Жажда жизни

7 ноября 2022 года исполняется 90 лет со дня рождения народного поэта Республики Башкортостан, главного редактора газеты «Истоки» Александра Павловича Филиппова (7 ноября 1932 г. – 15 октября 2011 г.).

В честь этого события сайт газеты «Истоки» публикует воспоминания о нем.

Не стало Александра Павловича Филиппова, большого и вдумчивого художника, прекрасного человека, внимательного друга и наставника. Для каждого, кто хорошо знал Александра Павловича, это невосполнимая утрата, сравнимая с потерей самого близкого человека и надежного, верного друга одновременно. Сегодня сотни людей в республике, да и в других краях бескрайней России безмерно скорбят и вспоминают светлый образ нашего Палыча, как с уважением и любовью звали его уфимские писатели и поэты.

Его, народного поэта республики Башкортостан, многолетнего главного редактора газеты «Истоки», любили и почитали молодые и старые литераторы, многочисленные деятели науки и искусства, ценили и уважали власть имущие. По крайней мере – те из них, кто не случайно оказывался на вершине бюрократической властной пирамиды, знал и понимал силу и значение политического слова…

Ушел Поэт, умевший говорить простым и ясным языком с пахарем и ребенком, и стариком, с русским и с башкиром. Известное высказывание Мустая Карима: «Александр Филиппов “более башкир”, чем его иные башкирские собратья по творческому цеху» – наглядное тому подтверждение. Ушел Поэт, не деливший людей по национальности и своим многослойным и многожанровым творчеством поистине создавший Энциклопедию жизни республики, которая еще ждет своей настоящей оценки признания. Пятнадцать лет близкого и творческого общения с Александром Павловичем лично мне дали очень много в плане нового, глубокого и ясного понимания характеров и особенностей жизни людей в национальной республике. Мудрый совет, точные наблюдения, умное слово старшего товарища не раз помогали в тех или иных жизненных ситуациях. Сейчас, еще не до конца осмыслив произошедшее, я уже ощущаю острое чувство духовного сиротства, как в далеком детстве ощущал бы потерю доброго и внимательного старшего брата. Наши частые беседы о путях литературы и политики, общих знакомых, разбросанных по просторам всей необъятной России, о жизни и смерти, наконец, затягивались порой на несколько часов, неважно, ночных или дневных. И всегда оставалось ощущение некоторой недоговоренности, которая являлась залогом новых встреч. К сожалению, с этого момента недоговоренность такое качество утратило…

Александр Павлович – это целая эпоха в культуре и общественной жизни республики, символ безвозвратно ушедшего времени, которое сейчас большинством населения воспринимается со знаком плюс. А для всех нас, его друзей, соратников, учеников и последователей, – он еще и совесть русской литературы в Башкирии, ее Душа и вдохновение, поскольку все творчество народного поэта пронизано обыкновенной идеей русского национального сознания – идеей дружбы и взаимопонимания народов в пределах большого государства под названием Россия…

Как-то известный башкирский поэт Ирек Киньябулатов во время мимолетной встречи спросил меня, что я думаю о поэзии Александра Филиппова. Длинного ответа ситуация не предполагала, и я выдохнул одно только слово: «Душа!» – «Да, душа! Именно душа! Я так же думаю!» – почти воскликнул поэт, получивший в свое время хорошую советскую школу литературного образования. Емкое это понятие в оценке поэзии выше любого литературного умения и шире близкого ей, но локального понятия – дух. Признайтесь, я это стал понимать лишь с возрастом и не без влияния Александра Павловича. И еще, пожалуй, основное его качество как поэта и человека: неуемная жажда жизни во всех ее проявлениях. Жажда жизни, которая жила в Александре Павловиче и как бы освящала его изнутри, наполнила глаза радостным блеском в любых беседах о творчестве, о поэзии, в любых воспоминаниях, связанных с лихой молодостью и любовью. До самых последних дней я замечал этот блеск в его глазах, особый строй речи и молодеющий голос, когда разговор касался чего-то озорного и юного, пусть греховного и запрещенного с точки зрения строгого пуританского вкуса.

Пишу эти строки на оборотной стороне какой-то рукописи в тряском поезде, подъезжаю к Башкирии и еще не верю, что не увижу уже в Уфе старшего товарища по перу, не услышу его голоса и не пожму худую и крепкую руку. Потом понимаю, что это так, почти смиряюсь, однако не покидает ощущение, что Александр Павлович ушел рано, совсем молодым, не похожий на свой почтенный возраст, ушел таким, каким я его знал, помню и запоминаю навсегда…

Когда, прикрыв навеки двери,

Друзья уходят в злую тьму,

То ощущение потери

Без спроса селится в дому.

Как будто в час большого пира

У шумогласного стола

Надежда зеркало разбила,

Удача чашей обнесла.

Душа, вчерашняя от горя,

Отодвигает кучу дел,

Из-за которых не доспорил,

Не довинился, не успел…

Уехал к чёрту на охоту

Химеру за косу имать…

И остается нам всего-то

Лишь поминать да вспоминать,

Что жили – плохо ли, неплохо, –

Как дозволяла эта власть,

Что рядышком жила Эпоха,

Какая Палычем звалась.

И в нем взрастала год от года,

Грехом и святостью дыша,

Разноязыкого народа

Башкирорусская душа,

Что был своим он в общем доме,

И даже более чем свой…

И что при хане иль обкоме

Своею думал головой.

…Теперь за ним закрылись двери,

Зевнула вечность жадным ртом,

И ощущение потери

Навек вселилось в новый дом.