Солнечный концерт Александра Пушного
Все новости
ЛИТЕРАТУРНИК
29 Сентября 2023, 11:00

Дмитрий Филиппов: Костыли и самокаты, или что происходит с русской литературой

Санкт Петербург, Дмитрий Филиппов, NEWS.AP-PA.RU Но я не хочу, чтобы дочь прочитала «Черную обезьяну» Прилепина, или «Близких друзей» Водолазкина, или «Голубое сало» Сорокина, или «Ногти» Елизарова.

Начнем с предыстории.
Когда рухнул Советский Союз, вместе с долгожданной свободой на все постсоветское пространство хлынули воды отнюдь не родниковые. Вся канализация демократичного западного мира обрушилась на неподготовленные умы еще советских по духу людей и снесла им голову напрочь.
Коснулось это всех сфер, в том числе и культуры. Не знаю, как вы, а я очень хорошо помню, какими тиражами издавались «Аквариум» Суворова-Резуна или приключения солдата Чонкина с одной стороны, и «Эммануэль» с прочей «Клубничкой» и «Speed-инфо» с другой.
Книги Войновича, кстати, распространялись на вполне себе государственном уровне. Я получил одну на конкурсе чтецов в самой обычной, самой что ни на есть средней общеобразовательной школе. А если вы откроете учебник по истории 20 века А.А. Кредера, изданный при поддержке Фонда Сороса, то не увидите в оглавлении Великой Отечественной войны. Там она толерантно названа Второй Мировой и посвящен ей ровно один небольшой раздел из десяти разделов учебника.
Зато есть обязательная глава о тоталитарном социализме. Вы не поверите, но она так и называется: «Тоталитарный социализм». Поэтому не стоит удивляться, что в русской литературе также произошли необратимые изменения.
Представьте, что вы пришли в магазин, чтобы купить велосипед, а вам говорят: «Ну, что вы! Это не современно, никто уже на великах не гоняет. Это пережиток прошлого и вообще фу-фу-фу. А возьмите лучше костыли! Ничего, что кривые и сделаны из говна, - зато последний писк моды! Все сейчас ходят только на костылях».
И бедный покупатель кряхтит, но учится ходить на костылях, измазывается в продукте жизнедеятельности, зато с гордостью может себя называть современным и прогрессивным человеком.
Примерно так и произошло с русской литературой.
В 90-е к нам лихо ворвался постмодерн, построенный на отрицании любых смыслов и точек опор. Западные мыслители с радостью предрекали конец истории. Наши кулацкие подпевалы подхватили эту более чем сомнительную конструкцию.
Писатели наперебой принялись соревноваться в уничтожении смыслов, стирании границ и количестве говна на килограмм текста. Кто-то делал это талантливо и с искринкой, как Пелевин; у большинства выходило корявенько и уныло, как у Виктора Ерофеева или Егора Радова.
А в целом костыли были скользкие, но вполне рабочие. И все дружно ринулись их осваивать, всхлипывая от удовольствия и сознания собственной значимости. Что уж там, и автор этих строк не избежал общей участи и был со своим народом, там, где он, к несчастью, как говорится.
В 2000-е в противовес запутавшемуся в самом себе постмодернизму возник «новый реализм», и хрен оказался чуть послаще редьки. Статью Сергея Шаргунова «Отрицание траура», отчего-то названую программной, действительно стоит изучать как пример критического оксюморона: «В прозу юных возвращаются ритмичность, ясность, лаконичность. Альтернатива постмодернизму. Явь не будет замутнена, сгинет саранча, по-новому задышит дух прежней традиционной литературы».
Э-э-э… Это было серьезно? Вот сейчас даже не про ясность и лаконичность. Отрицание траура – это серьезно? Более траурной литературы с депрессивными деревеньками, казнокрадами, оборотнями в погонах, кровищей и всем тем, что зовется социальным пессимизмом, представить сложно.
И если в начале 2000-х сама окружающая действительность нас не радовала и подобный подход был хоть как-то объясним, то года так с 2010-го инерция «нового реализма» слегка выдохлась и топочется на месте, как вьюноша, забывший повзрослеть.
Такое положение вещей долгое время всех устраивало: писателей, критиков, руководителей премий, чиновников от печати, книжные сети, редакции… и даже читателя, у которого забрали костыли из говна и выдали самокат. Не велосипед, конечно, зато опять в тренде.
К слову сказать, сами велосипеды никуда не делись. Их отнесли на склад и забыли. Иногда выходят новые модели, которые даже на прилавок не несут, сразу отправляют на долгую консервацию. Со временем даже возникло полумаргинальное общество любителей велосипедной езды. Они рассекают по городу, крутя педали, как в беззаботном детстве, а над ними хихикают и показывают пальцем: ау, блаженные, все уже давно пересели на самокат! Но этим чудакам море по колено.
Луч света пришел к нам весной этого года из Китая, что в принципе закономерно: солнце встает на востоке. Писатель и критик Вадим Чекунов, проживающий в Поднебесной, вполне доходчиво объяснил, что самокаты – это, конечно, хорошо, но во все времена это было исключительно детским развлечением; а когда взрослые дяди и тети встают на самокат – это выглядит смешно и неуклюже.
Его поддержал едкий критик Александр Кузьменков, который много лет в одиночку изучал ТТХ самокатов и даже немножко пытался их сломать, как Дон Кихот ветряные мельницы. И вдруг оказалось, что очень большое количество людей соскучилось по велосипедам, и в гробу видали ваши самокаты, какими виньетками их ни украшай.
Разумеется, производителей «большой русской литературы» такое положение вещей не устраивает. Нас пытаются убедить, что рецензии Чекунова и Кузьменкова – это не критика, это зависть неудачников, которые ничего в жизни не добились и толпой из двух человек избивают ни в чем не повинную роту писателей.
Это ведь только «новым реалистам» можно сбрасывать постмодерн и «траур» с корабля современности, а когда аналогичный прием проворачивают с ними, то сразу же раздается удивленное: а нас-то за шо? А не надо удивляться, товарищи, оглянитесь назад, освежите в памяти собственные тексты и нетленки коллег по цеху, и вопросы «за что» и «доколе» тут же потеряют свою актуальность.
Эти с кувалдой не чувствуют глубины текста, не владеют критическим инструментарием. Еще звучит волшебное слово «критерии». Никто не знает, что это за зверь, но все с радостью делят шкуру неубитого медведя.
С критериями вообще интересно. Они, безусловно, существуют, но внятно сформулировать их можно только в отношении формальных признаков художественного текста. Грубо говоря, вот здесь композиция хромает по тому-то и по тому-то, а здесь рифма «любовь-морковь». И это, братцы, скорее литературоведение, чем критика.
Но мы ведь знаем, что критика – это еще про содержание, про смыслы, про все вот это необъяснимое, что заставляет нашу душу волноваться и сопереживать во время чтения книги. И именно это в первую очередь является объектом критики – особое качество искусства, именуемое художественностью. А поскольку нет в литературоведении единого и четкого определения художественности – не может быть и критериев для его оценки в отдельно взятом тексте.
В общем, все эти танцы вокруг да около выглядят крайне забавно. Особенно, когда приходят товарищи с умными лицами и говорят: «У вас тут не критика, а междусобойчик! Какие ваши доказательства?» Мда… Так и подмывает расхохотаться: «А у вас тут, блин, симпозиум академиков!»
Ау, господа присяжные заседатели, может быть вы не заметили, но у нас в литературе уже давно сплошной междусобойчик: от либералов до патриотов, от красных и белых, до голубых и розовых.
Есть междусобойчик «Большой книги», а есть междусобойчик «Нацбеста», и это две большие разницы, как говорят в Одессе. И вообще, такого количества междусобойчиков я уже давно не припомню. Отчего же вас именно этот конкретный так напугал? Может быть потому, что статьи Кузьменкова, Чекунова, видео обзоры Соломатиной смотрят и читают не полторы калеки, а вполне себе серьезная по количеству аудитория? А это, знаете ли, нервирует.
И в этой связи вспоминается старый анекдот про Сергея Михалкова, когда приходит к нему друг и говорит: «Серега, ну что за стихи ты для гимна написал: рифмы слабенькие, образы пафосные… Ну, согласись, говно же!» Сергей Владимирович подумал немного и ответил: «Говно – не говно, а слушать стоя будешь». Вот так и здесь, товарищи: междусобойчик – не междусобойчик, а читать будете взахлеб.
А теперь пару слов всерьез и без протокола.
Междусобойчик хоть в критике, хоть в литературе – это нормально. Писатели всегда объединялись в группы единомышленников, товарищей, образовывали течения и направления. Какие-то из них вошли в историю литературы, какие-то отжили свое и известны лишь литературоведам.
Но это естественное течение истории искусства. И то, что делают Чекунов – Кузьменков – Соломатина – это действительно новая критика. Такой критики до них еще не было, нравится это кому-то или нет. Поэтому предлагаю за ними закрепить это название.
И давайте уже начистоту: все, что является толкованием и осмыслением художественного текста – все это и есть критика. Даже если это дядя Ваня у себя на кухне объясняет тете Маше устройство мира в романе Пелевина «Чапаев и Пустота». Это все критика. Она может быть сильной, слабой, скучной, интересной, востребованной или никому не известной, но она практически никогда не бывает объективной.
Это всегда личное мнение, основанное на вкусах, воспитании, оценке современности, истории, культуры. И вот эта моя заметка не что иное, как личное мнение, ни в коем случае не претендующее на истину в последней инстанции. Вопрос только в том, сколько людей тебя слушают и согласны с твоей точкой зрения. Именно эта удельная величина является определяющей. А объективности в критике не ищите; за объективностью – к литературоведению.
И это история не про качество текста. Оно что у Елизарова, Сорокина, Прилепина или Водолазкина может быть вполне себе на высоком профессиональном уровне. Но это история про смыслы.
Наверное, никто не будет спорить, что смыслы могут быть объединяющие, а могут быть разрушительными; книга может дать надежду, а может испачкать душу; писатель может верить в то, что он пишет, а может гнать халтуру исключительно на мастерстве.
И если врача, к примеру, можно привлечь к ответственности за неправильно назначенное лечение, то у автора универсальная отмазка: «я так вижу». И ничего ведь не возразишь! Но я, хоть режьте меня, не хочу, чтобы моя дочь когда-нибудь прочитала «Черную обезьяну» Прилепина, или «Близких друзей» Водолазкина, или «Голубое сало» Сорокина, или «Ногти» Елизарова.
Потому что эти книги со смыслами и о смыслах, которые мне глубоко противны, которых я не разделяю и считаю убийственными для русской культуры. И чем талантливее эти смысли прописаны, тем страшнее, на самом деле.
А к новой критике лично у меня только один вопрос! Ребята, за самотыки… ох, простите, самокаты, вы славно рассказываете. Расскажите теперь о велосипедах. А то так, знаете ли, хочется педали покрутить на досуге, чтобы с ветерком, как в детстве… Ну, вы меня понимаете!

Дмитрий Филиппов
Фото с сайта
Читайте нас: