Грядущий человек, или Не варвар на смартфоне

У природы есть свой язык, и он – прекрасен. Но язык природы (сотворённой Богом, или второй, сотворённой природы) – это лишь малая часть языка вообще, часть членораздельной человеческой речи. Помимо языка природы как такой есть ещё язык Хаоса, язык той Бездны, на языке которой написаны лучшие стихи Тютчева, а затем и Лермонтова. Природа у Тютчева – всего лишь «златой узор» скорого дня, ненадолго наброшенный на бездну, под этим дневным узором шевелится Хаос, вечный и доприродный. А у Хаоса – свой язык. Поэт же, помимо языка, который есть у природы (или в природе), а до неё – и в Хаосе, находит ещё (через Вдохновение и слияние с Божеством, через озарение и видение) – находит элементы-моменты языка большего, чем язык естественный, язык сотворённой природы, язык-слепок с природы. Услышав язык или голос божественный, поэт пишет стихи, наделяя их свойствами такого языка, одухотворяя и сами образы природы в своих стихах, конечную природу превращая (реально) в природу бесконечной живой вечности. Вот какой это язык!

На этом подлинно-поэтическом языке говорит с человеком Бог. В этом языке только поэт и находит для своей беспредельной, раздвоенной души, охватывающей (невольно) и Бездну (Хаос) и этот мир (природный и социальный), утешение от раздвоенности бытия. Это язык связи человека с Богом, язык веры в Бога, язык истинной поэзии. В нём всё – и душа, и свобода, и любовь, и природа слились в цельном единстве жизни божественной и человеческой, в жизни преображённой и вечно живой, бесконечной, в жизни подлинно человечной и божьей.

Это язык становления будущей жизни, жизни нового Адама (уже не ветхого), которым человеку в целом, нашему виду вообще, нашему социуму ещё предстоит только стать. Но язык такой уже существует, как мы знаем, он – в стихах некоторых больших поэтов (того же Тютчева, Лермонтова, Блока, Ходасевича). Есть такой язык, хотя бы отчасти, и в прозе, близкой по значению своему к неподдельной мировой поэзии.

Есть такой язык и в русской поэзии, некоторые примеры я привёл.

Язык этот пока ещё не очень различает варварское ухо массового читателя-писателя. Но он уже есть. И в языке этом – путь и спасение человека вообще: человека как венца творения, как дитя Божьего, как вида человеческого вообще.