Десять стихотворений месяца. Ноябрь 2024 г.
Все новости
ПОЭЗИЯ
1 Апреля 2020, 20:00

Первоапрельская подборка ко дню рождения Н.В. Гоголя

Алексей КРИВОШЕЕВ

Николай Васильевич Гоголь
/Трагедия гениальности/
Николай Васильич Гоголь
Был чудесный человек!
Гоголь зря лицом не цокал –
Не женился он вовек.
Николя прочёл Эразма*
И просёк такой момент:
Чтоб жениться из маразма –
Надо делать комплимент!
Он тогда не ведал, Коля,
Что фемины уж вовсю
Суховаткой сами в поле
Пашут полоску свою.
Впрочем, как же, не предвидел...
Просто – стоек и блажен –
Русский гений ненавидел
Лютых жёниных измен.
Александр Сергеич Пушкин
Инвектив имел иных:
Он к бабчушке на опушку
Гнал пегушку всякой миг!
Николай Васильич Гоголь –
Ставши житель городской –
В Петербурге недотрогой
Обретался, боже ж мой!
Вишь ли, дамы Петербурга –
Неприятно холодны!
Хвать такую мэм за шкурку –
И не сносишь головы.
То ль украински дивчины!
Вот подол задрать кому
Есть и две, и три причины,
Непостижные уму.
Даже если светску львицу
И удастся пришкворить, –
Эта львица изловчится,
Жизнь твою же заморить.
Нет, не смерть его пугала –
Гений Гоголь был герой,
Но женитьба означала
Смерть поэзии родной.
Гений Пушкин был подвижней:
Обрюхатит – убежит
В угъл земли. И ох уж пишет!
«Ай, да Пушкин!», – говорит.
Гоголь странного был нрава,
Фантазёрствовал, мечтал.
Петербург же, как отрава,
Вытеснял его в астрал.
Вот когда он извергнётся,
Вот когда не промолчит,
Песня вольная прольётся:
«Всюду – рыла!», – говорит.
Александр Сергеич Пушкин –
Прыг в лосины и на бал!
Шепчет светской дуре в ушко
Неприличный мадригал.
Потанцует с ней вальсину
И – почуявши кураж –
Хвать боярыню за спину,
Тащит на пустой этаж.
Николай Васильич Гоголь –
Проницательный поэт –
Мифотворствовал премного,
Видел ведьму, там, где нет
Ни душоночки у бабы,
Ни вот столько... Но зело –
Ручейки, холмы, ухабы,
И хомут, и помело.
(Вскоре, Михаил Булгаков,
Переняв такую ню,
Наделит чудесным знаком
Героинюшку свою)
Вот чего дичился Гоголь:
Женской связи с сатаной.
Жил свободно, умер строго,
Весь в пиявках, как герой.
Александр Сергеич Пушкин
Был характером иной –
Леди делал он игрушкой,
Акробаткою смешной.
Он и так, и сяк зацепит –
Девка крутит антраша!
Он и влупит, он и влепит –
Та становится квашня.
– Дядя, Коль, зачем же книжку
Надо всё же было сжечь?!
– Эх, мудишка, эх, сынишка, –
Скажет мастер, – чтоб сберечь
Честь родной литературы,
Русской лиры, еть-тыть-тать:
Если всюду строить куры –
То не стоит и писать.
Положительных героев
Не сумел я изобресть.
Вот и нету мне покоя,
Эту долю перенесть.
Ничего, придет Михалыч
Фёдор – эстафету брать!
Нарисует он немало
Душ живых – не всяку тать.
До трагедии возвысит
Он действительность мою
И очистит, не обидит,
Отдохну тогда в раю.
Из моей «Шинельки» выйдет
Величайший русский ген, –
Ясновидец, Русь увидит
В тьме предательских измен.
Вот где пушкинские бесы
Отзовутся, завизжа,
И захрюкают из мяса
(Но свининка хороша)...
Ах, украинско сальчишко
Прежде кушивал и я!
Днепр был чуден! Ты – мальчишка,
Не поймешь ты ни кия!
Вот бывало, лесу тянешь –
С рыбиной! А то в ночном
С конокрадкой лихоманишь,
Жжёшь молодку, как кнутом.
Что ж цыганка? Очи – чёрны
Да строптива-весела!
Прёшь, покудова покорна
Не становится Сейла.
Уж когда зайдётся дива
Да забудется на миг…
Эх, детёнок! дай-ка пива –
Всё не скажешь напрямик...
Чуден Днепр! Тиха погода!
Край холодный Петербург:
Что чиновника – урода,
Что опять же – разных дур!
Зависал я раз в Италии –
Вот где, братец, зашибись, –
Никакой тебе канальи:
Итальянки – это жись!
Климатишко благодатный,
С утреца нырнёшь в волну –
Гарпуном невероятну
Рыбу вставишь не одну, –
Выйдешь с этаким трофеем,
Волосат и мускулист, –
Итальяночки – шалея –
Сами льнут! – как фигов лист.
Тут тебе архитектура –
Я ввиду имею Рим.
Тут тебе и до Амура,
Чей лучок непобедим.
Эх, ты, бзделка, эх, гугнишка,
Всё канючишь: «том второй»!
Это, дурень, только книжка
Про порядок неживой!
Про чиновничью заразу,
Чичиковскую байду…
Так вверну иную фразу,
Смысл порой такой найду, –
Сам смеюсь – не от Сельтерской.
То с Украйны ветерок
Зашевелит град имперский,
Захолонет холодок!
Просквозит по позвоночкам, –
Что курьеров, что карет!
Эх, ты, дурочка, внучёчик –
Хрен ли этот «Высший свет»?!
Вот говаривал мне Саша, –
Дескать, Коля, да встряхнись!
Хочешь, завернём к Параше?
Рюмку тяпнем – зашибись!
У Параши – уж пригорки,
Ручейки, ресничек сень!..
А подружка... Коля, шоркни!
Отряхни ты эту лень!
Ну, к Параше – так к Параше.
Впрочем, что я? Чур, меня!
Никакая дева, Саша,
Не напоит мне коня.
Тесно мне, друг Александр!
Душно в мертвом городке.
И какая-то Кассандра
Вдруг явилась налегке.
И твердит: «Придет достойный,
Он перо твоё возьмёт,
Всё, что выглядит отстойно,
Он исправит и проймет»...
Вот тогда и отдохну я,
Брат мой, Лёнька, вот тогда –
Будет мне до Сабантуя
Да на вечные года!
……………………………
Дальновидный и прекрасный,
Николай Васильич Го…
В общем, жил он – не напрасно,
Хоть и помер нелегко.
17.11.08
Чехов и Горький
/трагедия обстоятельств/
«А ведь они похожи! А вот интересно подумать!»
А. Гущин, Петербургский поэт.
1 Чехов
Чехов был Антоша бравый,
Даже мальчиком в глуши
Он трудился не для славы –
Батьке честно он служил!
Вот бывало за прилавком,
Весь в конторку погружен,
Он начнёт жевать козявку –
Тут же сплюнет: не резон!
Мчится время, и парниша
Уж развит не по годам:
Гениальностью пыша,
Он бредёт тропою драм!
Сё – когда в сезон дождливый
С треском молнии снуют, –
Он, в пенсне, несуетливый, –
Свой нелёгкий правит труд.
Вот бывало, только склонит
Многодумную главу –
В дверь посыльный тарабонит,
В ночь к больной его зовут.
Снова кляча бьёт копытом,
И по кочкам тарантас
Тащит Чехова умытым –
Зиждить подвиг без прикрас.
Роженице помогает,
Ставит барышне клистир –
Он такой, как есть, он знает:
Так устроен скучный мир.
Даст больному валерьяну –
И давай играть в лото!
Или в сумерках, не спьяну –
Пишет пьесу, как никто.
Он в труде снискал спасенье:
Эти дуры, три сестры,
Все в Москву хотят – до рвенья…
Чехов не предал дыры.
То он грядочку прополет,
То напишет в пьесе акт,
То с супругой, Книппер Олей,
Долг супруг исполнит, факт!
То с писателем Иваном
Буниным свершит круиз
По московским ресторанам, –
Рюмку тяпнет – зашибись!
У того волна арбузной
Пахнет коркою чудно –
Палычу оно не нужно:
Ладит дело он одно!
А красы он, между прочем,
Специально не бежал:
Будь ты хоть простым рабочим –
А имей свой идеал!
Всё ж и он не уклонился
За Рассею пострадать –
В Сахалине умудрился
Каторжан переписать!
Он у Ландсберга обедал,
В кухне сиживал с Гембург,
Наказанье плетью видел,
И расстроился, сам-друг!
«Эх, на девяносто девять –
Один честный человек!»
Таковым, ядреный перец,
Начинал двадцатый век:
А кругом была холера.
Все три месяца в Москву
Сердце Чехова летело –
Мрак и мерзость на яву.
Из Татарского пролива
Плыл он к острову Матс-май.
Было дико, некрасиво,
Ветер выл, как хан Мамай!
Ах, невежество и бедность,
Да ничтожество одно.
Воровская неизбежность –
Званью русскому пятно!
А в Китае – англичанство,
Но зато – водопровод!
Да музей, да христианство,
Да дорог не в перечет!
А в России – всё ухабы
Да бесправие одно.
Консерваторы, что бабы,
Заправляют неумно.
Зреют исподволь злодеи,
Лихоимцев, что грибов!
Кто виновен? Да евреи!
Гой, Россия! Бей жидов.
Наконец-то, Чехов дома,
В Малой Дмитровке, в Москве!
Сахалин теперь Содомом,
Адом видится вполне.
Тут я ставлю жирно точку:
Девяностые года
Девятнадцатого века.
Дальше – большая беда.
2 Горький
Алексей Максимыч Горький
Был прекрасный человек!
Укатали сивку горки,
Он не зря прожил свой век.
Сердобольный был Алеша,
Жил у деда не у дел.
Тот стегал его по коже,
Мальчик тужился, кряхтел.
Правды нищей и жестокой
Он с тех пор терпеть не мог.
Не любил он Русь убогой,
Как любил невесту Блок.
Вышел родом из народа,
Прямо в люди, не куда –
Шел к семнадцатому году,
Буревестник и солдат!
Сантиментен был Алёша,
Романтичен был – и он
С публикою нехорошей
В русский бунт был вовлечён.
Всей душою он поверил:
Чтоб поднять народ с колен,
Был рожден Володя Ленин –
Тот, кто шёл тропой измен,
Кто был русским диссидентом
Вслед за Герценом и проч…
Лучше б он дышал «Моментом»
Чем такую хорь спороть.
Правда, царь был никудышный,
Больно угнетал народ:
Ни тебе реформы в дышло,
Ни свободы тебе – вот!
Например, клепал рабочий
Изнутри чугунный жбан
Цельный день – и глох рабочий,
Напивался в дребедан.
Истощенье и чахотка,
Да горячка на Руси!
Вот тебе кабак, залётка,
Вот те крест – и не бузи!
Офицеры тычут в рожу,
Барей злое озорство!
Как же чистый мог Алёша
Зло сие стерпеть зело?
И связался, с кем не надо,
Чтобы людям помогать.
Из нужды, не для награды,
Только б дров не наломать!
Вот ведь эти нигилисты,
А других и нету сил.
Супротив – жандармов висли
Всюду брыла на Руси.
Ох, барбосы-окоянцы,
Кровопивцы, еть-тыть-тать!
Как народу-голодранцу
С пьяных глаз не бунтовать?!
Меньшевик – он примиренец,
Надо ли считаться с ним?
Большевик, вот он – партеец!
Ленин был непобедим.
Неожиданно нагрянув,
Пнув по яйцам царя,
Он сказал: «Был ты – Романов,
А теперь Ульянов – я!»
Вот таков был друг Алёши,
Мудрено тягаться с ним,
Если был он нехороший,
Если был непобедим.
Ведь не зря в него палила
Неподкупная Каплан –
Да и то не завалила,
Рухнул бедной девы план!
Оклемался и покоцал
Он за классом новый класс,
Чтобы жил один рабочий,
Чтоб кухарка шла во власть.
Как Алёша ни ярился
Делать мелкое добро –
Харкал кровью и лечился,
Пил с Шаляпиным Дюрсо.
Всем хотел помочь собратьям
По изящному перу –
В СПб их – ать-два, ать-два! –
Обривают и берут!
Был у Горького детинец –
Литературный институт.
Вот какой он нам гостинец
Завернул, Гитлер капут!
Но когда Иосиф Сталин
Ловко гайки подвернул, –
Лёша понял, что гутарил
Романтическую лгу.
А назад дороги нету –
С кем в подельники попал!
Понял Горький: то был это –
Крах, и гибель, и финал.
2008
Читайте нас: