Таня ИВАНЧАЙ, г. Санкт-Петербург
первым ты видишь утонувшего в море
У него на спине три сотни вулканов.
ты совершенствуешь/ждешь/совершаешь
авиалинию к Тихому океану,
на востоке, на самом краю земли,
там, где воздух вспорот крылом, как кинжалом,
ослепительно белой полярной совы,
самолет уходит на дно сентября
запах серы вторгается в партию водорода,
разноцветной мозаикой мох на склонах вулкана
– дышите глубже, мой Врубель.
Облака окружают сопку шамана, и край тюрбана
затевает между вулканами бурю.
Дмитрий БОБЫЛЕВ, г. Санкт-Петербург
Кричит старуха: "Больше молока
Не будет здесь!" – И съежилась цистерна,
Как в новости бегущая строка,
Но – не бежит. Ей не долил, наверно,
Таджик-тихоня – старая кричит,
Что ничего не будет уж, не будет.
Обратно отражаются от блюдец
Застывших луж. Но знаю наперед,
Что будут и весна, и непогода,
И очередь, и в мисочку нальет
Консьержка молока для Бегемота.
И знает продавец, что самолёт
Однажды доберётся до Куляба.
И молча "полторашку" отдаёт
Сиюминутной беспокойной бабе.
Красить волосы в фиолетовый,
Надевать брюки светло-синие,
Покупать книжки, потому что
Ради фото в белой ночнушке
Разрисовывать для концерта
Капать воском и цементом,
Футурист рисует на черном холсте
Не для признания - для людей.
Чтоб я сделалась пианисткой.
Тимур АБИЗГЕЛЬДИН, г. Уфа
Душный плотный полдень расколот
На двадцать восьмые с точкой ля
Белых карнизов в струях дождя.
В тёмном провале зазеркалья-балкона
Чёрною клавишей полутоновой
Я слушаю громы грозы камертона.
Стукнут вдруг створки ветром развёрнуты,
Ливню навстречу – пусть мочит волосы,
Свежестью серые смоет покровы
Пепла и зол, что с кармической точностью
На мою голову сыпаны горстями
Встречными вечными бедами-вдовами.
Гулкий тяжёлый период расколот,
С хрустом размолот – был жесток и долог:
Брызги бетона во мне долгим эхом
Ветра и грома схватив унисоны,
Вновь в недрах рокот густым баритоном,
Яркий, голодный, в мае рождённый,
Юрий САЙФУЛЛИН, п. Алкино, Башкортостан
Постарела тихо, незаметно,
На лицо легла морщинок тень.
Но по-прежнему хлопочет до рассвета
И проводит на ногах весь день.
Бабушка – она всю жизнь такая...
Что ей надо, старенькой еще?
Хлеб напечь бы и семью встречая,
Накормить наваристым борщом.
Пряжу бы напрясть и в хмурый вечер
Печку для сугрева натопить...
Варежки связать и плед на плечи,
Лишь бы не кончалась пряжи нить...
Засушить пахучих трав пучочки,
Чтоб зимой морозной не хворать.
Пусть не шибко травам верят дочки
(Дочки больше верят докторам)...
Перед сном рассказывает сказки,
Чтоб внучатам сказочно спалось...
Васеньки, Мариночки, Наташки,
Как бы вам без бабушки жилось?
Постарела тихо, между делом,
А делам конца нет круглый год.
Очень солнечно на свете белом,
Если рядом бабушка живет.
Екатерина ШАРЛАИМОВА, г. Кунгур
Мне бы окутать тебя Нежно.
Мне бы сказать тебе что-то Тихо.
Наша любовь не была безмятежной,
Наша любовь не была открытой
жадным глазам любопытных и грубых,
что непременно бы нас осудили.
Нам не нужны были взгляды и губы
Мы по другому с тобой говорили.
Тихим огнём не сжигающим – греющим,
души горели в незапертой комнате.
Быть одиноким – отвратное зрелище
И под завязку при этом наполненным.
Я в вакууме без рифм и без тебя
Опять создал Вселенские потопы
Как старый иудей всё жду субботы
Бездомным отправляю на съеденье,
А мне листы со злостью говорят,
Что за субботой будет воскресенье
И буду: снова в вакуум погружён
И жить без ощущения полёта,
Глазным потопом буду прокажен.
А я всё жду Пришествие Субботы.
Не знаю быть или не быть... накуролесил
там Йорик лезет из глубин я череп взвесил
ну в смысле взял его рукой – родной на веки
на веки Гамлет молодой у Вия веки
у Гоголя опять же взгляд когда в камине
не надо рукописи жечь рассудит время
на кондачка на дурака и нет в помине
ах сколько панночек видал и трохи ныне...
причем тут лысая гора и бурса тоже
пущай с утра и до ура летая множат
где поцелуй там нет греха и радость все же
которы в Киеве живут на ведьм похожи...
стою плюю на семь ветров на чисто поле
девчонка бросила меня вот тоже горе
подсолнух аиста гнездо неразбериха
одел Сусанин кимоно до помириха
мириться или помирать вопрос не праздный
а шляхтичей да ну их в гать нет в геть согласны
Рустам МАВЛИХАНОВ, г. Салават
Сергею Шилкину эпиграмматонное подражание
Я сижу у окна. Где-то станция «Мир»
Эманации шлёт в субпространство.
Бедный Йорик – мой альтер-сеньор и мессир –
В жанпольсартровском непостоянстве.
Я сижу, и во мне, как миллениум герц,
Па́че Вольта, Ампера и Ома,
Бьётся чистое, Родом хранимое Herz
На пороге последнего кро́ма.
Надо б что-то испечь. Я – талантливый кок,
Фуа-гра подающий под си́той.
Знают блюда мои Брайтон-Бич и Бангкок,
Demidúlce навеяны vit`ой.
Дом мой полон вина, полон книг, словарей,
В них словес есть тьма тем муравлёных.
Средь пиитов я Дож, кайзер, конунг и Rey,
Что «морковь» я рифмую, что «клёны».
Все готовы? Внемлите, как «Шме, Исраэль»,
Рты швыдче́й оторвите от мидий:
Глас поэта – вельми́ крепкий дублинский эль,
Благолепей апси́ды в Зугдиди!
За Россию радею! Отчизны рубеж
Я храню, строго выхмурив брови.
Не пройдёт Сатана! Не утрачу я веж
На просторах седых Приднестровья!
всегда на пару мы с тобой
и вот теперь гляжу я вдаль
мне прошлого почти не жаль
но чем тебе смогу помочь?
Стилистика авторов сохранена.
Подготовила Елена Луновская