Зеркало для поэта

Не так давно Владимир Буев, без сомнения претендующий на давно уже вакантное место первого пародиста в современной российской поэзии, опубликовал сразу три книги пародий на стихи трёх поэтов.

Поэты отнеслись к пародисту благосклонно, и все четверо приняли участие в вечере, состоявшемся в культурном центре библиотеки им. Чехова в Москве и называвшемся «Бенефис читателя с большой буквы».

Сегодня мы говорим об одной из этих новинок – книге пародий на стихи Михаила Гундарина «Рискованная прогулка».

Гундарин – не просто старинный друг и однокурсник Владимира Буева (надо сказать, что Буев вообще старается писать пародии на своих друзей и людей, к которым он хорошо относится), но и поэт, с которого началась творческая деятельность пародиста.

В последнюю книгу в итоге вошли как уже известные пародии на старые стихи Михаила Гундарина, так и пародии на его новые произведения.

И здесь необходимо сказать, что Буев, как и положено пародисту, идёт за стилем автора, а вот Гундарин пишет то в стиле постмодернизма (как его понимают современные российские стихотворцы), то в чисто классическом стиле, берущем в отечественной поэзии начало ещё в пушкинские времена. Это, судя по всему, объясняет резкие стилевые перепады в пародиях Владимира Буева (а книга всё-таки, в первую очередь, его).

Итак, Михаил Гундарин:

Только ты и свобода твоей беды.

Сколько вынуто ключиков из глазниц!

Мы опять на пороге Большой Воды.

Море носит бутылки и мёртвых птиц.

Море ищет пожатья твоей руки,

пропуская сквозь пальцы мои слова.

Нарисуем линии, уголки –

вот и вышла повинная голова.

Вот и вышла свобода лететь навзрыд,

обращая всё встречное ни во что.

Время рухнуло в море, но мир стоит,

и на вешалке виснет ничьё пальто.

Это молодость, впрочем, а не звезда,

это тема, но будет ещё темней.

Где выходит на берег твоя беда,

там и будет кому позабыть о ней.

Что ж, перед нами, можно сказать, поэт-постмодернист, хотя, конечно, автора, правильно расставляющего знаки препинания и использующего заглавные буквы, не всякий российский постмодернист признает собратом, хотя накал страстей и обилие не поддающихся интерпретации сложных сюрреалистических образов (например, ключики, вынутые из глазниц) просто кричит о постмодернизме. Что же касается сюжета, то он прост: разлука и беда, что часто бывает в стихах Гундарина, а параллельно образам лирических героев возникает образ природной стихии. В данном случае это море, олицетворяющее одновременно свободу, изменчивость и текучесть. При этом море явно выступает союзником героини: оно ищет пожатья её руки, пропуская меж пальцев слова героя. И тот пытается хоть как-то выйти из этого положения:

«Нарисуем линии, уголки –

вот и вышла повинная голова».

Но море уже перестаёт быть водой и становится свободой:

«Вот и вышла свобода лететь навзрыд,

обращая все встречное ни во что».

Не знаю, подразумевал ли это автор, но в полёте навзрыд легко представить нагую домработницу, оседлавшую превращённого в борова соседа-сластолюбца и несущуюся на бал сатаны.

К финалу стихотворения сам Михаил Гундарин признаёт: «это тема, но будет еще темней». И темнота наваливается на читателя, как ничьё пальто, виснущее на вешалке в тот момент, когда «время рухнуло в море, но мир стоит». Забегая вперёд, скажем, что с вешалки его снимет в своей пародии Владимир Буев.

До того, как перейти к самой пародии, стоит, видимо, сказать, что нельзя путать лирического героя и даже автора, являющегося героем, от лица которого ведётся повествование, с автором реальным. Наиболее яркий пример тому, скорее всего Фридрих Максимиллиан фон Клингер, автор драмы «Буря и натиск», положившей начало одноимённому литературному движению в немецкой литературе, к которому принадлежали молодой Гёте, Гердер и Шиллер. Сам же Клингер долгие годы благополучно жил в России, занимался воспитанием будущих военных и придворных и дослужился до звания генерал-лейтенанта. Так что разведём по разным углам нервного героя – постмодерниста и его автора, который, как мы ещё увидим, и без постмодернизма может спокойно писать классические стихи.

Ну, а теперь пародия.

И летит мимо всё, что ни есть на земле.

Пусть не Гоголь, но вижу кругом беду.

Не подумай, что дядька навеселе.

Просто в первый я раз перед морем стою.

То гагара застонет, то чванный гордец.

Буревестник – ботинком в него я швырну,

чтоб не гадил он сверху (каков наглец!),

ведь Воде я Большой сейчас руку пожму.

Что за ересь: свобода летит к тебе,

и морская рука у тебя в руках!

Рисование ноликов на песке –

то, что замков строительство в небесах.

Мы устанем друг друга любовью шпынять,

обвинив себя сами, зайдя далеко.

Всё забудь. Мне пора. Завтра рано вставать.

...Заберу я с собою чужое пальто.

Стихи Михаила Гундарина, как всякий постмодернизм, полны «аллюзий и ассоциаций», как говорили во времена исторического материализма. Владимир Буев в своей пародии с удовольствием подхватывает эту игру с читателем в ассоциации и быстро доводит её до гротеска. Если у Гундарина присутствует лишь пушкинская «свободная стихия», то у Буева тут как тут и Гоголь со своей бедой, а, судя по наличию гагары и гадящего сверху буревестника, где-то рядом затаился Горький. И вся эта компания не воспринимает мир как трагедию: лирический герой Буева призывает лирическую героиню, явно доставшуюся ему от Гундарина не шпынять друг друга любовью. И тут же после этой сентенции отправляется восвояси, захватив чужое пальто, поскольку ему «завтра рано вставать». Действительно, зачем хорошей вещи зазря висеть в центре мирового катаклизма.

Так умирает античная драма.

Однако Михаил Гундарин, повторюсь, пишет не только постмодернистские стихи, но не пренебрегает и классическими формами. Порой в его, вроде бы классической лирике, просвечивает постмодернистская подкладка: «На кухне».

Полночь бродит долгими кругами,

тёмная, невидимая нам,

розовым вином и пирогами

веселящим сонный Инстаграм*.

Батарею тёплую потрогай,

помечтай, что посреди пурги

в этот дом потеряна дорога...

Но уже сужаются круги.

_______

* запрещён на территории Российской Федерации.

 

И перед пародистом встаёт проблема: что именно пародировать: классический по форме текст, или проглядывающий за внешней классикой набор постмодернистских образов. Владимир Буев выбирает второе:

«Там же».

Ночь мне очи застит. Я включаю

свой проверенный годами ноутбук.

(Полночь – это к слову). Открываю

Инстаграм*, а сам пишу в Фейсбук**.

До полуночи минут так тридцать.

Не беда! Пурга – везде пурга.

В полчаса пурге не завершиться –

к тёплой батарее жму бока.

_______

** запрещены на территории Российской Федерации.

Увы, судя по всему, это стихотворение Гундарина было взято Буевым для пародии неудачно. Тексты поэта и пародиста не совпадают друг с другом по настроению и нерву. И это – пример того, что пародисту, хорошо относящемуся к авторам стихов и не собирающемуся уничтожать их произведения своими пародиями, необходимо очень осторожно относиться к выбору поэтического материала. Уничтожить можно всё, спародировать, не убивая, – только близкое тебе.

И в следующем случае мы видим полное соответствие обоих произведений: легкая шутка Михаила Гундарина становится поводом для столь же лёгкой и вполне добродушной пародии Владимира Буева.

Михаил Гундарин, «Считалка»:

Кто проснулся кто приснился

Кто пошёл и выпил море

Кто совсем не изменился

Кто ошибся в разговоре

Всем нам следовало строже

сохранять свои руины

А теперь-то кто поможет?

Кто не с этой половины?

Владимир Буев, «Посчитали – прослезились»:

Старики сошлись в угаре

Детство вспомнили, визжали

И в одном большом кошмаре

По колено в море встали

Как цыплят считают в осень

Так и эти просчитались

Год был прошлый одиозен

И здоровья не осталось

Всем им следовало строже

Сохранять свои руины

Но теперь им кто поможет?

Не осталось половины

Отдав долг постмодернизму и поставив в тексте только два вопросительных знака, обойдясь без точек и запятых, Михаил Гундарин пишет (во всяком случае, по форме) считалку, пусть отнюдь не детскую, пусть с вполне серьёзным и не столь весёлым подтекстом. Но это – право автора – выбирать сочетание формы и содержания, и в данном случае это сочетание выбрано удачно.

Владимир Буев повторяет формальные признаки оригинала вплоть до отсутствия любых знаков препинания, кроме одного вопросительного. А содержание, как это часто бывает в его пародиях, доведено до гротеска. Если в оригинале читателю прозрачно намекается, что лирические герои отнюдь не дети, то пародия просто начинается с фразы: «Старики сошлись в угаре». Всё, что Гундарин оставил в подтексте, Буев вытаскивает на свет в весьма гротескном виде. Такое сочетание двух текстов, думается, должно понравиться читателям.

А вот и следующая пара текстов:

 

Михаил Гундарин

Зимний ветер вышибает слёзы,

Как шпана у школьника – рубли,

Как стихи – истории у прозы,

Или камикадзе – корабли.

Так не стой на месте, обезвожен

Будто бы январская река,

Торопись домой, чудак-прохожий!

Там растопишь снег с воротника.

Собери по капле дар случайный,

А сумеешь, так и сбереги,

В старом сердце или чашке чайной,

На краю безжалостной пурги.

 

Владимир Буев

Зимний вечер, даже не февральский,

Даже без чернил и без свечей,

Выдавит (не сильно – мало-мальски)

Грусть и слякоть из моих очей.

Грохотать никак не хочет слякоть,

В этом тоже кроется печаль:

В январе мокрот глазная мякоть

Выдоит немного – не февраль.

Не навзрыд течёт вода – по капле.

Сердце постарело или вдруг

Ложка чайная вконец одрябла –

Капель (как даров) не соберут.

Если бы февраль уже кончался,

Или март-апрель пришли во двор,

Вот тогда бы снег не удержался!

И чернильным хлынул форс-мажор.

 

Надо сказать, что приём пародиста таков же, как в случае со «Считалкой»: он старается сделать текст пародии из подтекста оригинала. В данном случае это – некая схожесть, по мнению Владимира Буева, со стихотворением Бориса Пастернака «Февраль, достать чернил и плакать».

Безусловно, право пародиста проводить любые параллели, хотя эта кажется довольно смелой. Хотя, кому дано сказать, как могут преломиться в стихах автора XXI века, к тому же увлекающегося постмодернизмом, стихи, написанные сто лет назад поэтом, пережившим в юности увлечение футуризмом.

К сожалению, проведение этой не безусловной параллели увеличило размер пародии: она больше оригинала, а это – не положительный факт.

Но есть у Михаила Гундарина и стихи абсолютно классические, без какой-либо примеси постмодернизма. Вот, например, его «Августовский романс»:

 Ты устала, я тоже устал,

Новый день не несёт исцеленья.

Помутился июльский кристалл,

Жизнь крошится, как будто печенье.

 

Не стряхнуть эти крошки в ладонь,

Не скормить их на улицах птицам.

Что ещё? Угасает огонь,

Перевёрнута наша страница.

 

Посвежей-то метафоры нет?

Ничего уже нет, дорогая!

Только августовский полусвет,

Но и он догорит, полагаю.

Как писали критики второй половины прошлого века, модернизм проверяется классикой. И Михаил Гундарин представляет на суд читателей стихи, которые не надо тщетно разгадывать и с трудом понимать хитросплетения сложных метафор. Никакого постмодернистского подтекста, никаких игр в отсутствие пунктуации. Оказалось, что говорить о простых человеческих чувствах можно просто и лирично, вызывая у читателя успокоение и симпатию.

Тема «Августовского романса» привычна как для автора, так и для читателя (и для пародиста): лирический герой расстаётся с дамой сердца. Скажем прямо, это тема, волнующая поэтов со времён Древнего Египта. Но теперь это не омрачено ни выходящим из берегов морем, ни космическим катаклизмом. Образ, на котором во многом держится стихотворение – жизнь, крошащаяся как печенье. Он прост и понятен – другую жизнь прожить нельзя, только свою:

«Не стряхнуть эти крошки в ладонь,

Не скормить их на улицах птицам».

Герой принимает правила игры без всякой награды, которую автор упоминает в предыдущих стихах, а сам автор смотрит на ситуацию своих героев с лёгкой и доброй иронией.

И это настроение отозвалось в пародии.

 

Месяц август, и лету – конец

Я предчувствовать осень умею.

Вот метафоры свежесть – резец

Раскромсал нашу жизнь на затеи.

 

Взоры птиц обратились на юг.

Их куском пустоты не приманишь.

Без печенек теперь – как без рук.

Только сердце пернатым поранишь.

 

Прорицаю, что лету – труба!

Перевёрнута наша страница.

Не сорвётся в затеях резьба –

Сотни раз мне ещё пригодится!

 

В пародии Владимира Буева на этот раз нет гротеска, не говоря уже о сарказме. Она тоже – добродушная усмешка и не более того. Пародист, на самом деле, очень зависим от поэта, которого пародирует, и в данном случае это прекрасно видно.

Рецензируемая книга – не первая, где сходятся Михаил Гундарин и Владимир Буев. Можно предположить, что их необычное творческое сотрудничество будет продолжаться и дальше. Космические фантазии поэта будут становиться приземлённо-бытовыми ситуациями под пером пародиста. Трагедия – превращаться в трагикомедию, драма – в фарс. Однако Михаил Гундарин, судя по количеству совместных публикаций, согласен с тем, что взгляд Владимира Буева на его стихи вполне приемлем. Поэт получил своё в меру кривое зеркало. Пародист, судя по всему, готов оставаться таким зеркалом и дальше.

Впрочем, тандем поэта и пародиста в чём-то вполне естественен, как свет и тень, реверс и аверс, инь и янь. Главное – чтобы это устраивало обоих.

 

Владимир ВОЛОДИН