Тернистый путь в искусстве. Часть первая

Мемуары были опубликованы на башкирском языке в иллюстрированном художественно-публицистическом журнале «Тамаша» в 2000 – 2002 гг. В те годы театральная общественность и любители театра в течение 2-х лет с большим интересом и нетерпением ждали выпуска каждого номера журнала, чтоб продолжить увлекательное чтение, но это были счастливчики, читавшие на башкирском языке. Современное поколение, увы, не читает на башкирском, а интерес воспоминания Вазиха Кашаповича вызывают не только у профессионалов, но и у тех, кому небезразлична история театрального искусства Башкортостана, поэтому мы решили предоставить вам такую возможность – перевели книгу на русский язык.

В воспоминаниях автор правдиво и искренно описывает собственный творческий путь, одновременно погружая читателей в сложный и богатый мир театрального искусства Башкортостана 1950-х – 2000-х гг. Перед нами встают яркие, живые портреты многих замечательных артистов, режиссеров, драматургов, художников, композиторов республики, творивших в те годы. Особое место отводится годам учебы в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии, где он рассказывает о своем знаменитом учителе Г.А.Товстоногове и наиболее значимых событиях театральной жизни Ленинграда.

Объем воспоминаний, разделенных на 180 глав, – 25 авторских листов; каждая переведенная глава будет публиковаться по мере готовности в течение года.

Вступление

У каждого человека наступает пора, когда возникает необходимость осмыслить свой жизненный путь. Слава Аллаху, прожил не мало, в этом году исполнилось 70 лет. Решил написать обо всем, что происходило со мной эти годы. Мое ремесло — актер, режиссер. Чтобы изучить азы этой, на мой взгляд, чрезвычайно интересной профессии, закончил два учебных заведения: Уфимское театрально-художественное училище (актерское отделение, 1949 — 1952 гг.) и Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (режиссерский факультет, 1959 — 1964 гг.); а чтобы овладеть ею и творить, посвятил всю свою жизнь.

Однако все, о чем я хочу рассказать, коснется не только театра. Видимо, вопросов будет много, потому что театр отражает жизнь во всей ее многоликости и во всех тонкостях. Человек, посвятивший себя театру, должен воспринимать действительность настолько широко, насколько хватает его распахнутых рук, чтобы объять необъятную вселенную. Насколько глубоко он чувствует ее, настолько его спектакль, его роль правдивей и богаче.

С самого начала в душе возникает сомнение: будет ли у меня читатель? Сейчас ведь книги не читают. Я не хочу сказать, что не стоит смотреть телевизор, но … что только там не показывают! Чему только не учат! На днях довелось посмотреть несколько передач из цикла «Моя семья». В одной из них происходит следующее: сидят молодые красивые мужчина и женщина. Насколько я понял, они знакомят телезрителей с новыми нормами семейной жизни: муж и жена предоставляют друг другу полную свободу выбора сексуального партнера или партнеров. На вопрос ведущего: «Чем вам нравятся такие вечера любви?» – героиня передачи отвечает, – «Это красиво!». А где любовь, воспетая в песнях, вдохновляющая человека на подвиги? Зухра и Тагир, Лэйла и Меджнун, Фархат и Ширин, Ромео и Джульетта — все они лишь плод фантазии великих авторов?

Так мы встречаем XXI век, растоптав все прекрасные помыслы наших предков, полностью потеряв человеческий облик? Разве не к этому призывают нас герои передачи? Они не читали классиков? Или отрекаются от них? Всю классику — на свалку? Это же страшно!

Читателю, видимо, покажется, что мы отошли в сторону от темы. Нет! Меня, как человека и как режиссера, удручает: что будет с последующими поколениями, до каких «высот» доберется их мораль? 70 лет мы прожили без веры, отреклись от Бога и попали в сети дьявола. Нам будет нелегко излечиться от этой болезни. Мои молодые коллеги думают, что нашли выход. Социальные разрушения привели к тому, что многие доведены до грани нищеты, до потери смысла жизни, а цель театра, по их мнению, утешать зрителя, развлекая. Какая нелепая ошибка! Некоторые чудаки верят в такое предназначение театра сегодня; другие, не в силах создать настоящее произведение искусства, работают по принципу: держи нос по ветру. И у них находятся свои защитники. Да, еще все это называют новаторством, а на сцену буквально вползают бездарность, безвкусица, пошлость. Мало того, «творец» становится кумиром зрителя, начинает мнить себя великим деятелем. Попробуй спустить его на землю, он такую войну начнет на широком фронте. Задача драматического театра — проникнуть в психологию человека как можно глубже и заставить его думать, разбудить его совесть, веру и призвать к добру. Роль театра велика в строительстве духовного общества. Именно в театре во все времена рождались новые прогрессивные идеи, лишь потом они становились достоянием общества.

Не забывали бы об этом и драматурги. Если не будут появляться по-настоящему глубокие произведения, режиссеры не смогут ставить хорошие спектакли. Профессия режиссера имеет свою особенность: нет меры измерения ценности созданного им произведения. Оценить его может только зритель. Что касается судьбы спектакля, оценку может поставить также известная личность, и возможно, она будет дана на профессиональном уровне, но не исключено — на самодеятельном. Я не хочу сейчас умалить значение самодеятельного творчества, которое является неистощимым родником профессионального искусства. Сколько великих мастеров среди певцов, танцоров, актеров выросло именно там. Дело в том, насколько талантлива личность, дающая оценку. Талант — всегда профессионал и большая редкость. Самый страшный враг искусства — бездарность. Она всегда завистлива, коварна и беспощадна в борьбе за собственное выживание. Талантливому человеку очень тяжело бороться со всем этим набором бойцовских средств, поэтому сам он не может защитить себя. Судьба таланта в России всегда была нелегкой. До Октябрьской революции ученые, артисты, писатели всегда спасались бегством за границу. Воскликнул же в свое время А.С.Пушкина: «... черт догадал меня родиться в России с душой и с талантом!». С приходом к власти коммунистического режима ситуация меняется: талантливых людей стали называть врагами народа и уничтожать. Не обошла эта трагедия и Башкирию. Творческие личности, подарившие башкирскому народу театр, — враги! Если бы в свое время Заки Валиди не спасся за границей, какая участь постигла бы его здесь? Кем был бы Рудольф Нуреев, если бы остался в России?

Слава Аллаху, эти страшные и жестокие времена в прошлом, годы репрессий остались в истории. Сейчас людей за их талант не убивают, не расстреливают! Сейчас даже убийц не расстреливают. Демократия! Гуманизм! Только это еще не значит, что талантливому человеку живется вольготно. Такое время еще не наступило, его еще ждать и ждать. Но ждать не надо, надо бороться. В противном случае, история, совершив очередной виток, снова вернет нас в вышеупомянутые времена. Хотя метод изощренного уничтожения таланта, уже давно изобретенный, опять набирает силу. Сейчас напрямую приговор не выносят. Сначала находят мелкие недочеты в творчестве таланта, если не находят, придумывают, потом создают общественное мнение и начинают обливать грязью, а дальше удары исподтишка со всех сторон. Тому, бедному, деваться некуда, жить-то хочется, вот он и находит себе какую-нибудь другую нишу, куда можно спрятаться, а общество теряет еще одного талантливого человека. Да, несправедливости еще достаточно много, а фронт бездарности все расширяется. Давайте подумаем вместе во благо процветания искусства, как остановить этот процесс! Обычно людям, уходящим на заслуженный отдых, задают такой вопрос: «Если бы пришлось начать сначала, что вы изменили бы в своей жизни?» Недолго думая, чаще отвечают: «Я прожил бы ее так же». Я в это не верю. Творческий путь не проходят без ошибок. Если бы мне было дано прожить еще одну жизнь, я бы не хотел повторить прошлое. Было много ошибок. Я бы хотел, чтоб их было меньше. Только это невозможно!

В своих воспоминаниях я постараюсь честно описать все свои ошибки. Это будет не просто, но это необходимо. Мне кажется, читателю именно об этом будет интересно и полезно узнать.

Детство

Я родился в деревне Аминево Чишминского района Башкортостана, живописно расположившейся на берегу реки Уза.

Отец Кашафетдин Бадретдинович, рано оставшись без родителей, служил мальчиком в доме уфимского купца. Достигнув определенного возраста, прослужил 11 лет солдатом в царской армии. Участвовал в Японской войне. Возвратившись в родную деревню, женился и только стал налаживать самостоятельную жизнь, как его снова забрали в солдаты. На этот раз на Германскую войну. В годы революции вернулся домой и получил прозвище «солдат Кашаф». Дома его ждала только маленькая дочка, жена умерла. Вскоре он женился второй раз на дочери зажиточного крестьянина, моей будущей матери Мастуре. Мама была моложе отца на 12 лет. Они жили дружно и в достатке, помогали им родители мамы. Отец мой, ни дня не учившийся в школе, хорошо читал и писал на русском языке и арабскими буквами на татарском языке. Даже сегодня он считался бы образованным человеком, а в те времена он был в деревне на уровне ученого. В революции он не принимал участия, но большевики, как грамотного человека, назначили его писарем сельсовета. Прозвище отца поменялось на «писарь Кашаф». Кто такой солдат, я понимал, а второе прозвище мне в детстве не нравилось. В нашей деревне не было человека без прозвища, у всех оно было, но прозвище «писарь» мне казалось унизительным. Почему я не поинтересовался у взрослых, что означает это слово? Очень стеснительным был. «Писарь Кашаф» всегда работал на руководящих постах: заведующим фермой, руководителем пчеловодческой бригады, а в годы войны — председателем колхоза.

У меня все еще на слуху, как он мягким и красивым голосом читает Коран, а перед сном своим детям рассказывает сказки нараспев. Он дружил с сэсэном Ярми Саетом. Помню, как в гостях отец всегда пел свои импровизации.

В последние годы жизни, когда отец уже не работал, он очень интересовался жизнью страны: читал газеты, слушал радио. Особенно его интересовали полеты космических ракет. «Говорят, человек скоро полетит в космос, неужели такое возможно?» – говаривал он.

В 1961 г. 12 апреля, когда Юрий Гагарин полетел в космос, я приехал из Ленинграда похоронить отца. Он при жизни не услышал эту потрясающую для него новость, 10 апреля 1961 г. отец умер.

В раннем детстве я был высоким, светловолосым, стеснительным мальчиком. Стеснительность моя происходила от того, что среди черноволосых и чернобровых мальчишек в деревне я был единственным блондином. Я считал, что это большой недостаток. Да еще летом всегда нос обгорал. У других не обгорал, а у меня обгорал. Моя внешность крайне не устраивала меня: от постоянного обгорания красный, весь в болячках нос, на голове тюбетейка, красные полосатые шаровары, сшитые мамой из холста, босые ноги. Да еще прозвище нелестное «Вазих-муэдзин». Муэдзин — по причине схожести по звучанию с именем Вазих. Так мне все это не нравилось! Крепко стиснув зубы, пытаюсь все это унижение терпеть, а из глаз слезы льются. Отворачиваюсь от ребят, чтоб не заметили моего позора, а они, видя мои мучения, наглеют и дразнят: «Муэдзин! Муэдзин! Муэдзин!» Тут я вспыхиваю и пускаюсь в драку. Хорошо, что силища была! Сопротивление мне не оказывалось, мальчишки мигом обращались в бегство. Вскоре они возвращались с извинениями:

– Зачем дерешься? Мы же шутим.

– По-дружески.

– Ты же сам сторонишься нас, не играешь с нами.

Обида проходит — и мы снова друзья. Проблемы с мальчишками решались, а вот ночью... Под одеялом темно. Все в доме спят, слышно только их ровное дыхание, кто-то похрапывает. А мне страшно, не дают покоя грустные мысли: почему человек когда-то должен умереть. Отец всегда говорил: «Аллах милосерден!» А если он милосерден, почему он не сотворил людей бессмертными? Это же ужасно, что когда-то умрет моя мама. И я не смогу этому помешать. Я лучше сам умру! И это неправильно. Как переживут мою смерть мама с папой, братья, сестры? Они будут плакать. Думаю, думаю и никак не нахожу спасения из безвыходного положения. Мысли эти долго не давали мне покоя. Как-то я рассказал обо всем старшей сестре Тагзиме, учительнице. Выслушав меня, она улыбнулась и не сказала ничего. На следующий день усадила меня за стол и говорит: «Давай я научу тебя читать». Тогда мне было 5 лет. Я быстро научился читать, тяжелее было научиться писать. Позже в нашей семье появилась традиция: как только кто-нибудь зайдет к нам по какой-нибудь нужде, сестра возьмет районную газету, ткнет пальцем и говорит: «Прочитай нам вот эту статью». Я не очень-то понимал, о чем читаю, главное — прочитать без запинки. Завершив, вспотевший от усердия, смотрю на слушателей, ожидая похвальбы.

– Молодец, кустым, из тебя получится толковый человек, – хвалят меня.

Потом сестра научила меня пересказывать прочитанное. В школу пошел, как все, в 7 лет, но прежние старания не прошли даром.

Война началась, когда я закончил 4 класс. В этот год наше детство прошло, мы резко повзрослели. Кто-то отца провожает, кто-то — брата, матери — сыновей, жены — мужей.

Тагзима-апа весной вышла замуж. Всего неделю прожили молодые, когда нашего зятя забрали на сборы в село Алкино. Сестра успела два-три раза съездить к нему. Буквально через несколько дней зять должен был вернуться, но началась война. Его отправили на фронт, даже домой попрощаться не отпустили. Для нас он пропал навсегда. Ни одного письма не пришло с фронта. Мой старший брат Кашфи, председатель сельсовета, собирал на фронт первую партию односельчан, многие — его ровесники. Один из них на сборах буркнул:

– Мы уезжаем, Кашфи остается. Начальник! Как хочет, так и воротит!

Его слова задели брата за живое, из Чишмов он вернулся сам не свой. Утром, попрощавшись с женой и детьми, уехал в военкомат проситься на фронт. Его отправили с той же группой, которую он собирал накануне. От брата пришло два письма: в первом — он сообщал, что служит командиром пулеметной роты. Вскоре пришло второе письмо, в котором сообщалось, что он пропал без вести.

Мы, мальчишки, впряглись в колхозные работы вместо ушедших на войну отцов и братьев.

Продолжение следует…