"Далев словарь"

Цель автора предлагаемых читателю заметок – прибавить несколько малоизвестных строчек к привычному скупому описанию жизни Владимира Ивановича Даля, выдающегося современника пушкинской эпохи, создателя «Толкового словаря живого великорусского языка».

…В 1799 году правление Луганского сталелитейного завода рассмотрело прошение врача Ивана (Иоганна Христиана) Даля, происходившего из датских военнослужащих, и приняло решение определить его вместе с семьей в русское подданство. По высочайшему повелению доктор Даль был приведен к присяге и стал гражданином Российского государства.

Через два года в семье появился сын Владимир. Даль-отец к тому времени занимал высокую должность – был главным врачом Черноморского флота. В детстве Владимир получил прекрасное домашнее образование. Особое внимание учебе уделяла мать, владевшая пятью европейскими языками. В доме звучали музыка, народные песни. Не пустовала комната богатой библиотеки, где часто проходили коллективные чтения, выступали молодые литературные таланты.

Гардемарин

Дальнейшую судьбу подростка в какой-то мере определили семейные традиции. В четырнадцать лет Владимир Даль стал кадетом Петербургского Морского корпуса, привилегированного военного заведения, основанного еще при Петре I. Кадеты воспитывались на патриотических примерах мужества, преданности Отечеству – морских сражениях под командованием выпускников корпуса адмиралов Ушакова, Синявина, кругосветных путешествиях легендарных флотоводцев Крузенштерна, Лазарева, Головнина и других героических традициях российского флота.

Достойно нес морскую службу гардемарин Владимир Даль. За отличные успехи он был поощрен дальним плаванием на военном корабле-бриге «Феникс»: из всего корпуса этой чести удостоились только двенадцать воспитанников, лучшие из лучших. «Феникс» совершил трехмесячный поход к берегам Швеции и Дании. Гордостью наполнялись сердца гардемаринов, офицеров и матросов корабля, идущего под флагом России. Их повсюду встречали с почестями не только как русских моряков, но как представителей народа, победившего хваленую наполеоновскую армию. Они посещали официальные учреждения и музеи, присутствовали на приемах у шведской королевы и у датского принца.

…В мартовский, не по-весеннему холодный день 1819 года по снежному насту полевой дороги бежали небольшие удобные сани с пассажиром, который зябко кутался в новенькую шинель морского офицера: мичман Владимир Даль спешил в Москву, к родственникам, с радостным сообщением об окончании учебы в Морском корпусе и получением первого офицерского звания.

– Замолаживает, – сказал ямщик, глядя в небо, а потом на озябшего офицера, который привстал в недоумении. – Пасмурнеет, – объяснил возница непонятливому седоку. – Погода меняется к теплу, такая примета издавна живет в народе.

Офицер достал из кармана шинели заветную небольшую тетрадь, которую приобрел, еще будучи гардемарином, и записал в нее ранее незнакомое слово.

Студент

«Пути господни неисповедимы!» – так отозвался о решении Владимира Даля его лучший друг по кадетскому корпусу гардемарин Павел Нахимов, будущий адмирал, герой Синопского сражения, который будет смертельно ранен при обороне Севастополя в Крымской войне. А решение было таково: прослужив семь лет на флоте, двадцатипятилетний лейтенант Даль подал рапорт об отставке. Молодого неординарного человека влекла не офицерская карьера, а научная деятельность. Мотивируя уход с военной службы, Даль писал: «Я почувствовал необходимость в основательном учении, в образовании, дабы быть на свете полезным человеком». Несомненно, манила и литературная стезя: к этому времени уже были опубликованы его первые стихи.

Склонность к лингвистике и врачеванию была у него, если можно так выразиться, генетическая – отец начинал свою деятельность библиотекарем при дворе Екатерины II, затем, получив медицинское образование, стал врачом. Мать, как мы уже отмечали, была настоящим полиглотом.

В 1826 году Даль стал студентом медицинского факультета знаменитого Дерптского университета (г. Тарту, Эстония). Это был один из лучших медицинских факультетов не только в России, но и в мире. В одно время с Далем в Дерпте учились будущие светила: хирурги Пирогов и Иноземцев, терапевт Сокольский, физиолог Загорский. Преподавание на факультете вел известный профессор Мойер.

Студент Даль с рвением овладевал многочисленными медицинскими дисциплинами, у преподавателей считался подающим большие надежды хирургом. Великий Пирогов так отзывался о своем друге: «Это был замечательный человек. За что ни брался Даль, все ему удавалось усвоить… Находясь в Дерпте, он пристрастился к хирургии и вскоре сделался ловким оператором, стал хирургом высшей категории». Для начинающего врача это много значило. Сам Николай Иванович был виртуозным хирургом: он мог удалить камни из мочевого пузыря менее чем за три минуты. В трагические дни Севастопольской обороны делал в условиях полевого госпиталя по 200–300 операций.

В 1828 году началась Русско-турецкая война, и Даль был призван в действующую армию в качестве врача. В связи с мобилизацией курс обучения в университете пришлось завершить досрочно. Получив небольшую отсрочку, он защитил диссертацию на звание доктора медицины и хирургии. Затем вместе с русской армией он совершил переход через Балканы, проявил себя неутомимым высокопрофессиональным хирургом, отличился во многих боях. Непрерывно оперировал в палаточных госпиталях и прямо на полях сражений.

Вернувшись с фронта, Даль поселился в Петербурге и продолжал заниматься врачебной практикой. Как у душевного и обаятельного человека, у него было много друзей, да каких: Пирогов и Мойер, Жуковский и Некрасов, Тургенев и Григорович, Полевой, Одоевский, Языков и многие другие.

К этому времени относится знакомство Даля с оренбургским военным губернатором Покровским. Губернатор не читал вышедшие в свет «Русские сказки» Казака Луганского (псевдоним Даля), но был наслышан о нем как о незаурядной личности и опытном враче-хирурге. Тяжело раненный в русско-турецкую кампанию, генерал постоянно нуждался в медицинской помощи, кроме того, ему нужен был образованный преданный человек в качестве порученца по особо важным делам. Даль принял предложение Покровского и переехал на постоянное жительство в Оренбург.

Несомненно, самыми памятными (хотя и редкими) событиями в жизни Даля были встречи с Пушкиным. При их первой встрече Александр Сергеевич одобрил издание далевской книги русских сказок, а главное – укрепил намерение автора продолжить работу над словарем «живого великорусского языка»:

– Ваше собрание не простая затея, не увлечение. Это совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать – у вас есть цель. Годами искать и копить сокровища, и вдруг открыть сундуки перед изумленными современниками и потомками. Это же прекрасно!

Второй раз они встретились через год, ранней осенью 1833 года.

Дорогами Пугачева

…Погожим выдалось в том году бабье лето в Зауралье. Сухо. Тепло. В звенящем степном воздухе плывут прозрачные нити паутины – предвестницы золотой осени. Ранним утром 19 сентября из ворот огромного загородного дома оренбургского губернатора выехала резвая тройка. В легкой комфортабельной коляске вели неторопливую беседу два именитых пассажира – известный поэт Александр Пушкин и чиновник по особым поручениям при оренбургском военном губернаторе Владимир Даль.

Они ехали в историческую Бердскую слободу, где шестьюдесятью годами ранее находилась ставка Емельяна Пугачева и его знаменитые «золотые палаты» – деревенская изба, стены которой были оклеены тонкой золотистой бумагой.

Оренбургская встреча Даля с Пушкиным была не случайной. Получив царское разрешение на трехмесячный отпуск как служащий в Министерстве иностранных дел и право на доступ к архивам для работы над «Историей Пугачевского бунта», Пушкин незамедлительно отправился в Оренбург, зная, что Даль уже несколько месяцев служит у военного губернатора графа Василия Покровского и вполне освоился с прошлым Яицкого края. Лучшего сопровождающего ему нечего было и желать.

В Бердах Даль и Пушкин встречались с аборигенами станицы, хранившими в устном предании подлинную историю и творимые легенды. Пушкин долго беседовал с 80-летней казачкой, которая помнила Пугачева. За интересный рассказ он отблагодарил ее червонцем. Однако подарок принес старой женщине немало огорчений. Казаки доставили старушку вместе с червонцем в Оренбург: «Вчера-де приезжал какой-то чужой господин – собой не велик, волос черный, кудрявый, лицом смуглый, и подбивал под “пугачевщину”, дарил золотом, должно быть антихрист, потому что вместо ногтей на пальцах когти». На ужине губернатора, как отмечал позже Даль, все мы «много тому смеялись».

Кроме Бердской слободы Пушкин посетил многие станицы и деревни, Яицкий городок, где формировалось войско Пугачева и разгоралось пламя крестьянской войны. Он собирал по возможности как можно больше материала, не только для «Истории Пугачева», но и для задуманной книги, которая должна была художественными средствами дополнить исторические события. Этой задумкой он поделился с Далем.

Замечательную повесть «Капитанская дочка», так остро напоминавшую об их кратком путешествии по Оренбуржью, Даль прочитал в последнем номере «Современника» за 1836 год и, собираясь по делам службы в Петербург, предвкушал радость свидания с поэтом. Но свидание оказалось горьким. Смертельно раненный на дуэли Пушкин умер на руках Даля.

«Башкиры обходительны и ласковы»

Творческую биографию Даля-писателя принято начинать с выхода в 1832 году книги «Русские сказки». Однако некоторые исследователи упоминают также повесть «Цыганка», которая была издана двумя годами раньше. Известный критик Николай Полевой назвал повесть «превосходным сочинением», но читатели ее не заметили. Самое интересное в повести – описание быта молдаван и бессарабских цыган. Кстати, точные и описательные сведения о нравах и обычаях разных народов навсегда останутся в сочинениях Даля, особенно это проявится в его публицистике.

Этнографические изыскания Даля – не просто приложение к его литературной деятельности. Они отличаются самостоятельностью, глубиной исторического и экономического анализа изучаемого предмета.

К числу таких работ принадлежит статья Даля о Башкирии, написанная по-немецки и опубликованная в 1834 году в ученом журнале Дерптского университета. Писатель не случайно опубликовал статью на немецком языке: он хотел рассказать о башкирах европейским читателям.

Даль не потрафляет в статье любителям «экзотики», не рассказывает небылицы о нравах башкир. Статья проникнута симпатией к башкирскому народу. Она начинается с описания природы Башкирии. «Земли, занимаемые этим народом, – пишет Даль, – можно без преувеличения отнести к числу прекраснейших и богатейших. Всеми своими дарами природа наделила их с избытком. Горы, лесные чащобы, множество больших и малых рек, озер, тучных пастбищ, наконец, несметные подземные сокровища – золото и платина – природа рассыпала их почти у самой поверхности земли. Изучая природу Башкирии, надобно признать, что в этом отношении башкирскому народу не остается желать ничего лучшего».

Даль не мог писать о крупных восстаниях башкирского народа, об участии в крестьянской войне Салавата Юлаева, хотя и был знаком с необходимыми материалами как порученец губернатора. Но на имя сподвижника Пугачева был наложен полный запрет царским правительством.

Интересны зарисовки Даля, касающиеся занятий, поведения, одежды, оружия башкир. Вот, к примеру, одна из таких остро схваченных «картинок»: «В сражении башкир передвигает колчан со спины на грудь, берет две стрелы в зубы, а другие две кладет на лук и со скоростью ветра пускает их одну за другою; при нападении низко пригибается к лошади и с пронзительным криком бросается на врага. Но в обычной жизни башкиры на редкость миролюбивы – они прирожденные скотоводы и охотники».

Даль явно хочет «разочаровать» тех, кто ждал от него «ужасных» подробностей о нравах «незнакомого племени»: «По всей башкирской земле можно путешествовать столь же безопасно, как по большому Московскому шоссе. Башкиры обходительны и ласковы».

Пушкин с одобрением встретил статью Даля. Великий поэт полностью поддержал заложенную в ней мысль о том, что нет народа, который не был бы интересен своеобразием своего быта, своего характера, сложившимися вековыми традициями.

Работа Даля в Оренбургской губернии требовала частых разъездов по краю и дала ему возможность глубоко узнать естественные и этнографические богатства далекой окраины России. Его активная, деятельная натура не ограничивается собиранием материалов по языку и народной словесности. Даль вступает в живую связь с Академией наук, с ее отделением естественных наук, посылает для пополнения коллекций Академии разнообразные экспонаты, характеризующие естественные богатства и природу Оренбургского края. Отмечая его общественную деятельность, Академия наук выбирает Даля в декабре 1838 года своим членом-корреспондентом.

Сказка ложь, да в ней намек…

Первая книга Даля «Русские сказки» – невинные стилизованные истории, насыщенные народными словами и пословицами. Но, как говорил Даль: «Вот вам сказка гладка; смекай, у кого есть догадка». Он сравнивал сказку с «ряжеными», которые прячут лицо под смешной маской. Кто охоч да горазд, заглянет под маску, а другой и так пройдет.

Опытный провокатор и агент 3-го отделения Фаддей Булгарин был смекалист и охоч – он заглянул под маску и увидел намеки: «В сказках Луганского имеется страшный умысел против верховной власти». Масла в огонь подлил сам граф Бенкендорф: «Люди, близкие ко двору, нашли в книге много предосудительных мест, клонившихся к внушению презрения к правительству и к возбуждению низших военных чинов к ропоту». Многие в персонажах сказок увидели себя. Впоследствии Даль вспоминал об этом эпизоде, который мог закончиться для него трагически: «Обиделись пяташные головы, обиделись и алтынные, оскорбились и такие головы, которым цена была целая гривна без вычета…» Даль был арестован. Сборник сказок изъяли из книжных лавок. От Сибири его спасло заступничество Жуковского перед самим царем и заслуги «сказочника Казака Луганского» в Русско-турецкой войне.

По причине «неблагонадежности» составителя сказок через несколько лет правительство запретило издание знаменитого сборника «Пословицы русского народа». Особое негодование этот труд вызвал у реакционной части академии и высшего духовенства. Судя по библиографии, сборник увидел свет только в 1862 году, когда Далю исполнилось 60 лет. С большим опозданием до читателя кроме журнальных выступлений доходили повести, рассказы, драматургические произведения писателя. Так, первое восьмитомное собрание сочинений вышло только в 1861-м, а второе – в 1883 году, уже после смерти автора. Про свою опалу при встречах с друзьями Даль проговаривался пословицей: «Времена шатки, береги шапки».

Главное дело жизни

Жизнь Даля была настолько разнообразной и замечательной, что ее могло бы хватить на несколько интересных биографий: морской офицер, врач, ответственный чиновник, этнограф, натуралист, писатель, ученый-языковед.

Такие крутые перемены направлений деятельности для иного человека могли бы оказаться губительными, тогда как Далю это шло только на пользу: все более разносторонними становились его знания, богаче жизненный опыт, расширялся круг его контактов с людьми. «Крутые перемены», по замечаниям многих биографов, затрудняли ведение более подробной летописи жизни Даля. Поэтому отдельные ее периоды до сегодняшнего дня остаются неизученными. Но главное дело жизни каждого великого человека всегда становится достоянием и его современников, и последующих поколений.

Главным делом жизни Даля стал «Толковый словарь живого великорусского языка».

В предисловии к четырехтомному изданию, вышедшему в 1978 году в московском издательстве «Русский язык», отмечается: «Словарь – явление исключительное и в некотором роде единственное. Он своеобразен не только по замыслу, но и по выполнению. Другого подобного труда лексикография не знает».

О себе и своем словаре Даль говорит: «Писал его не учитель, не наставник, не тот, кто знает дело лучше других, а кто более многих над ним трудился; ученик, собиравший век свой по крупице то, что слышал от учителя своего, живого русского языка».

Владимир Иванович Даль прожил 71 год, из них более 50 он собирал, составлял и совершенствовал свой словарь. Выдающийся знаток русского слова, он был чутким ценителем и заботливым собирателем русской речи в самых многообразных ее проявлениях: меткая самобытная пословица, поговорка, загадка, сказка находили в нем внимательного собирателя и бережного хранителя. Именно отсюда идет и та необыкновенная полнота, с которой отражается народное речевое творчество в составленном им словаре, который вместил в себя более 200 тысяч слов. А под разными словами составитель поместил около тридцати тысяч пословиц, вобравших в себя народную мудрость и свидетельствующих об исключительном богатстве русского языка, о его безграничных словообразовательных возможностях.

По оценке современников, поддерживающих титаническую работу, которая практически велась только одним человеком, Даль месяцами держал корректуру, то есть читал и правил оттиски с набора. Обычно читают две или три корректуры, но в словаре ни одной опечатки быть не должно. Так что по 10–15 раз с величайшей тщательностью, цепляясь за каждую букву, за каждую запятую, Даль прочитал две тысячи четыреста восемьдесят пять больших страниц плотного текста. Не ради тщеславия и не ради славы работал ученый, а ради внутреннего убеждения, что его труд пойдет на общую пользу. Не раз он «прорывался» перед верными ему друзьями: «Я полезу на нож за правду, за отечество, за русское слово, за русский язык!» Таково было кредо ученого-патриота.

В результате и возник четырехтомный словарь, который позже стал справедливо называться «Далев словарь» и по праву занял почетное и прочное место в истории русской и мировой культуры.

Известный ученый в области лексикологии и лексикографии академик Петербургской академии наук Я. Грот, один из первых исследователей «Толкового словаря», после выхода его в свет писал в аннотации: «Словарь Даля – книга не только полезная и нужная, это книга занимательная: всякий любитель отечественного слова может читать ее или хоть перелистывать с удовольствием. Сколько он найдет в ней знакомого, родного, любезного, и сколько нового, любопытного, назидательного! Сколько вынесет из каждого чтения сведений драгоценных и для житейского обихода, и для литературного дела».

«Словарь» берут в руки не для того лишь, чтобы отыскать нужное слово. Его открывают как величайшую сокровищницу языка, как хранилище народной мудрости, изучают как своеобразную энциклопедию жизни русского народа.

Имя Владимира Ивановича Даля стало синонимом подвига ученого, создавшего «Толковый словарь живого великорусского языка», судьба которому – бессмертие.