Сейчас не стремлюсь к идеальной форме и рифме, следую за музыкой, внутренним чувством ритма. Думаю, это больше психотерапия, чем литература, такое сейчас время и этап жизни. Так же наравне с поэзией с детства увлекаюсь фотографией, нахожу пересечения фотоискусства и поэзии. Раньше более активно участвовала в организации литературных мероприятий. Сейчас состою в литературном клубе «Риф» и в оргкомитете литфестиваля «Мурмураль».

НЕСОГЛАСНЫЕ БУКВЫ

 

Из цикла

1.

Снишься под утро, как ядерный звездопад,

ты катастрофа, мой персональный ад,

щëку щекой карябаешь, будто рад –

связи нейронные строятся как ублюдки.

Плавишь способность думать, теряю речь.

Но не смогу от страшного уберечь.

Тяжкие глюки на пол с уставших плеч.

Время прощать холодные промежутки.

 

4.

Нафигатор сказал мне:

«Солнечная система, рукав Ориона...

Дальше – ориентируйся по звëздам и ситуации,

сердцем лови и слушай любые станции,

заглядывай в подворотни,

в души разбитым окнам.

На заборах читай ответы

на незаданные программы».

Почему эти люди, которые храмы,

на другом берегу?

 

6.

Проклятие –

это бессмертие –

условное настоящее

с возможностью перемотки.

Каждый твой шаг записывается на плëнку.

Каждый мой сон – революция, перестройка.

Гнев, отрицание, торг, депрессия...

И жили они недолго, но весело

за колючей проволокой.

 

12.

Как долго ещё будет больно?

Я лежу на земле и коленки в хлам.

В области сердца мокнет рубаха.

Нет ничего – ни любви, ни страха,

просто разбита напополам.

Мне не подняться, давай, уходи,

я не в ладах с головой и законом,

сделаем вид, что с тобой не знакомы?

Ждёшь от меня ли чего-то?

Господи!

Кто-то уходит, а я остаюсь

и повторяю в бреду наизусть,

только слова потеряли силу.

Прости, помилуй!

Я упала, мне трудно.

Из кармана нагрудного

достаю разбитое яблоко.

Оно обжигает ладонь.

 

13.

Сядь и смотри –

вот у меня внутри

винтики, бинтики,

скучные схемы…

Подключен провод

к музыке сфер –

я слегка неисправный робот.

Это, наверное, очень весомый повод

от таких вот как ты

убегать за кусты,

яростно протестуя,

жизнь органическую не трогать –

взрослую,

           липкую,

                 бытовую.

Не та

Да, я не та, кто

остановит поезд своим телом,

остановит грохот состава

своим сердцем.

Я стою и смотрю, как громадина

проносится в нескольких сантиметрах,

и дробинки гравия бьют мои икры.

Нет, я не та – иная.

 

И только стою

перед воротами рая,

заваренными наглухо,

завинченными болтами.

О пустяках болтаю

(только бы не спалиться,

не ляпнуть лишнего,

не дать слабину).

Все якоря – ко дну, и я утону –

какие глаза в полмира,

я в них

такая невзрачная и незрячая, маленькая,

с гулькин нос, с булавочную головку,

со спичечную скорлупку.

Джек, не умирай,

садись в эту шлюпку

а я продолжу взламывать

ржавый кодовый замок в рай.

 

И ведь угораздило

в самом центре этого мира

не наступить на мину,

не провалиться в кроличий люк,

но встретить тебя,

не успев раствориться,

стать частью ландшафта,

коричневым грунтом,

собакой сутулой,

бомжихой с тележкой,

лохматым подростком,

одеждой в витрине –

и дальше по списку,

и дальше, и дальше,

но я не успела,

и вот я песчинка

в руках божества,

стою и теряю

слова.

 ***

Ты – пограничник своей боли.

Ходи по кафелинам, не наступай на стыки,

иначе провалишься и сгоришь,

а возрождаться влом.

 

Не вороши чужой муравейник

ни палочкой, ни иголкой,

иначе оттуда повалятся осы

и задавать вопросы

неудобные будут –

на них не заснёшь.

 

Хорони чашуйчатокрылых

где-то там, за домом,

куда не выходят окна.

Иначе увидит мама и будет

провожать их полёт

стаканами слëз.

 

Посылай свою тонкую тень

лесом,

витражами из винных осколков

и цветами подножными –

одуванчиками и репьями,

потому что другого не надо,

не надо

тем более роз

из дëти фри за углом.

 

transcendence

Я разрешу

тебя,

как белый шум

в моей башке,

как быструю лапшу.

Давиться щастьем,

писать кипятком.

Но всё потом,

когда-нибудь потом.

 

Вот чёрный снег

и чëртова сирень.

Вернись-умчи

меня, лесной олень

в страну, где я

читаю по слогам.

Я написала мир,

но он лагал.

 

Все дружбы-жвачки

кончились войной,

любовь –

непроходимою стеной,

качели

улетели

прямо в ад.

Давай отформатируем назад.

 

Как ни крути,

из палок и говна

хорошие не слепишь времена.

За мокрой шерстью

спрятана луна

под белый шум

белейшего вина.

 

Отмена

всегда трезвые грузчики

бесплатно и профессионально

отымеют твой мозг и вынесут на помойку

в смешанные отходы.

принимай своë тело голым и безголовым.

ошалелые окна с видом на город и звëзды

из тебя выходят, разбиваются об асфальт

на острые брызги света и смеха.

 

ты ли из девочек чарли менсона,

готовая танцевать на убитых телах

за любовь и свободу?

сломано всё – и стоишь на руинах себя,

укрывая чернилами переменные имена.

 

эй, парень, осторожно, не наступи –

здесь лежали её мозги

среди окурков и смятых банок –

не может взлететь вертолёт подранок.

 

больше не веришь и презираешь,

и закрываешь настежь все окна –

чернильные дыры в душе.

отмена-отмена-отмена –

удаление сектора памяти –

не грузи –

ничего не нужно уже

выносить.

 

Орфография и синтаксис авторские