Юрий САЙФУЛЛИН, пос. Алкино (г. Уфа)
У кого-то радость, праздник с кем-то где-то,
У меня же в доме тихо досветла,
Расстаюсь сегодня навсегда я с детством,
Вот такие нынче у меня дела.
А ведь было счастье, счастье, счастье, счастье...
А ведь было... только отступило вдруг,
Там, где нету счастье, там уже ненастье,
Без родного взгляда, без знакомых рук...
Что ласкали раньше, да и после тоже,
Ужином встречали на большом столе,
А теперь заснули на последнем ложе
И без глаз усталых тонет ночь во мгле...
Где они те кущи, вне сознанья местность,
Там без расставаний только вечность встреч,
"Все равно когда-нибудь все мы будем вместе", –
Слышал я когда-то на поминках речь...
У кого-то радость, праздник с кем-то где-то,
У меня же в доме тихо досветла...
Просто мне за семьдесят, я прощаюсь с детством,
У меня сегодня мама умерла...
Война случится, и, положим, в среду.
Положим, что Шестая мировая.
И я, пожалуй, загодя уеду,
Дождавшись 31-го трамвая.
И порох ляжет запахом на ели,
И по команде, скажем, сисадмина
Натасканные кокер-спаниели
Найдут в подвале залежь кетамина.
И будет раздаваться канонада.
И цвета хаки мчать велосипеды.
И мордами поблёскивать торпеды,
Всплывая пузырьками лимонада.
И два матроса – Павел и Ерёма,
Как хищники удачливы и ловки, –
Достанут из оконного проёма
Гранаты и тяжёлые винтовки.
И город лопнет на две половины
И истины, что будут безусловны:
Одни, допустим, в знании невинны.
Другие – по незнанию виновны...
И город станет строить баррикады,
И запасаться йодом и бинтами.
А в пятницу, сквозь облако блокады,
Маяча разноцветными бантами,
Пройдёт, допустим, девочка живая
Походкой неуверенной и шаткой.
И вслед ей, начинённая брусчаткой,
Пещерным эхом ахнет мостовая.
И город, сев на антидепрессанты,
Украсит транспарантами аллеи.
И с неба будут падать диверсанты,
Как листья с пожелтевших тополей...
Из тепла и, – на вокзал, –
к поездам в соседний город.
Встал по ветру, поднял ворот.
О грядущем страшно... да...
Прошлое – в глазах слезами.
Только ветер, – ветер свищет!
(тех колбасит, этих плющит),
не помашут вслед платочком.
Александра ЗАЙЦЕВА, г. Астрахань
С клёнов и тополей тихо летят, летят
вялые-жёлтые, словно казённые бланки.
Доктор не сдался и выписал долгий яд
тем, кто с утра ускользает в больничный сад
от недоеденных страхов и жидкой овсянки.
Мокнут скамейки, мокнут штанины пижам,
если курить, то до фильтра, сестра карцинома.
Если побег, то в тапочках, без багажа,
но за ребристым забором кружат, кружат
грустные-милые. Носят бутылки боржома,
книжки про силу молитвы, и просят: держись.
Знать бы, за что держаться… а впрочем, ладно.
В этих аллеях такая густая тишь –
дышишь и дышишь. И будто по грудь стоишь
в собственных палых мыслях.
Это, а не пилюли в тумбочке прикроватной.
Под ногами то лёд, то промёрзшая снежная крошка,
растерявший пожитки, к окраинам жмётся февраль.
А над городом солнце – ленивая рыжая кошка.
Это март. Возвращение, круг, а точнее – спираль.
Чуть светлей на душе, потому что светлей за окошком.
Исключите сквозняк – городская вокруг пастораль.
Здесь по крышам гуляет ленивая рыжая кошка,
и, позёмкой пыля, за поля убегает февраль…
Любовь ТИМОФЕЕВА, г. Набережные Челны
Вот весна зашагала по свету:
В небе синь, птичка где-то поёт,
Яркий солнечный луч на рассвете
Светит дерзко в окошко моё.
Днём тепло, тает снег, всюду лужи.
Посмотреть, нет ли где-то еды,
Из пропахших подвалов наружу
Разномастные выйдут коты.
Пусть прохладно порой вечерами,
На дорогах предательский лёд
Ночью, медленно тая, ручьями,
Хоть частично сквозь землю уйдёт.
Помню, в детстве любимое дело –
Как весна, не у печки сидеть,
На стихию воды посмотреть.
Там ручей широко разливался,
И бурлила в ручье том вода.
С шумом водный поток устремлялся
По порогам, кустам до пруда.
Щепку брошу – кораблик мой бравый
Поплывёт в неизвестную даль…
Скучно в городе: нет ни оврагов,
Ни ручьёв. Только лужи. Как жаль…
Александр АТВИНОВСКИЙ, г. Оренбург
Любовь весною воцарилась в мире,
И сразу же – энергоперепад.
Свет в Питере погас, темно в квартире,
Целуемся с подружкой наугад.
Сосед-художник дверью сильно хлопнул –
Решил гулять, пока в делах пробел,
И словно Соловей – разбойник злобный,
По лестнице, спускаясь вниз, свистел.
Сосед-атлет на пол роняет гири!
Стучат по отопительной трубе,
Муж бывший ломится к соседке Ире:
– Открой, змея, вернулся я к тебе!
Чтоб не терялся пыл любовной лиры,
Необходима тишина вокруг…
Но мыши – знаменитые проныры,
На кухне громко трескают фундук.
А где же кот!? Вновь загулял бесстыжий!
У кошек в парке мартовский турслёт,
А девушку мою пугают мыши…
Вот разберусь с ним, пусть домой придёт!
Я палю по мольберту красками.
Льётся алый густой рекой.
Добавляю краплак с опаскою.
Лоб забрызганный тру рукой.
Сочной зеленью в неба синь.
Если есть револьвер, то выстрелит –
Светлый блик точной пулей высурьмлю:
Чёрный с белым – давно канон.
Ржавый чай с переливом в киноварь
Превращает в пейзаж портрет.
Глушит эхо – всех залпов след.
Когда казался потолок высоким облаком,
и не кончался между стен родимых пол земли,
мы полземли, чтоб сделать первый шаг, оползали,
качал нас шар земной, катясь по свету снов клубком.
Мы обретали равновесие клубочное,
сегодня ставшее земных основ опорою,
пройдя ступени становления нескорого,
пустили корни в клубах пыли у обочины.
Но окрыляется надеждой притяжение,
и укрепляется нить жизни вышней верою –
внук поднимает на свою ступеньку первую
клубка незримого земное продолжение.
Над зеркальной гладью вод
Лилию не только стройность
В ней царит уединённость,
Молча постою пред Ней ...
Орфография, пунктуация сохранены.
Подготовила Елена ЛУНОВСКАЯ