Все новости
ПОЭЗИЯ
20 Декабря 2019, 20:49

А на правом плече ангел…

Мансур ВАХИТОВ – замечательный, самобытный уфимский поэт, автор нескольких поэтических книг, многолетний уфлиец, многочисленный участник встреч писателей с читателями, организованных редакцией газеты «Истоки», публикуется с давних пор. (написание строчных букв на месте заглавных – авторское)

Алексей КРИВОШЕЕВ
Мгновения грядущего
Нить, раскалённая в колбе стеклянной, вибрирует.
Совки пушистые с крыл отряхают пыльцу.
Как по орбите, по комнате белой мигрируя,
я занимаю с ногами клонящийся стул
прямо под лампой – ворчливая мебель казенная
скрипнет, приняв на колени мои десять лет.
Бабочки жгут свои крылышки, как оглашенные,
звёздочки в окна прищуриваются на свет.
Мне б разобрать их узор… трепетание бабочек
прочь за собою уводит вниманье моё.
Там, в небесах отдалённых, судьбой мне маячило,
здесь, на земле, полуночное, крылья мне жжёт
время: вперёд обернуло любовь безответною,
заговорило от выигрышей накоротке, –
лампа простая сжигает мгновенья заветные,
бабочкам крылья калеча
на потолке.
А на правом плече ангел…
«… в каждом из этих людей, быть может, убит Моцарт»*
Господи, если бы ты снизошёл к уродству, если бы ты подарил мне небесный свет!
Ангел на правом плече, тот, который Моцарт, ножкой качает и слушает нараспев,
шёпотом вторя изысканному квартету, что двуязычно камлает вокруг Мишель,
как заклинаньем бессмысленным, бессюжетным, буковка к буковке сваривая клише:
Michelle, ma belle
These are words that go together well,
My Michelle.**
«Гарик! Серёга!» – надрывом хрипят колонки, и, просыпаясь, старинные кореша
мимо родительниц, мимо своих девчонок, мобилизуясь, на выручку мне спешат, –
выстоять насмерть полночные посиделки, перетирая, как там закалялась сталь,
нежно выводит на плёнке квартет куплеты, и, вразнобой, мы вступаем – такой ансамбль:
Michelle, ma belle
Sont les mots qui vont tres bien ensemble,
Tres bien ensemble**
Пересижу до утра и стартую в небо – вверх или вниз, где росой улеглось в траве.
С полной укладкой с семи полновесных метров – было, тем проще с двенадцати налегке,
даже без ног – десантируюсь безоглядно, чтоб ни малейшего шанса вернуть в обрат.
Если Аллах вдруг вернёт мои ноги – ладно: подамся в муслимы, сдохну за халифат.
* Антуан де Сент-Экзюпери «Планета людей»
** The Beatles «Michelle»
Бумеранг
Не гольфист, но расчётлив замах – белила и сажа, и киноварь
пёстрым змеем взметнутся и – нате вам! – пропеллером трепеща,
о, сикорски! предтеча наивный твой, геликоптером брея вдаль,
изящно изогнутой палицей в боевом развороте… праща –
легендарною стала ровесница – в неолите давидовом сгинула,
уступив напряженью избыточному воловьих натянутых жил.
Evviva l'aerodinamica! – обучись языку италийскому –
не поможет выскабливать кремнием железного дерева жилы…
Запустили, махнули, забыли, отвернувшись, – посланец неистовый
барражирует где-то вне видимости, мимо цели по воле небес,
может быть, уже где-то в семнадцатом, неумышленно и немыслимо,
прошуршит за спиной ненавязчиво и зарядит в затылок тебе.
Ветер Фён
…безлиственный, изломанный, бесплодный мой сад стоит на вечной мерзлоте,
цепляясь жилистыми пальцами корней
за обжигающие ледяные камни.
…туман калачиком свернулся возле ног – окоченевшему без солнца не лететь,
и, в обморочном смертном полусне,
бессвязное твердит туман мне
о том, что провернётся свод небес со скрипом промороженной оси,
и соскользнёт с далёких южных гор в долины северные лёгкий ветер Фён – он принесёт с собою тёплый снег, насыплет пригоршнями белые сугробы, разбудит солнце и прибавит день,
и явятся на этот божий свет бурундуки, тетерева и лоси,
но будет уже солнце не унять: его ожоги ледяным сродни, и, разогретый жарким солнцем, лёд взорвётся многими фонтанами, себя выплёскивая деревам под ноги – не удержать распластанным корням поплывшей между пальцами земли, казавшейся навечно скальной твердью.
…где был мой сад – сплетения корней бесстыдно в небо вместо гордых крон,
и веет жаркий южный ветер Фён,
их иссушая…
…безлиственный, бесплодный
мой сад стоит на вечной мерзлоте,
и, в обморочном смертном полусне,
бессвязное твердит туман мне…
Тюратам
Неспешащий, зелёный, обшарпанный выползает степями, составчатый,
и, коптя небеса, глухо лязгает на железных гремучих путях.
Смрад махорочный в тамбуре зиждется, камамберный – ступнями разносится,
разговоры, младенец заходится, да «титаны» углём кипятят.
Кареглазая строгая Лиличка с верхней полки головкой склоняется,
а за окнами до горизонта аж маки ало дрожат на ветру,
а за окнами до горизонта аж степь, желтея, колышет тюльпанами,
а над ними, серея подпалинами,
облака в синем небе бегут.
Едет в азию юная Лиличка, потому что закончила техникум,
потому что страною назначена ископаемость всю изыскать.
Комсомолка, спортсменка, красавица, что на лыжах, что в тире пуляется –
всё в десятку, а то и с биплана ей – прямо с крыльев – не страшно сигать.
Громыхнуло, как будто гроза идёт издалече, да будто бы рано бы:
«Что взрывают?» – с медалькой военною тут же к окнам прилип мужичок.
Вдалеке, там, где в синь упирается бесконечное море тюльпанное,
будто новое облачко вспухло вдруг и стекло себе за горизонт.
Проводница, вся в чёрном, задастая, зашныряла глазами под полками
и, нырнув по углам тощим веничком, собрала на совок, что пришлось:
«Тюратам* – через час будет станция, вы далёко там
не околачивайтесь,
не положено и – не положено, а стоянка на девять минут».
Далеко, за горами Рифейскими**, за степями киргизо-кайсацкими***
отыскала мне Лиличка папеньку – удалого пилота «Ан-два».
Познакомились в яблочном городе, разорвав, у кого что завязано,
и – пожалуйста, получите вот: в руки Лиличке свёрток суют.
В Форте Верном**** рожать одиночкою – под забором, пожалуй, сподручнее,
и пришлось упереться нам с мамочкой, не жалев никого, ни себя.
Потому-то и в космосе первые, что научены родами юрочки
материнское лоно уютное, пуповину рвя,
покидать.
Вон, чумазый, несётся: «Әни! Әни!»***** – только где они, мамочка с папочкой,
золотые спортсмены, красавчики, покорители неба-неба?!.
Мне пылить ещё голыми пятками, истирая суглинки казахские,
прежде чем обернусь ликом к звёздочкам,
осознавая себя.
*Тюратам – станция в Ленинске (ныне – Байконыр)
**Рифейские горы – некоторые считали ими Урал
*** киргизо-кайсацкие степи – степи нынешнего северного Казахстана
****форт Верный – прежнее название Алматы («яблоневый»)
***** Әни – мама (татарский)
Счастье есть
На фото виртуальный, JeesGanorski,
он – выдумка, песочный человек,
эскиз к истории
Прожжённый стол: тушили мимо блюдца, бычкуя куцый обгорелый фильтр;
стволы стекла шпангоутами гнутся, и в соуснице плавает фитиль
спагетти, извиваясь спирохетой, засох на устье бледный круглый хвост;
в окно струится окончаньем света луна испитая, как на погост;
все выдоив: стволы пусты до капли; всё выкурив: след тянет на балкон;
деревья одноногие, как цапли, кутятами авто со всех сторон;
за окнами не теплится лампада, не щурится сквозь зеркало стекла,
и я завис, устав без цели падать, душа покалывает – затекла .
Заполнится безлюдное пространство, и сложит небо млечный звёздный зонт,
и солнце с утомившим постоянством выкатывается на горизонт,
я прокляну вчера, сегодня, завтра: the past continuous теперь не мне,
и телек, как казнённый агитатор, экраном серым ловит синь небес.
Сегодня час настал прилично сдохнуть: с похмелья, каждый знает, не вопрос,
колючий еж, воняя, в глотке сохнет, и метроном отмеривает кросс
по кругу в клетке. Будто гость заморский, ничей, ни с кем, обязанностей нет.
Волшебное виденье: JeesGanorski, бутылка джина, пачка сигарет.
Уверую! Господь меня не бросил, а LuckyStrike – его благая весть.
Я твой адепт отныне, JeesGanorski! Ты – есть, Бог – есть, и, значит, счастье – есть!
Lucy in the sky with diamonds…(с)
Если какая-то Элли, забыв, что родилась Русалкой,
захочет карьеру Алисы в стране, где всегда – кувырком,
она постучит в Зазеркалье по тающей в Зеркале Жо-
вот – только была, и – полслова, а значит, и жопы там нет.
Она постучит в Зазеркалье, и выплюнет Зеркало воду
с рыбёшками, тиной и тапком – привет от днестровской волны,
в которой купала Русалка свои золотистые кудри,
а жопы у нас не бывает – бывает рыбёшковый хвост.
Она постучит в Зазеркалье – зеркальна река на закате,
когда между солнцем и ночью волна не ерошит её –
как щука хвостом, да на плёсе – круги к берегам побежали,
и вздрогнет Алёнушка: манит бездонное, прячется в омут.
Родившаяся Русалкой, забыв, что когда-то Алёнкой метнулась отчаянно в воду, чтобы водить хороводы утопленницей в полнолунье, пока не очнулась однажды с серебряным рыбьим хвостом, – и
Элли ушла по дороге,
по жёлтой кирпичной дороге, походкою рок-н-рольной
за изумрудной мечтой, где счастье, и небо в алмазах,
и четверо в жёлтой подводной – не лодке, они – в субмарине,
и их нескончаемы лье, их мили, их не-километры…
Алиса, вчера только – Элли, родившаяся Алёнкой,
утонет в своём Зазеркалье, откуда тебе – только жопа.
Lucy in the sky with diamonds,
Lucy in the sky with diamonds,
Lucy in the sky with diamonds…(с)
Подготовил Алексей КРИВОШЕЕВ
Читайте нас: