В 1922 году жена Бунина, Вера Николаевна Муромцева, записала в дневнике, что Ромен Роллан выставил кандидатуру Бунина на получение Нобелевской премии. С той поры Иван Алексеевич жил надеждами, что когда-нибудь он будет отмечен этой премией. В 1933 Бунин стал первым русским писателем, удостоенным литературной Нобелевской премии.
«9 ноября после завтрака принесли телеграмму, которая нарушила наш покой. Кальген спрашивал, какое гражданство у Яна. ( Кальгрен – переводчик произведений Бунина на шведский язык.) Ответили: rИfugiИ russe – русский беженец (фр).
Перед завтраком Леня (Л. Зуров – писатель, биограф Бунина) мне говорит: "Вот теперь чистят фраки-мундиры, готовятся к заседанию, бреются".
За завтраком я: "Давай играть в тотализатор. Ян, ты за кого?" – "Мне кажется, дадут финляндцу, у него много шансов..." – "А вы, Галя?" – "Не знаю... ничего не могу сказать". Я: "А мне кажется, если не русскому, то португальцу скорее".
Днем Бунин пошел в синема. Позже звонок по телефону из Стокгольма. Тут меня охватывает волнение, главное – говорить через тысячи километров. И когда мне снова звонят и я сквозь шум, гул, какие-то голоса, улавливаю отдельные слова: "Votre mari, priz Nobel, voudrais parler a Mr. Bounine.. – (Ваш муж – нобелевский лауреат, хотел бы поговорить с мистером Буниным (фр.)), – то моя рука начинает ходить ходуном... Я прошу Леню взять второй "слушатель". И говорю: "Mon mari est sorti, dans une petites demi-heure il va rentrer"… (Мой муж ушел, он вернется через полчаса или раньше (фр.)).
Леня летит в синема…»
Когда, после антракта, начинается какая-то веселая глупость под названием "Бэби", смотрю на экран с особенным интересом: играет хорошенькая Киса Куприна, дочь Александра Ивановича. Но вот в темноте возле меня какой-то осторожный шум, потом свет ручного фонарика и кто-то трогает меня за плечо и торжественно взволнованно говорит вполголоса:
"Господа лауреаты приглашаются прибыть в Концертный Зал для получения Нобелевских премий 10 декабря 1933 г., не позднее 4 ч. 50 м. дня. Его Величество, в сопровождении Королевского Дома и всего Двора, пожалует в Зал, дабы присутствовать на торжестве и лично вручить каждому из них надлежащую премию, ровно в 5 ч., после чего двери Зала будут закрыты и начнется само торжество".
А начнем мы с рассказа (новеллы) «Господин из Сан-Франциско». Написал он его в 1915 году. Настроение, переданное в рассказе Иваном Алексеевичем, соответствовало произошедшему в 1912 году, а именно крушению Титаника, началу Первой мировой войны и как бы пророчило предстоящим революционным событиям в России 1917 года, которые Бунин предчувствует как катастрофу.
Если вкратце о содержании: некий американский миллионер, который всю жизнь работал, нещадно эксплуатировал, обманывал и грабил, чем сколотил себе состояние. И вот он с женой и дочкой плывет на 2 года в трансокеанское турне чтобы развлекаться и путешествовать на крупном лайнере «Атлантида», в котором угадывается Титаник. Маршрут был выработан обширный. Жизнь на пароходе идет размеренно, все делается своевременно. Подъем рано утром, пьют кофе, какао, шоколад, принимают ванны, делают гимнастику, гуляют по палубе, потом первый завтрак, затем чтение газет и готовятся ко второму завтраку и дальше все по распорядку… Все на лайнере ходят важные, степенные… Бунин, описывая поведение пассажиров, блеск и роскошь окружающего антуража на фоне бушующего океана, намекает, что это все, похоже, притворство и ложь. Потом семья господина из Сан-Франциско решает перебраться на Капри. И вот там, в отеле, за чтением газеты он неожиданно умирает. Его тело везут в темном трюме в гробу в той же «Атлантиде» и, что характерно, Бунин здесь пишет: «…Был он и на другую, и на третью ночь — опять среди бешеной вьюги, проносившейся над гудевшим, как погребальная месса, и ходившим траурными от серебряной пены горами океаном. Бесчисленные огненные глаза корабля были за снегом едва видны Дьяволу, следившему со скал Гибралтара, с каменистых ворот двух миров, за уходившим в ночь и вьюгу кораблем. Дьявол был громаден, как утес, но громаден был и корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового Человека со старым сердцем…». А на палубе продолжают веселиться… Бунин даже не дал никакого имени господину из Сан-Франциско. Мне кажется, для него это типичный обобщенный образ американских самодовольных буржуа, в принципе бесцельных существ. Если Блок записывает в дневнике: «Гибель Titanic’a, вчера обрадовавшая меня несказанно (есть еще океан)», то Бунин, неприязненно относясь к не совсем правильной жизни господина из Сан-Франциско, его смерть воспринимает по-своему — с жалостью и сочувствием.