Я выйду в поле, чтоб комбайном стать. Часть третья

Михаил Гундарин

 

* * *

Мне осени этой не жалко,

Пускай рассыпается в прах

Клинком никудышной закалки,

Стаканом в дрожащих руках,

Звездой под тяжёлым ботинком.

Кварталом, сожжённым в ночи:

Скорее разбейте пластинку,

Пусть музыка замолчит!

 

Владимир Буев

 

* * *

Ни осень жалеть не прислало.

Ни лето, ни даже весну.

И – надо ж случиться! – совпало:

Не стоит жалеть пацану

И зиму, коль в пальцах стакана

Со звездами яркими нет.

Ботинок тяжёл хулигана

С пластинкою тет-а-тет.

 

Михаил Гундарин

 

* * *

Пузырёв почти что поседел,

как проведал, что его душа,

не спросясь, сгоняла под обстрел,

утром воротилась не спеша.

 

Он грустит за кухонным столом,

будто бы на медленном огне.

В мыслях то сиянье, то облом,

а душа мурлычет в стороне:

 

«Если этой ночью звездопад

просвистел на уровне виска,

значит, ты ни в чём не виноват…

или чья-то дрогнула рука».

 

Владимир Буев

 

* * *

Пузырёв мечтал героем стать

(или за него мечтал другой):

дескать, выйдет в поле защищать

Родину и стих прочтёт там свой.

 

Впрочем, нет, не в поле. Просто в зал,

где солдат нагонят целый полк.

Стих придумал, публики взалкал,

словно боевой голодный волк.

 

Вот прочтёт он в зале свой стишок –

воодушевит на смерть ребят.

Долг исполнен. В тыл теперь рывок –

пули в тыл, авось, не долетят.

 

Михаил Гундарин

 

Луна

Отрубили ей голову,

А потом говорят:

«Стало ясно, что олово».

Повернули назад.

Им всё чудится золото,

Всё зовёт серебро,

Из кошёлки распоротой

Выпадает зеро.

Нам достаточно малого:

Оловянной луны

Бледно-жёлтого, алого,

Затопившего сны.

 

Владимир Буев

 

* * *

Коль зеро водкой залиты,

ой, залиты глаза,

то меня вы похвалите,

что сдают тормоза.

Цвет и образ – то золото,

то рябит серебром.

Слов немало намолото,

Но без меди орлом.

Решка медная лишняя

Тоже будет в мошне.

Олово – никудышное.

Медь, пожалуй, вдвойне.

 

Михаил Гундарин

 

* * *

Собирался домой.

Но пришёл приказ –

и развеян пепел над чистым полем.

А теперь, невидимый, среди нас

он сидит и, кажется, всем доволен.

Крепок, будто бы новенький карандаш,

только слабо помнит

про то, что было.

Вроде шёл пешком на восьмой этаж,

Опираясь на вычурные перила,

Но куда пришёл, как нашёл ключи,

отчего наши лица ему знакомы –

не поймёт никак. Мы пока молчим.

Он хотел домой – и теперь он дома.

 

Владимир Буев

 

* * *

Вот куда ни пойду –

свыше враз приказ:

мол, не смей туда, а ступай подальше.

И теперь иду – мне не в первый раз

исполнять приказ, как овца, без фальши.

Хоть на небо, хоть в землю готов уйти,

только крылья б дали

с лопатой вкупе.

Тормозят там и сям на полпути,

И толку бесконечно я воду в ступе.

То меж небом болтаюсь я и землёй,

то как в проруби смертный или… льдина.

Всё ищу и ищу, ибо по прямой

не найти госпожу иль господина.

 

Михаил Гундарин

 

* * *

В одном из городов,

охваченных огнём,

назначь свиданье мне,

но сон прервётся жёстко

внезапным, как патруль

бесцеремонным днём,

пускающим в твой мир

не дальше перекрёстка.

 

А за спиною дня

по взорванным мостам

течёт, пыла, ночь

под рухнувшие своды.

Всё гибелью грозит,

но мы бессмертны там,

где воздух полон искр,

победы и свободы.

 

Победа – это дождь

из огненных камней,

горячая роса

полночного эфира,

сияющая смесь…

Давай намажем ей

стареющую плоть

обыденного мира!

 

Владимир Буев

 

* * *

Когда горит изба

и город весь в огне,

сходи туда сама

ты, баба, поначалу.

Потом зови меня.

Готов свершить турне,

коль это только сон,

поближе к пьедесталу.

 

Я за твоей спиной…

(пардон… спиною дня)

как ночью, так и днём

по подворотням смело

сгоревшим поброжу.

Коль больше нет огня,

Свободою дышу.

Я рад, что тело цело.

 

Я победил огонь –

Я на него наслал

благословенный дождь

(не золотой, но тёплый).

Иди ж скорей ко мне,

пусть плотью я устал

и старым стал слегка.

…Зачем же бить оглоблей?!

Окончание следует…