Навозну кучу разрывая,
Петух нашел Жемчужное Зерно
И говорит: «Куда оно?
Какая вещь пустая!
Не глупо ль, что его высоко так ценят?
А я бы, право, был гораздо боле рад
Зерну ячменному: оно не столь хоть видно,
Да сытно».
Невежи судят точно так:
В чем толку не поймут, то всё у них пустяк.
И. А. Крылов
Живые игры духа полезны для литераторов и литературы. Даже необходимы: они литературу оживляют. Отрясают, так сказать, прах с её дорожных башмаков. Подлинная литература, в отличие от сухой и строгой науки, вся соткана из живых противоречий, нонсенсов и парадоксов. Она — суть живая игра человеческого духа. Тут автору главное не заиграться, не заповторяться (эффект заевшей граммофонной пластинки), остановиться вовремя… Переключиться на «другую песню». Великое стремление явить авторский анекдот, шутку о том или ином известном литераторе, может быть написано с тем же блеском, который мы находим в истинных образцах народного творчества: в фольклоре, анекдоте, пословице или поговорке. В побасенке.
Но можно выйти на большую, чем просто в анекдоте, глубину. И это будет уже иное художественное мышление. Отойти от ставшего для автора привычным и пустотелым многократно повторяющегося творческого приёма, инерционно порождающего очередной текст как бы даже уже без авторской на то творческой, свободной воли. Словно бы машинально, когда тексты множатся, как головастики-лягушата в луже или мушки-дрозофилы вокруг яблочного огрызка.
Пишущему всерьёз и достаточно долго не обойтись без утончённого художественного вкуса, и Александр Андриенко демонстрирует это в своих стихах и в прозе. Такой вкус устремлён к неповторимости, глубокой индивидуальности, можно сказать, к совершенному своеобразному сочетанию всей совокупности поэтических способностей автора-имярека.
Без развитого литературного вкуса, конечно, было бы проще клепать и побасенки. Строчи в свободное от основной профессии время, как Анка-пулемётчица на работе. И что тогда остаётся читателю пограмотней — ему приходится терпеть щелкопёра-засранца, тьфу ты, новобранца! А чего не сделаешь от любви к человеку — всяк из нас тянется к творческому образу Божию, и, если откладывает штык, то немедленно берёт в руки перо.
Речь мы ведём, собственно, вот о чём. Литература это — не выхолащивание творческой свободы силой материализованной инерции и сложившимися правилами. Не «объективирование» «творческого процесса» в самодовольное подобие подобий (своих или чужих). Не натурализация стихотворчества, да и прозы тоже. Нельзя представить Пушкина или Гоголя за таким пустым занятием. И это не просто метод или комбинация. Поэзия — не есть сборка ЭВМ-смартфона-летающей-электронной-сковородки-поющего-экскаватора будущего. Отнюдь. Это не отдых тракториста-программиста в литературе — под шансон Искусственного Интеллекта. На лоне природы или на пенсии.
Мы думаем о чувстве меры в литературе. О всепобеждающей Гармонии. Эстетической, высокохудожественной меры (как и самой эстетики) никто ведь не отменял (разве что невежды).
И тут все намеченные выше упования наши переходят от затяжной прелюдии прямиком к её невинному виновнику, к блестящему поэту, к тонкому литератору и замечательному чтецу-декламатору Александру Андриенко.
Я, как тот (да не тот) петух из басни Крылова, навозну кучу разрывая, нашёл Жемчужное Зерно.
Но в отличие от петуха с птичьего двора из басни Крылова, моему петуху, петуху литературному, наоборот, — важнее навозного червячка — именно Жемчужного Зерна литературного текста.
Понимаю, птичий двор с ума сойдёт, не поймёт моего петуха. Ну, да уж ладно. Курицам — своё, а мой петух — птица!
Сильное стихотворение или удачная проза — это новые органы сознания. Это художественный язык, прежде всего. Такое произведение, как новое духовно-эстетическое знание, — суть авторские щупальцы-осязатели и видение иной реальности, недоступной прежнему сознанию, сознанию обыденному, нехудожественному. Затруднение обычно и кроется в ограниченном понимании (как правило, агрессивном), в восприятии обывателем поэзии сильной и всегда новой — до непонимания её и неприятия, как следствие непонимания. Такое банальное непостижение глубоко-нового в поэзии. А тут требуется дерзание духа, личное творческое свершение, если не подвиг.
В анекдотах А. Андриенко литературный вкус налицо. Он радует. Анекдоты авторские о литераторах он пишет так хорошо, что, возможно, ему пора уже начать писать что-то другое.
Но не будем терять время, а лучше сделаем подборку из самих авторских побасенок, литературных анекдотов и шуток Александра Андриенко.
Вперёд, живой читатель «Истоков»!
Алексей Кривошеев
____________________________________
С Днём рождения, Александр Сергеич!
Пушкин Александр Сергеевич любил играть в карты. Но не умел. Как разойдется, бывало, весь красный, потный, курчавые волосёнки дыбом, знай, карты мечет, как биты в городках и ничего вокруг не замечает. «Вы так? А мы вот так!» — кричит — и хрясь картой об стол. А господа офицеры знают, что он играть не умеет, и потихоньку ему то географические карты подсунут, то топографические, а однажды даже глобус хотели втюхать, мол, тоже карта. Да знай, висты на него записывают. Принесут государю-императору утром Пушкинские векселя, повздыхает самодержец, да и заплатит. Политэкономия, однако.
Продолжение следует...