Характерные эпизоды службы подводников
Утро, около 5.30. Напротив Дома офицеров остановка автобуса. Впрочем, остановка – сильно сказано. Зимой это место, где флотскими ботинками, словно копытами стада бизонов, накрепко утрамбован снег, а в другое время года – просто покрытая асфальтом и грязью площадь, условный центр нашего военного городка. Короче, признаков нормальной остановки не наблюдается. Сюда два раза в день приходили и столько же раз отсюда уходили пассажирские автобусы из Мурманска и в Мурманск. Связь с Большой землей. Здесь же местные линии – автобусы и грузовые машины до Малой Лопаткина и Большой Лопаткина (губа Лопаткина).
Итак, рано утром, начиная с 5.30, масса людей в черном – офицеры и мичманы – стоят вразброд, либо по привычке формируют колонну по 6–8 человек в шеренге. Причудливо изгибаясь, она тянется на 100–150 м. Зимой над ней густо поднимаются пар и табачный дым. С тыла очередь прикрывает довольно высокая сопка, на вершине которой установлен памятник подводникам, погибшим на подводных лодках первого поколения. Справа по фронту – Дом офицеров и жилые дома старого фонда, с редкими светящимися окнами. Папы попрощались с еще спящими детьми и убыли, чтобы увидеть их снова уже заснувшими. А если убывают на боевую службу – вновь обнаружат детей заметно подросшими. В целом это утреннее событие можно назвать одним словом: ИСХОД.
Когда подходит очередной автобус или грузовик с тентом, очередь начинает нервно оживать. Конечно, каждый, занимая место в этом строю, разделил его на условные части и прикинул, на каком по счету грузовике сможет уехать на службу. Рассмотрены лучшие и худшие варианты. Погода, дорога, число автобусов. После вычислений остается только стойко ждать. По традиции, ближе к 7.00, спокойно и с достоинством, в переднюю дверь автобуса проходят командиры подводных лодок и дамы, работающие в штабах и в Службе радиационной безопасности (СРБ). Последние дефилируют словно по подиуму, одетые красиво и модно; сотни пар глаз провожают их до автобуса. Дамы знают, что каждая деталь их наряда, каждое движение вызывает живой интерес. В колонне жаждущих быстрейшего отправления на службу, процент молодых холостых мужчин весьма велик. Автобус быстро дозаполняется счастливцами из «простых» и исчезает, оставляя шлейф отработанных газов. У оставшейся части очереди интерес к жизни явно снижается…
Лихо подъезжает грузовая машина, и начинается новый штурм. Тут уже командиров и дам нет. Часть очереди ловко и быстро загружается в транспорт и убывает под завистливыми взглядами оставшихся коллег. Даже речи нет о том, чтобы открыть задний борт грузовика или предусмотреть что-нибудь похожее на трап. Подводник должен быть здоровым и ловким. Опять становится скучно, холодно и ветрено. Как у классика: «Скука, холод и гранит…» Масса «штучных» специалистов с высшим и среднетехническим образованием – профессионалов, владеющих секретами эксплуатации ядерного реактора, ракет и торпед с ядерной начинкой, в данный момент живет одной мечтой: поймать свою птицу счастья – взобраться в кузов грузовика и своевременно достичь пункта назначения. Затем прибыть в казарму, посмотреть на «любимый» подчиненный личный состав и успеть проглотить береговой паек подводника. Кстати, паек довольно содержательный и весьма неплохой: кофе с молоком (хоть и сваренный в котле), вареное яйцо, полукопченая колбаска, творог, варенье и второе блюдо, которое в условиях береговой базы особого интереса не представляет, потому что это Клондайк для постоянного состава работников берегового камбуза. Подводникам они выделяют самые несъедобные части курицы или другого мяса. Было время, когда получали из Австралии даже туши кенгуру, которые были по отдельности упакованы в красивую белую мешковину с непонятными, но очень привлекательными знаками и надписями на английском языке. Может, по вкусу кенгурятина не лучше родной говядины или свинины, однако упаковка впечатляла и вызывала аппетит.
Апогей утренней жизни подводника – подьем Военно-морского флага. До этого – построение в казарме, встреча старпомом командира. Строй начинает движение в сторону СРБ. Впереди и позади строя экипажа следуют матросы с красными фонарями (не теми, о которых подумали некоторые). Метров через пятьдесят после выхода из казармы строй распадается на одиночных и групповых альпинистов, потому что впереди скользкий и крутой трап на спуск до штаба флотилии. Через 300 м – второй такой же спуск, до контрольно-пропускного пункта (КПП) на вход в зону СРБ. Кстати, за 12 лет службы на лодках не удалось дождаться той поры, когда трап по дороге на корабли станет надежным и безопасным. Его периодически ремонтировали, даже сооружали из металлических конструкций. Но, видимо, своими частыми передвижениями мы за короткий срок приводили трап в негодность.
Далее предстоит переодевание в рабочую форму в специальном здании СРБ, где каждому экипажу отведено свое помещение. Построение по экипажам в составе дивизии напротив пирсов. Дежурный по дивизии рапортует командиру дивизии, от которого узнаем онлайн последние новости. Например: пьяный старший лейтенант N из экипажа К-000 ночью увидал в городке лошадь, хотел угостить ее хлебом и пытался сесть верхом, однако неблагодарная укусила офицера; командир гидроакустической группы (ГАГ) старший лейтенант N жив, находится в госпитале. И много всякого интересного. Комдив возмущенно перечисляет наши грехи и недостатки, но его прерывает предварительный сигнал на подъем флага. Строй застывает. Мне кажется, в этот момент даже чайки над бухтой перестают кричать. Редкие нерпы, неподвижно лежавшие на льду со стороны губы Андреева, приподнимают усатые головы и бьют себя ластами по животу. Торжественно поднимаются флаг и гюйс. Пока флаг медленно ползет «до места», осознаешь свое предназначение, все остальное безразлично. После церемонии комдив с начальником политотдела убывают в штаб, а экипажи организованно расходятся по кораблям.
Дальше – проворачивание оружия и технических средств, корабельные учения и работы. Переодевание и переход на обед, адмиральский час, опять на корабль, часть экипажа готовится к заступлению на вахту. Перед убытием на ужин командиры отсеков сдают дежурно-вахтенной службе свои отсеки. Ужин и шатание офицеров и мичманов по казарме в ожидании разрешения на «сход». Командиры кораблей в это время – на подведении итогов в штабе дивизии. Продолжительность мероприятия непредсказуема. Чаще всего командиры получают там различные срочные вводные, исполнить которые нужно непременно к утру.
Счастливая половина офицеров и мичманов около 20.00 убывает домой в городок, а другая остается ночевать в казарме для обеспечения соответствующей боевой готовности корабля. Те, кто вроде отправился на отдых, собираются около первого КПП и толпятся на такой же условной остановке. Но не тут-то было. Транспорт, о котором говорилось поутру, уже благополучно отдыхает по гаражам и техническим площадкам. Его подавали к остановке в 17–18 часов, когда заканчивали работу сотрудники тыловых подразделений, персонал штабов, СРБ и другие счастливчики. Долго ждать транспорта в сторону городка корабельный состав не может: во-первых, пробирает холод, во-вторых, катастрофически уменьшается время, оставшееся для отдыха и пребывания в кругу семьи. Поэтому офицеры и мичманы отдельными караванами бредут в сторону городка. На сегодня они свой долг выполнили, и служба о них уже не думает. Главное, чтобы утром все опять были на подъеме флага.
Получилось так, что в период беременности моя жена периодически ложилась в роддом «на сохранение». Естественно, мы с ней из-за этого тревожились и старались выполнять все рекомендации врачей. И вот, попав в очередной раз в роддом, жена передала оттуда записку: «Умираю – хочу сырокопченой колбасы».
Почему именно ее – до сих пор сама не понимает. А колбаса сырокопченая – дефицит из дефицитов. В то время она редко бывала даже в закромах военторга, даже «своим» не доставалась. В Ленинграде, когда я учился в Офицерских классах (6 ВОК ВМФ), бутерброды с сырокопченой колбасой можно было купить разве что в буфете Театра оперы и балета имени С. М. Кирова. Приобрести билеты в Мариинку (как этот театр именуется в наши дни) было проще, чем такую колбасу. Впоследствии жена приносила оттуда бутерброды для того же Андрюши, который в 1973 году требовал их, еще не родившись.
Ради любимой жены и будущего ребенка я был готов свернуть горы. Но ведь, сколько ни сворачивай, колбаса под ними не обнаружится. Перспектив купить этот продукт в нашем городке не было никаких, во всяком случае, для меня. Отправляю теще в Стерлитамак телеграмму – умоляю поскорее достать (тогда это слово было в ходу) колбасу. Уж не знаю, как она умудрилась в кратчайший срок выполнить мою просьбу в «голодном» Стерлитамаке, но дней через десять в почтовом ящике обнаружилось извещение на посылку. В ней пришло килограмма два прекрасной сырокопченой колбасы. От одного взгляда на нее текли слюнки. А запах! Но сам даже не попробовал. Уложил драгоценность в холодильник марки «Смоленск», а небольшой кусочек понес жене.
Только вернулся из роддома – звонит в дверь рассыльный с вызовом на службу. Быстро собрался и убыл, как положено. Вернулся через два дня. Вошел в квартиру и чувствую запах гари. Осмотрелся. На полу возле КЭЧовского (квартирно-эксплуатационная часть) шкафа обнаружил включенную электроплитку. Оказалось, в спешке, уходя на работу, забыл ее выключить. Бок шкафа уже начал обугливаться. На подводной лодке самая страшная беда – пожар. Я, как профессионал, не мог допустить его даже у себя в квартире, поэтому решил исключить любые случайности. Уходя на следующее утро, от греха подальше выключил основной рубильник в коридоре. И, довольный собою, убыл на работу.
Возвращаюсь где-то через неделю, уверенный, что вероятность пожара равна нулю. Однако чувствую уже в прихожей омерзительный запах. Оказалось, вырубив электричество, я обесточил и холодильник, где хранился золотой запас сырокопченой колбасы. Открываю дверцу – и оттуда навстречу мне ползут полуразложившиеся палки бывшего дефицита. Меня охватывает ужас. Во-первых, чтó теперь нести жене в роддом? Во-вторых, как вычистить холодильник? А в-третьих, как убрать запах? Главное, обидно, что даже попробовать не успел такой деликатес.
Впрочем, все разрешилось довольно просто. У жены сменилось настроение, так что на колбасу она теперь и смотреть не могла, не то что есть. Опарышей, когда стемнело, вынес за сопку. Холодильник отмыл со всей лейтенантской ненавистью. А запах исчез как-то само собой, поскольку мы опять ушли в море дней на десять.
Но воспоминания время от времени все же беспокоили…
Продолжение следует…