28.10.90.
ПОЯВЛЕНИЕ НОЧЬЮ
* * *
(В.Ц.) Наверно, влюбился в себя осенний подробный дождь, как престарелый монарх, для не кончину – жизнь.
(для – длить, продлив т.е.) Стекает в трубу водосточную небо – охотничий нож по своему желобку так недвижимо бежит.
И нету звездного неба – значит, нет его вовсе. Душа – вычитанье небес из объема забот – становится болью материи, надетой на острые кости. Чернеет отверстие сна, как горняцкий забой.
Но сырость – больше воды – из подпола страхи полезли в череп чердачный, лоснясь стеклянными воротниками. И как возвращают нас к жизни оползневые болезни, когда проселок меж суток кажется вертикальным,
– так веселящийся ужас учит ноги расчетливости и честным числам шагов на границе с невидимым. В печи догорающий уголь становится словом подчеркнутым, вобравшим суть бытия – через скорлупку от выеденного
солнечного яйца вряд ли проникнет больше... Вот пьяный ангел-хранитель с поминок летит, сутулясь. По улицам рыскают стаи. Каждую стаю волчью замыкает волчонок – как фамилию суффикс –
кажется, "ов" – темнота имена отторгает от владельцев своих. И память предметов распалась: что мне хочет напомнить скорченная коряга – мертвый жест, из которого вынули теплые пальцы?
............................................... Вообще-то писал, думая о Цое. В стихе этого почти нет. Да и как быть? Кто я ему? Ей-богу, жалко, как себя. Как у меня: работаю учителем истории в Магинске. Злой, как черт. "Уж не жду от жизни ничего-о-о я, и не жаль мне прошлого ничуу-ууть..."...никакого фестиваля либо другого колл. безумства не предвидится?
...Сейчас в периодике такая дрянь! Демократы и диссиденты пишут не лучше столбов (т.е. столпов) соцреализма. У тех хоть иногда поэтическая дрючка какая-нибудь промелькнет. А эти все о свободе, да о борьбе за нее. А то понять не могут, что свободу завоевать невозможно. Она дается при рождении или вовсе не дается. Свобода в политическом смысле – это малая часть свободы вообще. А может быть, вообще никакого касательства к ней не имеет. ...надо о рукописи узнать. Да, с изд-вом "Молодая гвардия" (которое уже заключило было со мной договор) произошел облом. Вернули рукопись, т.к. отдел, занимающийся с нею, у них закрыт. Приехать бы в Уфу. Но там я, видимо, никому не треба.
...Цезарево качество? Хотя Цезаря, как любого подонка-уголовника, не люблю, но он мне очень интересен. (Поэтому, наверное, меня так часто "берут" эти цезаришки...)
12-13.12.90.
Зарекался уже делать что-либо (хотя и раньше не делал) для продвижения своих виршей. Но решил – пусть хоть одна мало-мальская книжонка после меня останется. И еще я для себя формулу придумал: надо тебя лишились не меньше, а даже больше, чем ты. Утешает, но слабо.
...Но меня уже тошнит от всего, что называется социальностью и пр. Понял, что все солженицыны-корниловы и пр. имеют отношения к искусству ровно столько же, как сокамерники Франсуа Виньона. Если ошибаюсь, то очень хорошо. И еще я, к сожалению, понял, что наше время требует еще пущей конъюнктуры. А настоящим искусством еще долго пахнуть не будет. Искусство имеет отношения к борьбе ровно столько же, сколько религия к крестовым походам. И мне не себя жаль, а того, что вряд ли когда еще появится искусство для искусства. Отрицать самоценность его – все равно, что убеждать, что мужики с бабами спят исключительно с целью продолжения рода...
От составителя. За неимением места приходится обрывать публикацию... Здесь (приблизительно) охвачены лишь три года жизни человека, совершавшего свое страшное и мужественное путешествие в подсознание, что закончилось два месяца назад. Вопросы без ответов и ответы без вопросов остаются. Он знал, что таким – изощренно – "подсознательным" поэтом – нашей эпохе не нужен. Как не нужны ей сейчас исследования по фундаментальной физике. Нам-с прикладное, да чтоб материальная отдача была побыстрее. Только без фундаментальных исследований не будет когда-нибудь и прикладных технологий. И когда-нибудь их, эти исследования, придется продолжить – и в науке, и в искусстве. Нам легко говорить, в чем Банников был неправ. Он, мол, слишком увлекался исследованием вопроса: "как это происходит", внимания вопросу – "зачем это все нужно". Оттого, мол, и была так быстро исчерпана его судьба... Но он был честным исследователем. И умер, не уходя от своей судьбы. А вот когда понадобятся "прикладникам" его "фундаментальные труды"... это уже не его дело.