О тех, кого помню и люблю. Часть пятая

А большинство художников республики дружили с заместителем редактора Эдвином Саркисовичем Нуриджановым. Тогда заместитель редактора помог нам открыть и лучше понять творчество замечательного художника Бориса Домашникова. На проверку он оказался очень скромным и добрым человеком, несмотря на все его звания и заслуги перед отечеством. Он часто приходил в редакцию просто так, и нам было очень интересно слушать его рассказы про совсем непарадную и небогатую художественную провинциальную жизнь.

Я уже давно преподавал в университете и, встречаясь с ним на остановке транспорта около гостиницы «Агидель», обязательно здоровался и перекидывался парой фраз про жизнь. Они с Нуриджановым дружили до самого отъезда Эдвина Саркисовича в Москву. Вполне возможно, что и в Москве они общались, настолько глубокой и органичной была их дружба.

Мы все его звали Нурик, он не обижался на это редакционное погоняло. Он вообще был очень добрым человеком. Как он сам любил говорить, он был армянином туркменского разлива. Отец был крупным чиновником в Центральном комитете коммунистов Туркмении, в 37 году его репрессировали, и Эдвин Саркисович с сестрой стали бездомными. Про сестру он глухо вспоминал, что она жила где-то в Оренбуржье около Бузулукского бора. Поначалу для начинающих из-за своей шумности и крикливости он казался восточным злодеем из какого-то кино. Особенно щедр он был на переделку материалов. Но в этом и была его главная сила.

Дав немного попереживать над доказательством бесталанности и творческой беспомощности, он присылал курьера тетю Зину за «бракоделом» и после этого начинал подробнейший разбор будущей «нетленки» очередной восходящей звезды. Заголовок, запев, стиль рассказа, конфликт героя, роль статистики и диалогов в тексте… Это была трудная и очень понятная учеба. Второй вариант текста был намного лучше. И Эдвин задавал вопрос: «Можно уже ставить в номер, но я бы еще переписал несколько мест. Сделаешь?»

И летишь к себе в кабинет, начинаешь отделку материала, статья выходит в свет. И когда на редакционной планерке получает высокую оценку, у тебя начинают вырастать крылья. Первый знак того, что материал получился, когда заместитель редактора Нуриджанов давал задание художнику Валере Султанову нарисовать заголовок. По прошествии лет честно скажу, что почти все мои высоты в журналистике были взяты под умелым руководством этого талантливого и очень доброго человека. Мы дружили с Эдиком практически всю его короткую жизнь.

В Москве он работал в «Книжном обозрении», еженедельнике Госкомиздата СССР. Когда я ехал в Ригу, то обязательно заходил к нему в редакцию, где он служил ответственным секретарем. Редакция была недалеко от Рижского вокзала. Занимала первый этаж в стандартном приспособленном под редакции трехэтажном школьном здании. Над ними этаж занимала дирекция международных книжных выставок. И до отхода поезда «Москва-Рига» мы неторопливо перечисляли приметы нового времени. Там же он меня познакомил с соседом по кабинету Бейлинсоном Яковом Абрамовичем, знаменитым московским книжным коллекционером, легендой книжного мира страны, собирателем экслибрисов и удивительным книжным рассказчиком. Покупалось большое количество мятных пряников, кипятился ведерный редакционный самовар, Яков Абрамович начинал свой очень интересный рассказ. Я с тех пор люблю мятные пряники и всегда вспоминаю те московские посиделки. Он знал многих московских коллекционеров и художников – оформителей книг и авторов шрифтов из полиграфического института. Если бы мои тогдашние собеседники знали, сколько я взял для себя из их рассказов! Я старался запоминать имена издателей, художников, названия редких книг. Часто к нам присоединялся и главный редактор Овсянников, который ничего не имел против таких посиделок. Рассказы заканчивались в 6 вечера, потому что всем участникам сходки было пора по домам, а мне на лежавший через дорогу Рижский вокзал к поезду «Москва-Рига».

Я помню, что Эдик ненадолго уезжал на такую же должность в волгоградскую молодежку, но долго там не выдержал и вернулся. Помню, что при каждом удобном случае он хоть на день-другой мотался в Ленинград, город его счастливой молодости. Умер Эдвин Саркисович неожиданно, он собрался по грибы и на платформе электрички "Бабушкинская» субботним утром ему вдруг стало плохо. Скорая не успела. Он не дожил и до 70 лет.

По неписаным правилам тех лет, лучшим полагалось писать книги. И Эдик увлекался командировками строящейся железной дороги Белорецк-Чишмы, его стараниями и талантом наши читатели узнавали героев той очень непростой стройки, которая прокладывалась по таежным отрогам Южного Урала. Потом очерки стали книгой про эту стройку. В ту пору книги были только у него и Михаила Чванова – «13 счастливых дорог». Мы отчетливо догадывались, что авторы этих книг на наших глазах переходят в какое-то новое, более высокое качество, книги стали заявкой на писательство.

Потом нашего редактора Марселя Абдрахмановича Гафурова перевели заместителем редактора в «Советскую Башкирию», Эдвин Саркисович Нуриджанов стал исполнять обязанности редактора, ответственный секретарь Марат Хабибуллин пересел в кабинет заместителя редактора. А меня ждала каторжная работа в должности ответственного секретаря. Я с глубоким сожалением расставался с вольницей обычного, разъездного корреспондента. Обычно я неделю проводил в командировке, потом неделю отписывался, потом опять командировка, и такой режим в поездках по республике мне очень нравился. Недели у меня летели за неделями. Как оказалось, в это кресло я сел надолго и только поступление в аспирантуру помогло мне уйти с этой очень непростой и неблагодарной работы.

Запомнилась одна история с праздником, который задумывался как редакционное чаепитие. Сэкономилась небольшая сумма на счету, и мы решили истратить ее на праздничную премию сотрудникам. Я написал приказ по редакции, поделил деньги, разложил по именным конвертикам. Редактор подписал этот приказ и праздник стал готовиться. В ресторане «Уфа» нам предложили испечь бисквитный торт «Рог изобилия», где из шоколадного рога на бисквитный ванильный крем высыпаются диковинные разносолы. Торт был размером 1 квадратный метр. Как раз на 45 человек. Раздали премию, привезли торт, сняли упаковочную бумагу, а там оказался «РОК изобилия». Посмеялись над кондитерами-грамотеями, но торт оказался вкусным, и мы его быстро съели. Редакция много лет выписывала лучшие молодежные газеты страны. Это была целая библиотека новых интересных тем. Я от корки до корки читал ленинградскую «Смену». И однажды прочитал интереснейшую статью журналиста Эстрина «И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной» про знаменитого Окуджаву. Такая статья могла украсить любую газету. И я решаюсь ее поставить на третью полосу, которая обычно делалась из чужих материалов. Публикация была встречена с громадным интересом читателей, я был горд, что принял в этом участие. Через несколько дней раздался звонок из отдела пропаганд обкома партии с приглашением на беседу. Все оказалось неожиданно сложно и просто, Окуджава подписал какое-то письмо в поддержку диссидентов. Кто мог это предугадать? Секретарь по идеологии Ахунзянов был не только опытным аппаратчиком, но и талантливым человеком. Мы его знали и как писателя Т. Тагирова. И он решил спустить эту историю на тормозах, без оргвыводов на бюро обкома партии. Мне он сделал замечание с пожеланием знать как можно больше про знаменитых людей.

На это время пришлось и празднование 50-летия «Ленинца». Нужно было делать памятные значки. В Уфе никто их тогда не изготавливал. Я предложил заказать по нашим эскизам в Риге. Потом ездил в Ригу заказывать значки к юбилею. Валера Султанов нарисовал интересный эскиз, его утвердили в инстанциях. Значки нам делали в художественной мастерской около знаменитого завода ВЭФ. В этой истории мне интереснее всего была недельная командировку в Ригу, я уже дружил с журналистами местных газет, и они уже побывали в Уфе у меня в гостях, ездил несколько раз летом на Рижское взморье погостить на редакционной даче и покупаться. Комната на месяц в редакционной даче стоила в тех деньгах пять рублей. В комнате было все необходимое для комфортного отдыха. До моря было сто метров.

Сам юбилей во всех многочисленных хлопотах остался в памяти не очень подробно. Потому что каждый из редакционных отвечал за какую-то часть праздника, за его гостей. Я занимался латышами Велгой и Гунаром Эренштрейте. Мы потом дружили и общались много лет. Велга работала заведующей отделом в латвийской молодежке «Комьюнимо Циня». Гунар редактировал очень популярную в Латвии газету «Спортс» и знал все о спорте Советского Союза.

Помню, как накануне юбилейных праздников ездил в 4 утра встречать одного из главных гостей праздника, редактора знаменитой тогда молодежки, ленинградской «Смены» Гену Селезнева, который потом стал председателем государственной Думы и стал теперь исключительно Геннадием Николаевичем Селезневым.

Тогда же мы несколько раз делали специальные выпуски автономного тиража для распространения на олимпийских играх. Это было как неформальное соревнование, кто найдет себе героя из спорта и лучше напишет о нем для этого специального выпуска. Он потом распространялся среди спортсменов и членов делегации Советского Союза. Я помню точно, что мы делали такой выпуск для игр в Мюнхене. Тогда там от рук террористов погибла израильская делегация спортсменов. Такие специальные выпуски «Ленинца» для Олимпийских игр мы делали несколько раз.

Однажды меня стал доставать своими звонками республиканский Башвоенкомат, но времени все не было туда сходить. В конце концов добрался до них, и они меня удивили предложением подобрать журналиста в южную группу войск на должность начальника отдела писем на военное радио. Жить и работать надо было в Праге. Заполнил все анкеты, их отправили по тайным военным инстанциям. Я готов был согласиться на это предложение, лишь бы уйти с секретарской должности. Но тут пришло мне место в аспирантуру, куда я в ноябре и уехал в Ростовский государственный университет, который стал новой, очень интересной страницей моей жизни. Выбрали в университете меня потому, что я у них преподавал почасовиком вместо неожиданно уехавшего в Свердловск доцента Валерия Георгиевича Сесюнина. Валерий Георгиевич там много лет будет работать деканом. В Башкирском университете решили, что я, как преподаватель, для них подхожу и что мне, выпускнику Московского университета, пора расти до кандидата наук.

В новом многоэтажном Доме печати к нам пришел новый редактор Вазир Хашимович Мустафин, бывший до этого заведующим отделом пропаганды обкома комсомола. Опытный аппаратчик, он сначала полностью перенес методы руководства газетой как аппаратным, а не творческим коллективом. Догадываюсь, чего стоило ему спросить у меня, подчиненного, как называются эти буковки на странице оттиска. Он показывал на петит. И можно ли на одной странице набирать материалы разными петитами. Касса линотипа насчитывает несколько рисунков петита и нет точных регламентаций в применении одного или двух видов на одной странице. Тогда это была самая распространенная в высокой ротационной печати гарнитура. Я старался коротко ему объяснять, но это лучше получалось у заместителя редактора Марата Хабибуллина. А я сократил контакты до формально необходимого, внутриредакционного общения двух коллег. Так мне было легче работать.