Как можно расстаться с единственным другом!?

Галина Скударева – поэтесса, участница конкурса «Десять стихотворений месяца», который ежемесячно проводит литературный сайт «Истоки» (электронная газета) и заслуженный обладатель второго почётного места в одном из недавних же конкурсов. Повторяю, заслуженный, действительно заслуживший (а не выдвинутый иной литературной группировкой), поскольку все – и судьи и авторы-участники у нас в конкурсе – иногородние, а оценки прочтений участников конкурса членами жюри и непредвзяты, и не сговорчивы между собой, хотя в отдельности, быть может, неизбежно-субъективны.

В настоящую подборку вошли наиболее удачные стихотворения автора, им же самим отобранные. В деле поэзии что-то советовать трудно. Поэт сам избирает темы для своих стихов, манеру письма, поэтику в целом.

 

Несколько слов об информационных кучках современности, о поэзии вообще и о стихотворениях Галины Скударевой

1

Замечательная поэзия Галины Скударевой достаточно консервативна и как бы стеснена в новых средствах выражения. Она, поэтика её творчества, передаёт в основном и большей частью уже существующие поэтические формы. Наполняя их при этом собственным, искренним и напряжённым (в лучших стихах) неподдельным личностным переживанием. Но не создаёт при этом новых форм для возникновения и передачи новых – глубоких (или не слишком) – чувств, переживаний, или художественных мыслей. Консервативной по преимуществу поэзии не достаёт важных смысловых сдвигов в значениях как бы естественной, хотя уже стихотворной, казалось бы, речи. Не хватает как бы искусственного элемента для создания языка искусной, поэтически преобразованной до самых своих корней словесности. Я хочу сказать, что в целом поэтика Галины Скударевой узнаваема и только. Что, бесспорно, делает её по-своему же и прекрасной.

 

2

Напомним, однако, что так называемые «мыслящие интеллектуальные объекты» характеризуются не только памятью и передачей уже существующей информации, но и созданием информации новой.

Загвоздка для подлинной поэзии вообще и для стихов Галины Скударевой – именно третий из названных характерный признак. Задача ведь не просто создать новую строку, но сделать это так, чтобы подобно огниву, кресалу, любому современному электронному механизму, новация поэтическая обращалась бы прямо всё в то же самое сердце подлинной поэзии, её рыцарственных слуг и высоких поклонников и знатоков, а не просто была новой строкой и только.

Любая мусорная (информационная в частности) куча может претендовать на такую «новость», обнаружься в ней какой-нибудь, не бывший ранее кучным, новый гнилой продукт. Хотя и такую кучу можно уложить в таблицу Менделеева. Но поэзия не информационная куча, и новая Поэзия – всё та же Занебесная Гармония. А поэтическая новация – сама значима, заметна и ценна только на фоне всё той же вечной, порождающей новые смыслы Традиции. Диалектика простого и сложного не чужда и глубинной Гармонии поэтического духа, творящего новые поэтические миры или удивительные стили. Любое «уродство» или «извращение», вольное или невольное, охватывается новой поэзией, просветляется и гармонизируется ей. В этом есть поэтическое, неподдельное величие авторского глубоко личностного Стиля. Поэтому говоря о «мыслящих объектах», мы говорим на интеллектуальном языке науки и логики, чтобы быть понятыми всеми.

 

3

Возможно, выбор консервативной по существу поэтики – сознательный выбор Галины Скударевой, и он заслуживает уважения на фоне крайнего, рационализированного (в искусственную корягу, метафора) постмодерна. Хотя это те же самые две крайности: излишне охранительный консерватизм и искусственно облитературенный, родства не помнящий наукообразный информационно инфицированный, забывший (или никогда не знавший) Гармонию постмодернизм.

Поэтесса Галина Скударева пользуется естественными, распространёнными как бы от века, и нам завещанными как бы вместе с истинной религиозной верой литературными сравнениями, словосочетаниями. И вот «звёзды» у неё догорают естественно «костром» и некоторые прочие прелести консервативной поэзии как бы «а ля рюсс».

Но творчество и религиозная праведность отнюдь не одно и то же (читай Н. Бердяева, «Оправдание творчества»). Следует сказать парадоксальнее: оправдание творчества как такового допускает максимум личной свободы для поэта, если он поэт, а не просто модная модель или вдруг почему-то скачущий манекен для костюмов от Гуччи. Тайная, личная, внутренняя свобода (чтобы не сказать абсолютная пустота) завещана нам поэтическим Гением Пушкина – этим Протеем русской поэзии, вечно изменчивой и неизменно великой в самых малых даже своих проявлениях, как танец воздуха и огня, духа и первоматерии, блеска и света с тьмой. Этим поэзия отличается от аскезы или религиозной святости (не противореча ей однако в глубокой своей – Гармонической сущности). Поэзия не догматически гомогенна, но гетерогенна по своей творческой природе. Она имеет дело не только со светом и готовым смыслом, но также неизбежно её столкновение с тьмой. Грубо говоря, цель стихотворчества – не отразить искусственный, готовый свет, но просветить Гармонией тьму невежества и небытия, не страшась при этом замарать своих белых одежд. В этом парадоксия, трудность и, если угодно, подвиг стихотворчества. Подвиг подобный аскезе святого, но только на свой особый лад. Это, конечно, звучит слишком пафосно. Скажем так. Просто изумительная бабочка, порхая, садится на цветок. А лирик, посылая в продовольственный баснописца, воспевает дивный полёт шалуньи-стрекозы.

 

4

«Звание» «русский поэт» (вообще имя Поэт, как Дух или Гений) – высокое, а не консервативное. Человек и поэт в нём – отнюдь не одно и то же. Человек скучает, а поэт в этот миг трудится. Он – герой труда даже во сне. Это не шутка. Во сне он двигает небесные тела и размечает новые орбиты, пребывая в духе. Если человек – поэт, а не одно название. (Вспомним актуальный сегодня средневековый спор «номиналистов» с «реалистами»). Также и наоборот, иной человек может со всех рук и ног суетиться, трудясь, и при этом вовсе не быть ни разу поэтом. То есть – творцом новых миров.

Традиция не консервировать только, но и ломать традицию, разрушать традицию – не самоцель, но творческий процесс открытия (если не откровения) изначальной, символической, природы поэтического слова. Нового, но онтологического (бытийного, не симулятивного) Слова – словосочетания. И тут в ход могут идти и частушка, и верлибр, и сонет, и изысканные рифмы или отвратительный намёк на них. Только в такой спевке или вечной плавке в сознании поэта сегодня и возможна новая форма-содержание. Всё остальное – окаменевшая пена дня или, как уже сказано, простая передача информации в стихах.

 

5

Галина Скударева – поэт требовательный к себе. Ищущий, обращающийся и к духовным, религиозным источникам и к серьёзной литературе, к поэтическим образцам. Даже к словарю Квятковского. Это – залог правильного творческого, духовного питания. Но продвинутый читатель не может одновременно не почувствовать в её замечательных стихотворениях некоторой сковывающей, идущей как бы изнутри, но внешними обстоятельствами обусловленной. Запретительно-консервативными наложениями, какими-то аннексиями и контрибуциями.

«Несвобода» такая – является и научной (Закон необходимого следования) и магической одновременно. Это автоматическое (вне христианское), не просветляющее (вне гармоническое) и не освобождающее (сковывающее) мировую душу изнутри действо общеприродного материального плана.

И его, автоматическое действо, не следует путать с христианскими догматами истинной религиозной, освобождающей от материальной косности, веры. Но часто в родовом и массовом сознании человека именно это происходит. Магическое закабаление души происходит внутри самой индивидуальной души, в её недоверии к своему личностно-божественному началу. Началу индивидуально-духовному, универсальному, без которого поэзия – массовая, роевая – лишена «архимедова рычага», соединяющего индивидуальное и родовое начала в творческом современном самосознании поэта-имярека. Говоря современный, я имею в виду, всю целиком – нашу Христианскую эру, в которой мы живём не одним сегодняшним днём, разумеется. И тем более не только на земле и в миру. Это – пределы бесконечной Вечности, изначальной Чистоты духа. Это исполняемый нами (творцами современной цивилизации) и растущий в своей полноте эон, который неизбежно должен перерасти и раствориться целиком в Любви божественной, в Духе Святом.

Начало личностное – не застывшее родовое или индивидуальное начало, но – расширяющееся и возвышающееся над самим собой начало вечной жизни. Превалирующее над родом или индивидом, существующими на поверхности жизни, как бы являющейся тоже современной. Поверхность сугубо материально-земная – суть такой замкнутый на себе самом круг массового сознания, существующий по типу «тили-вили – трали-вали / мы пришли на фестивали». Удивляющий разве что своей неутомимой способностью калькировать коллективное бессознательное в каких-то остывших постинформационных мельтешащих и как бы внешне изменчивых форматах. Некий рационализированный небытийный мусор в одной на всех большой голове «современника», которым мы все являемся в разной мере. Что отталкивающе напоминает любителю подлинной поэзии негетерогенное размножение допотопных глистов, ценных самих по себе, но не как вдохновенное стихотворчество или самоценное стихотворение.

 

6

Выше я говорил не о Галине Скударевой в частности, а о самодовольстве всегда моложавого упрямого дилетантства в целом.

Повторюсь, подлинная поэзия – суть переплавка своего творческого я, письмо как бы от себя к Себе (или наоборот), бесконечная трансформация от стиха к стиху и передача того, что ещё не успело застыть в эфире. Ибо «Прекрасное – трудно», как завещали братья Гримм с Гофманом – «серапионовым братьям» Петербурга начала прошлого века.

Поэтому приглашаю читателя и любителя поэзии русской просто насладиться стихами Галины Скударевой, учитывая нарастающие возможности роста, неизбежного в творческом процессе вообще и нашего автора в частности.

Алексей Кривошеев

 

Как можно расстаться с единственным другом!?

 

Ангел

Ангел светлый сидел у порога,

Был он робок – совсем недотрога

А из глаз его – слёзы катились,

В лунном свете они серебрились.

 

Он шептал: «Что на свете творится

Скоро-скоро младенцу родиться,

Чтоб избавить всех нас от проклятья,

Предстоит ему боль и распятье».

 

И рыдала над ангелом вьюга,

И стонала от боли округа.

Ну, а в доме том – жил человечек,

Думал он, что покаяться не в чем.

 

Шуберт

Мучительным грёзам любви нет предела.

Зачем это платье сегодня надела?

И в комнате сумрак, и душно весь вечер:

Чадят на подсвечнике сальные свечи.

Дрожит, извивается тонкое пламя...

Лишь нежные звуки сейчас между нами…

Я знаю: те ноты легки, как признанье,

В них счастье любви и вся мудрость страданья.

 

Мои феврали

А мои феврали льют вечернюю тихую грусть,

Белоснежным бинтом укрывают душевные раны.

Одиночества книгу давно я учу наизусть:

Время диких ветров и метелей не кажется странным.

Этот белый простор! Посмотри – все цвета в нём сошлись!

Облака в вышине – словно крылья невиданной птицы.

На февральском ветру всё яснее, тревожнее мысль;

Написать вам сонет, только год уж не смею решиться.

Что поведаю в нём? – что жива, что тоску не избыть,

Что дрожит тишина, разбиваясь на сотни мгновений,

Что устала страдать, что не знала, как больно – любить?

Но как трудно вместить это всё в строки стихотворений!

 

Верба

Взгляни: ещё снега кругом;

Едва на миг проглянет солнце,

Своею ласкою коснётся

Согнутой вербы за окном.

 

А та – притихшая стоит

И терпеливо ждёт чего-то

Так, будто трудная работа

Ей очень скоро предстоит.

 

И, словно бы дала зарок,

Стоять, прислушиваясь точно,

И ждать, когда же лопнет почка,

Пушистый выбросив комок.

 

Я верю: вербе хватит сил,

Она своей достигнет цели:

Почти изжиты все метели,

Ветров ослаблен страстный пыл.

 

Ей будет радостно отдать

Комочки трепетные эти,

Чтобы несли их в храмы дети

Грядущего Христа встречать!

 

Крапива

Бросил крапивное семя

Тайно в сосновом лесу.

Это позорное бремя

С кротким терпеньем несу.

 

Утром пройду по деревне,

Днём ли – все сплетни несут:

«Кто обрюхатил? Не первый ль

Бабник, пропойца и шут?»

 

Что им ответить? Не знаю.

В злые глаза не смотрю.

Сына родить ожидаю

На божий свет к январю.

 

Холодны тёмные ночи…

Греюсь надеждой, любя,

Той, что родившись, сыночек

Будет похож на тебя.

 

*  *  *

Весенняя любовь, как дикий мёд:

Сладка, но всё же и горчит немного;

Ведь в ней надежда смешана с тревогой:

И вдруг всё это, словно сон, пройдёт!?

 

И вновь несносны станут вечера

Пустые, как альбомные страницы...

Зачем, скажи, тогда нам пели птицы

И улыбался мир ещё вчера?

 

А в палисаднике вовсю сирень цветёт

И наполняет воздух ароматом,

И соловей, что помнишь, нам когда-то

Так души волновал, – опять поёт.

 

И я с надеждой жду тот дивный миг,

Что станет в жизни мне всего дороже,

Ведь счастье я узнаю сразу – кожей,

Его мне обещали сотни книг.

 

Ну а пока мне незачем спешить

Взрослеть, умнеть и становиться строже, –

Ещё мне рано жизнь свою итожить,

Лишь постараться с пользою прожить.

 

В парке

А в старом парке утром тишь,

Лишь снег, никем ещё не смятый;

Ты понимаешь – место свято,

В благоговении стоишь.

 

Но вдруг, лишь в метре от лица,

Вспорхнёт оранжевая птица –

Спешит вновь богу помолиться,

Прославить мудрого творца.

 

За нею взглядом проследив,

Увидишь радуги кусочек

И тихо вскликнешь: "Aвва Oтче!"

Весь этот мир благословив.

 

Птица

Птица лесная в городе белом

Жутко пугается звона трамвая:

Люди, спешащие, заняты делом –

Что им какая-то птица шальная?

 

Птица глядит на рисунок проспектов –

Это не то же, что тропы лесные,

Птице так жаль, что оставила где-то

Трубы печные да ставни резные.

 

Шумен и холоден город бетонный;

В нём и зимой не отыщется снега,

В нём, разрываясь, рыдают клаксоны.

Страшно машины устали от бега:

 

Им бы, как птицам, взлететь в поднебесье,

Чудом на крылья сменяя моторы,

Пеньем призывным заполнить полесье –

И наслаждаться божьим простором.

 

Что же предложит им дикая птица?

Разве лишь то, что в злой миг дерзновенья

В бешеной спешке поможет разбиться,

Тем обретая покой и спасенье.

 

Творчество в грозу

Видишь, снова в грозу раскрывается древняя книга

И священный восторг мне – чтецу – невозможно унять.

Этот яркий блеск молний, озаренье кратчайшего мига,

Грандиозное действо вовек не дано нам понять.

 

Ну скажите мне, что заставляет писать под диктовку

Этих молний и грома, под всхлипы дождей проливных?

Будто мы школяры и проходим в грозу стажировку

На принятие мыслей, не свойственных сердцу – иных.

 

А потом удивимся – такое легчайшее чудо

Сотворили не мы, кто-то свыше рукою водил.

И пока я жива, каждый раз восторгаться я буду

Этим буйством стихий, волшебством нам не ведомых сил.

 

*  *  *

Над собою я не властен,

Так уж повелось.

Слышу тонкий запах счастья

От твоих волос.

Что случилось? Лишь плечами

Зябко повела.

Моё сердце не ключами –

Взглядом отперла.

И теперь одной тобою

Я дышу, живу.

Звёзды ночью голубою

Падают в траву.

Загадать бы мне желанье –

Счастье на двоих,

Но уснуло мирозданье

На руках твоих.

 

В.У.

Пусть ввек не кончается новая встреча!

За всё на суде я пред богом отвечу:

За все разговоры, и споры, и крики,

Минуты восторга, отчаянья миги,

Когда над строкой моей – в кои-то веки –

Дрожали твои утомлённые веки.

Я верю, не будет меж нами разрыва,

Не будет в общении душ перерыва!

Тебя я впитаю всей плотью, всей кожей –

Ты будешь всех сродников вместе дороже!

Но, знаю, нет силы в моём заклинаньи:

За встречей, увы, словно тень – расставанье!

Для дружбы даны нам короткие сроки.

Всё так! Но сейчас ты стоишь на пороге,

А я... Я так глупо тебя отвергаю!

И тут же в сердцах себя крепко ругаю.

От всех этих чувств голова ходит кругом:

Как можно расстаться с единственным другом!?

Я снова тебя всей душою ласкаю

И не отпускаю, и не отпускаю.

 

Нежность

Кто тебя выдумал – тихая нежность?

Где ты сейчас, с кем ведёшь разговор;

Может быть там, где ночная безбрежность,

Там, где звездой догорает костёр?

 

Сухо трещат, рассыпаясь, поленья,

Искрами в небо летят мотыльки.

Спряталась нежность со дня сотворенья

В кратком пожатии друга руки.

 

Галина СКУДАРЕВА

Подготовил Алексей Кривошеев