Пожелание добра. Часть десятая

Долголетняя дружба с моими сверстниками и старшими современниками, как поэты Сайфи Кудаш и Николай Рыленков, Расул Гамзатов и Михаил Дудин, Кайсын Кулиев и Назар Наджми, учила и учит меня быть мужественным и сдержанным, добрым и беспокойным, быть правдивым в помыслах и верным в поступках. С переменным успехом учусь у жены моей, Раузы, быть организованным и неленивым. О женах у нас не принято говорить. Нарушая обычай отцов, я назвал имя женщины, которая четверть века делит со мною все, кроме хвалы и наград моих.

* * *

Пусть нас, стихотворцев, никогда не покидает святое беспокойство за дела наших сограждан.

* * *

Человека, посетившего чужой аул, чужой край, чужую страну, обычно мы спрашиваем: «Как встретили тебя?» Вопрос уместный, но ответ на него не сможет отразить всего существа дела. Непременно нужно также допытаться о том, как провожали, как расставались.

* * *

Добро высевается по зернышку, зло обрушивается на людей разом и оставляет раны надолго.

* * *

Нельзя жить только прошлым. Если бы мы жили только страданиями и горечью прошлого, то лишили бы радости и надежд будущее, попросту обкрадывали бы его.

* * *

Я далек от мысли, что поэзия Салавата представляет только музейный интерес. Она и сейчас волнует тех, в ком раскованный дух и сбывшиеся чаяния Салавата. Стихи его мы воспринимаем как часть его личности, его судьбы, этим они дороги нам.

* * *

Если Салават по своей значимости был бы явлением только чисто башкирским, а не общероссийским, то, я думаю, его бессмертие не было столь прочным даже для нас, его соплеменников. Я уверен в одном: исторический подвиг Салавата заставлял не забывать его стихи, а стихи заставляли всегда помнить его имя.

* * *

К великим творцам человечества, мне думается, чувствует свою причастность каждый народ, каждый просвещенный человек. Ибо их творения, вобравшие в себя духовный опыт наций и племен, принадлежат не только их сородичам, но и всем другим.

* * *

Удел гениев таков, что они, мыслью и деянием опередившие свое время, потом после десятилетий и столетий освещаются светом, идущим к ним из будущего.

* * *

Народ признает своим только тех поэтов, кто говорит с ним наравне, кто поет и плачет не в угоду, кто не впадает не в лесть перед ним, ни в спесивость.

* * *

Потеря памяти также страшна, как потеря мечты. Особенно страшно, когда это забвение касается матери и учителя.

* * *

Конечно, став учителем жизни, писатель не может перестать учиться у жизни. Но его учение представляется мне как дискуссия с действительностью, как переосмысливание ее с целью улучшения и обновления. Досадно, когда вселяются в писателя школярская психология, школярские навыки.

* * *

Искусство во всех своих видах всегда было и будет лучшим выражением самосознания нации, проявлением ее достоинства, оно вызывается к жизни необходимостью ее нравственного самоутверждения. Но подлинное искусство у любого народа зарождалось только тогда, когда сам народ выходил на межнациональное общение с ближними и дальними соседями. Лишь ветер времени, бродящий по странам и континентам, способствует щедрому оплодотворению деревьев духовного плодородия. Поэтому нераздельное единство двух начал – национального и интернационального – заложено в саму природу искусства, составляет его сущность. К тому же любое настоящее произведение, возникшее на определенной национальной почве, несет в себе жизненный, эмоциональный эстетический опыт не только данного народа.

* * *

Назначение той человеческой жизни, в конечном счете, и является главным объектом искусства.

* * *

Форма произведения – это не одежда, в которую можно одеть кого угодно, и не сосуд, в который можно что угодно влить. Форма и содержание в одном произведении рождаются вместе, живут вместе, в хорошем и дурном достойны друг друга, умирают вместе, коль это суждено. Овдовевшей формы не бывает.

* * *

A служение взаимной любви я вижу в том, чтобы лучшие образцы каждой национальной культуры сделать своим достоянием, общегосударственным, общечеловеческим достоянием. Путь к этому, естественно, лежит не через нивелирование национальной сути искусства, не через переодевание его в униформу, а через овладение теми вершинами, которые отвечали бы высоким критериям художественного творчества.