Но точно ли память не все сохранила?
Да полно! – посмотришь внимательно, было:
и девочка в праздничной шумной толпе,
и мальчик отважный хлопушек в пальбе.
И горки слепая волна и крутая,
и бешеный ветер, и ёлка сверкая,
сияя огнями – дворцы ледяные,
сладимое небо – все сны золотые!
А белые клубы весёлого пара?!
Промёрзли деревья до ярого жара,
румяные щёки так сине горят,
и маленькой женщины пристальный взгляд.
И снова волна: на квадрате ль, вповалку –
как славно, стремительно-радостно! Ярко
во льду отражаясь – ракеты разряд.
Как ангелы, облачки в небе парят.
А после так долго и трудно не спится:
её и подруг ослепительны лица,
её ты стремительно под руку взял,
и рядом поставил, и в пропасть умчал…
Как пахнет домашнею пихтой, как трудно
не то чтоб заснуть – не свихнуться от чуда…
Бока проворочал, забылся пока.
Под небом гора, над горой – облака.
Из цикла Петербургская ностальгия
(век к исходу) – у ворот.
вдоль витрин пустились в путь, –
Даже бодрый вождь народный
шумной спешкой пешеходной
Но, друзья мои! коль скоро
за цветной картонный сумрак –
в льдистый, ломкий блеск – из рюмок –
и – ни с места. И храпят.
тот ли встретит, кто отметил?
Боже, и Тебя ведь не впускали –
Боже, приумножены печали,
деревам метель ласкает кости.
И кусты под снегом, и строенья,
и земля, пока Ты не родился.
Боже, всюду мертвые селенья,
только вол жевал, да пар клубился.
Терпеливый, благостный Иосиф
угли ворошит в огне неспешно,
Звери фыркают, и мать простоволоса,
спит младенец сладко так и нежно.