То ли куклы, то ли люди

Кто ты, юный император, завернувшийся в мамину шаль? В дырявых штанах и с лавровым венком из березовых листьев… Эти куклы – император и спящий ангел – сделаны по мотивам повести Евгения Дубровина «В ожидании козы». Они не стали вязаными копиями главных героев. Если вы прочтете эту книгу, то, скорее всего, представите их себе как-то иначе. Это метафора, фантазия.

Повесть Евгения Дубровина в «Ожидании козы» – о детях военного и послевоенного времени, она отличается от того, что мы привыкли читать и слушать на эту тему. Но, вопреки обыкновению, свой рассказ я начинаю не с книги, а с кукол. Для меня создание этих двух мальчиков стало неожиданностью, потому что я вообще не собиралась их делать. Обычно с куклами происходит так: я читаю или вспоминаю, рисую эскизы, представляю себе героев, подбираю пряжу в магазинах, кручу-верчу в голове, как все это будет выглядеть, иногда смотрю, как с той же темой поработали другие мастерицы, и пытаюсь придумать что-то новое и при этом узнаваемое. Но с героями Дубровина оказалось все иначе: с первой же страницы книги на меня посмотрели куклы в готовых образах. А вот процесс растянулся на несколько месяцев, потому что исполнить что-то не так, как представилось, я уже просто не могла. Куклы капризничали. Приходилось делать и переделывать, пока результат не стал более-менее точным отражением воображения.

Я много думала над тем, почему же так сложилось. А потом поняла, что герои Дубровина – это и есть куклы. Представьте себя в кукольном театре. Вот на темной сцене появляется светлое пятно, и над ширмой на гапитной палке поднимаются куклы. Или на тросах сверху спускаются. И этот процесс обыкновенно не сопровождается повествованием о том, как делали кукол, откуда они взялись, как их «учили» двигаться. Они просто есть, и все. И они выразительно-гротескны, их тела, жесты, движения говорят больше реплик.

Спектакль начинается с момента появления куклы в светлом пятне прожектора.

Повесть «В ожидании козы» начинается с такого же «пятна». Мы видим двух мальчиков с каким-то невероятным для того времени, невыносимым, капризным характером. Эти мальчики уже довольно взрослые, они пережили сложные времена, но это их ничему не научило. Они быстро переросли детские игры, но задержались в не по-детски жестоких, опасных ролях, в которых нет места жалости. Даже восьмилетний Вад ведет себя, как хитрый и хладнокровный преступник.

Родители мальчиков тоже проявляют свои самые шаблонные качества: главный аргумент отца – физическая сила, а мать существует в двух полярных состояниях: «прекрати лупить бедных детей» и «отлупи их немедленно».

Второстепенные персонажи уж тем более шаблонно-вывернуто-однобоки. Виталька Ерманский – сын педагогов, но при этом ничего не знает о морали. Комендант – глава мальчишеской шайки – авторитет, который не может сам передвигаться. Самый сильный человек в Утином, мальчик Иван, – на самом деле, самый слабый человек, он готов унижаться. И даже овчарка Рекс, которая ходила на боевые задания, – это же мечта всех мальчишек! А у нее с мальчиками взаимная ненависть.

Но самый «вывернутый» герой – это дядя Авес Чивонави. Сева Иванович, то есть. Он говорит задом наперед, и чтобы понять его, нужно буквально все отзеркаливать.

В этом зазеркалье у всего и всех есть пара: река и озеро, два брата есть друг у друга, у мамы есть папа, за первой любовью следует вторая, самый униженный противопоставлен самому беспринципному, жизнь с родителями – сиротству… И только у дяди Авеса пары нет. А ему и не нужно. Это же трагикомичное, сшитое из лоскутков чужой кожи, полумеханическое божество. Бог из машины (из горящего самолета). Главная ирония заключается в том, что этот бог – мошенник, но он все равно делает свое дело, и с его первым и вторым явлением многое в жизни героев меняется.

Что же это за мир такой, где все наоборот?

Это страшный детский сон.

Детские воспоминания – это сон, в котором много хаотичных сполохов, ярких пятен и событий, скроенных из лоскутов чужих рассказов. Сон, в котором что-то кажется невозможным, никак не сбывается, не стыкуется, не находится. Сны бывают разными, иногда они – кошмары.

С самого начала этого «спектакля» меня не покидало ощущение, что в финале останется только кто-то один: слишком неосмотрительно ведут себя герои, даже взрослые. Так и случилось, остался Виктор, один из братьев. И намеки на это тянутся сквозь всю повесть. Во-первых, Виктор грамотный, интересуется историей (кто владеет прошлым, тот…). Во-вторых, именно его автор все время помещает в функциональные пространства, где можно узнать что-то новое и измениться. И именно Виктор способен испытать самое преобразующее чувство – любовь. В конце концов этот жестокий ребенок находит в себе и уважение, и милосердие, и отвагу, и благородство.

Виктор – не тряпичный человечек. Он земляной человечек, в которого можно вдохнуть жизнь, а на челе написать нужное слово. Этим словом стало одиночество: когда Виктор остается совсем один, он берется за ум. А вдохновением, как ни печально, стало письмо погибшей матери. Перед смертью она успела передать сыновьям слова надежды и утешения. Наконец между двух граней проявился образ женщины, которая любит своих детей, скучает по ним и понимает, что такое семья.

Мне кажется символичным, что кукольные Вад и Виктор получились просто детьми – заигравшимися, уставшими и нуждающимися в заботе. Пусть побудут такими.