Все новости
ЛИТЕРАТУРНИК
29 Июля 2021, 14:00

Марк Каганцов: "Светя другим, сгорает каганец!"

(14 июля 1947 – 17 октября 2020)

Вспоминать о таком человеке, каким был поэт и врач Марк Каганцов, очень непросто. Во-первых, он сам по себе был нерядовой фигурой, яркой звездой на небосклоне воркутинской культуры, а во-вторых, нашего с ним общения во времени и эпизодах исчисляется столько, что впору книгу писать… Думаю, мне ещё предстоит составить список всех его шуток, выражений, высказываний, экспромтов... Ещё предстоит осмыслить и попытаться объять всё, что составляло огромную планету по имени Марк Каганцов. А пока просто попробую рассказать всё, что вспомнится. И начну, конечно, с того, как мы познакомились.

На тот момент, когда воркутинский писатель Дмитрий Васильевич Стахорский передал мне руководство городским литобъединением «Сполохи», Каганцов по какой-то внутренней, личной причине (скорее всего, у него был тогда творческий кризис, не писались стихи) лито не посещал. Но я, конечно, была о нём наслышана – Марк Яковлевич был коренным воркутинцем и всю жизнь работал врачом «Скорой помощи», стихи его публиковались в местной печати, вошли в сборник поэтов Воркуты «Под полуночным солнцем». Более того, именно Марк являлся инициатором создания в Воркуте бригады интенсивной терапии и работал в ней с момента организации, с февраля 1977 г. К тому же, будучи членом лечебно-контрольной комиссии, он часто принимал участие в работе различных комиссий, неоднократно инициировал внедрение в работу новых препаратов, методик, являлся автором методических разработок. Так что человек он в городе был достаточно известный. И когда я стала собирать материалы для следующего коллективного сборника воркутинских поэтов, конечно, не могла обойти вниманием и поэзию Каганцова. Я позвонила ему, попросила дать мне подборку. Его стихи меня просто поразили – разноплановые, яркие, эмоциональные, искрящиеся иронией и необычными рифмами, выдающие не только поэтический талант автора, а и его незаурядный ум. Но мне показалось, что некоторые из них с лёгкостью можно было бы сократить, сжать, доработать. И я посоветовала Марку Яковлевичу попробовать писать более короткие стихи, поскольку для меня была совершенно очевидна его склонность к афористичности и ёмкой мудрости высказывания. Надо сказать, что он не сразу с этим согласился, но всё же попробовал писать более лапидарно и постепенно пришёл к своей знаменитой теперь форме – краткостишиям под весёлым общим названием «кошмарики». Приведу здесь свои самые любимые:

 

От любви разделённой на свете

Появляются новые дети.

А от неразделённого чувства

Родились все на свете искусства.

 

Что написано котом –

То не выветришь потом.

 

Не выходит ни вместе, ни врозь.

У обоих в итоге – невроз.

 

Ты знаешь – я родился тут,

И в слове «Воркута», любимая,

Не воровской мне слышен кут,

А воркованье голубиное.

 

Для мужчин, влюблённых в балерин,

Был придуман нитроглицерин.

Хоть любовь моя – не балерина,

Мне никак без нитроглицерина.

 

Подружились и перешли на «ты» мы немного позже. Помню, я опубликовала в газете «Заполярье» своё новое стихотворение о творчестве, где были такие заключительные строки: «…Я готова / Сперва домолчаться до мысли, / Потом домычаться до слова». Стихотворение зацепило Марка за живое, и он прислал мне письмо – адресовав его на «Заполярку». В письмо он вложил несколько своих новых стихотворений и небольшую записку: «Дорогая Лерочка! Кажется, удалось домычаться до слова. Что скажете?»

Вот, наверное, с этого времени и началась наша дружба. Марк как-то ожил, у него открылось второе дыхание, начался новый, очень плодотворный период его творчества – а затем он пришёл ко мне на заседание литобъединения да и стал опять его постоянным участником, добрым, мудрым и всеми любимым.

Марик – как звали его все близкие и друзья – был человеком энциклопедических знаний, настоящей ходячей Википедией, как теперь бы сказали! К тому же у него была совершенно феноменальная память – на даты, лица, факты, анекдоты, стихи… Сколько же всего он знал и помнил, о скольком умел захватывающе рассказать в дружеской беседе! Если я чего-то не могла найти в справочниках или словарях – звонила Марку, и он обязательно находил ответ на вопрос. Надо сказать, что Марк прекрасно понимал, что имеет нерядовой ум, и иногда писал о себе в стихах – например, так:

 

Быть может весел Каганцов

и занимать умы,

раз не прислал пока гонцов

ему Хозяин тьмы.

 

Чтоб занимать умы, ему

не занимать ума,

имея светлых мыслей тьму,

заманчивых весьма.

 

Когда я училась в Литературном, в контрольной по русскому языку как-то нужно было показать диалектные слова. Я помнила, что Марик окончил Архангельский медицинский институт (а в тех краях много местных словечек), и попросила его мне помочь. Он подошёл к вопросу, как всегда, крайне ответственно и основательно, составив для меня обширный список слов из так называемого поморского говора. Причём это были редкие, уникальные слова, которые Марк сам собирал и записывал с юности в особую тетрадку – именно ими он со мной так щедро поделился! Как все врачи, Марк не стеснялся говорить на любые, даже самые интимные темы, и мне хорошо запомнилось выражение архангелогородцев о женских критических днях – «Пришли гости». «Так что если девушка говорит, что у неё сегодня гости, – весело смеялся Марик, – это может вовсе не означать, что она кого-то ждёт!»

Я была ещё совсем девочка тогда, едва вступавшая не только в литературу, но и в саму жизнь, а Марк уже был отцом троих детей, умудрённым жизнью и убелённым сединами доктором и литератором. Но тем не менее вёл он себя со мной всегда крайне уважительно и отечески ласково, всегда обращался ко мне за советом по стихосложению, доверяя моему литературному чутью на все сто, и очень ценил (как и я!) нашу дружбу. И он один из немногих, кто эту дружбу впоследствии не предал, оставаясь надёжной опорой и в самые драматические моменты моей жизни – до самого моего отъезда из Воркуты.

Конечно, я немало делала для Марика и как друг, и как руководитель литобъединения, и как ведущая литературной страницы в «Заполярке» – публиковала его отдельные стихи и подборки, давала материалы о нём, всячески пропагандировала его творчество в республике, помогала ему редактировать стихи, подготовила его творческий вечер в клубе авторской песни «Баллада» и т.д. Но то, что Марк сделал для меня за все десять лет нашей дружбы, не измеряется никакими словами! Он поистине был добрым моим ангелом-хранителем, отзывающимся на все просьбы, всегда готовым прийти на помощь мне и моим близким, откликающимся на любую проблему, касающуюся моего здоровья и здоровья членов моей семьи. Удивительная его доброта, великодушие и отзывчивость тем ценнее, что впоследствии мне не пришлось столкнуться в жизни с чем-то подобным. Марк безусловно был уникум, и таких, как он, больше просто нет. А если учесть, как много сил у него отнимала любимая, но очень тяжёлая работа врача скорой помощи, то это вообще почти невозможно представить: как он всё успевал?! Конечно, хранительницей семейного очага Каганцовых была его жена Ирина – настоящий добрый гений их гостеприимного дома, умеющая и выслушать, и поддержать, и пошутить вовремя, и стол накрыть, и обогреть каждого, кто придёт к Марку в гости. Наверное, во многом благодаря этому надёжному тылу Марк так много успел в своей жизни. И он очень ценил свою семью, бесконечно гордился тремя своими мальчишками, любил жену, а в последние годы уже восхищался и любовался внуками и даже правнуками. Я всегда смотрела на них с Ириной с лёгкой светлой завистью – у них был свой, особый способ общения, весёлый, немного с шуточками-подколками, за которыми безошибочно угадывались крепкое взаимопонимание и супружеская нежность.

Не представляю, как я вообще выжила бы без заботы Марика – ведь я так много болела! Как-то приехала с сессии из Москвы с тяжелейшим перитонитом, сразу вызвала скорую и позвонила Марку – он примчался, договорился с гинекологическим отделением и срочно отправил меня туда. После операции (а это начало 90-х) оказалось, что во всей больнице нет ни пузырька зелёнки, которой тогда всем без исключения пациентам подсушивали и дезинфицировали послеоперационные швы. Пожаловалась Марку – и вот уже он привёз столько зелёнки, что её хватило не только мне, но и всему отделению! Никогда этого не забуду: врачи и медсёстры смотрели на него как на волшебника, я же – как на Бога…

Валерия Салтанова
Валерия Салтанова

В другой раз в выходной день я получила дома бытовую травму – сильно порезала палец и повредила сухожилие. Кровищи было полкухни! Марк прислал бригаду, меня срочно прооперировали в хирургии. Обращались со мной как с принцессой, только что пылинки не сдували. Я ничего не могла понять: медсёстры говорили ласково, уколы делали не больно, отпускали домой на выходные и вообще всячески выказывали мне уважение и заботу. Оказалось, что Марк объяснил им популярно, какой у них «важный» пациент! Представляю, как он им говорил, что перед ними не кто иной, а сама Лерочка Салтанова, поэтическая гордость Воркуты! А я-то ломала голову, почему со мной носятся как с хрустальной вазой! Сейчас пишу это – и спазмы перехватывают горло…

Сложнее всего было с моими замужествами – Марк сам был человеком постоянным, и его смущали кардинальные перемены в моей личной жизни. Как-то он иронично заметил: «Знаешь, Лер, я только привык к Мише, а ты уже выходишь замуж за Володю…» Надо сказать, что Володю Перова Марк принял не сразу. Помню, они с Ириной пригласили меня на какое-то их очередное семейное торжество, куда всегда собирались их близкие друзья. И предупредили: «Только без Володи! Мы его не знаем…» Мне тогда пришлось отказаться от приглашения, поскольку я считала, что мы с моим мужем теперь – одно целое… Но впоследствии Марик принял Володю, полюбил и его песни, и его самого. И сколько же раз он выручал и даже спасал его – ведь Володя был очень проблемным человеком! То запой, то отравление, то аллергическая реакция невыясненного происхождения, то суицидальная попытка… И всегда Марик был рядом, всегда был с нами – не осуждая, не рассуждая, а просто беря все сложности врачебной помощи на себя. А если сам не мог – вызывал лучшую бригаду скорой. Даже не знаю, как бы я вообще пережила те годы, если бы не дружеское участие Марка, его профессиональная помощь и связи! Не меньше, чем мне, он помогал и другим литераторам и друзьям – выезжал по первому вызову, спасал, лечил, советовал, вытаскивал, доставал лекарства, выручал… И каждому он отдавал частичку своего сердца, каждого согревал участием и редчайшей, чисто каганцовской душевностью.

Была у Марика особенность – очень своеобразное чувство юмора, которое я не всегда могла понять и тем более принять. Конечно, как врач он вообще был немного циником – ведь это естественная защитная реакция того, кто ежедневно сталкивается с горем, кровью, смертью. Есть у него даже такие строчки из замечательного стихотворения о скорой – «Вызовы»:

 

Не в клятве Гиппократа я –

В солёных струйках пота.

Проклятая, треклятая,

Прекрасная работа!

 

И вот этот величайший воркутинский романтик, преданнейший друг и искусный стихотворец при всём при том был крайне обидчив – особенно когда дело касалось его творчества. А поскольку по долгу службы и положения мне нередко приходилось его критиковать ради его же блага, между нами случались размолвки и недопонимание. Ну и, конечно, различные казусы.

Однажды я договорилась о выступлении группы членов литобъединения к 8 Марта в воинской части. Участвовали несколько поэтесс и Марк Каганцов – ведь у него такие хорошие стихи о любви! Решили, что Марик выйдет в конце, так сказать, на закуску. Ну кто ж мог предположить, что в эту закуску наш милый доктор подсыплет перцу! Мы с девушками прочитали каждая свой блок – стихи о матери, о большой любви, о женщине. Солдатики настроились на высокую поэзию, глаза их потеплели… И вот этой разомлевшей от любовной лирики публике Марик начал читать ту часть своих кошмариков, которую можно считать почти нецензурной – в основном это были лихо зарифмованные анекдоты или анекдотические ситуации скабрёзного содержания. Как профессиональный врач, повторюсь, он не чувствовал этой грани между ещё смешным и уже пошловатым, к тому же ему были дороги все его творения и он, конечно, ничего плохого не замышлял – ему просто хотелось развеселить зал, получить причитающиеся ему зрительские эмоции. И ему это удалось в полной мере! Солдатики сначала сдержанно хихикали, но постепенно всё больше проникались смыслом того, что они слышали. Проняло и их начальство – и через несколько минут зал просто надрывно ржал. Марик был очень доволен собой, а мы все оскорблены в лучших чувствах. Получилось, что он в пять минут перечеркнул всё, чего мы достигли своим часовым лиризмом – и превратил встречу с высокой поэзией в юмористическое шоу. Я как организатор встречи высказала Марку наше мнение о его выступлении, но он не чувствовал за собой никакой вины. Более того, он считал, что заслуженно получил свою порцию зрительского внимания. «Вы просто завидуете моему успеху», – обиженно сказал он мне. Наверное, с месяц после этого мы не разговаривали.

А в другой раз я устроила ему творческий вечер на сцене клуба «Баллада». Мы долго репетировали, отбирали его стихи для выступления – и Марик цеплялся за каждое, не давая мне сокращать программу, бился аки лев со мной за каждый кошмарик, который я безжалостно браковала. В конечном итоге, на мой взгляд, получилась очень приличная программа, с которой Марик невероятно успешно выступил перед воркутинской публикой. Но в конце не удержался и выдал в зал: «Большое спасибо Лере Салтановой за помощь в подготовке этого вечера! Она отбирала кошмарики и беспощадно перечёркивала крест-накрест всё, что считала недостойным ваших ушей. Честно говоря, мне было очень страшно смотреть на листки со стихами, которые Лера вычитала. Они были похожи на кладбище – сплошные кресты, кресты, кресты…»

Правда, долго сердиться на Марка было совершенно невозможно, и мелкие обиды и недоразумения быстро забывались, а оставалось главное – наша духовная близость, глубокий интерес к творчеству друг друга, человеческая теплота.

Сын репрессированных, Марик очень ценил в людях их внутреннее содержание, а не внешний лоск. Он был человеком честным, глубоким, мудрым, иногда – прямолинейным, иногда – резким, порой – саркастичным, но никогда – подлецом или предателем. Марк мог быть разным, но я не припомню его злым или ожесточённым. Даже в своих обидах он был по-детски трогательным и ранимым, как всякий настоящий поэт. А его фантастическое человеческое обаяние подкупало и располагало к нему всех, кому посчастливилось с ним соприкоснуться.

Порядочность, впитанная с молоком матери, благородство, нежное отношение к женщине, непревзойдённое остроумие, открытость души, удивительная для его лет чистота взглядов и интерес к жизни во всех её проявлениях были его отличительными чертами. А пошутить он мог – и ещё как! Однажды написал на меня эпиграмму:

 

Ей Богом дан талант лирический,

Стихи прекрасно пишет Лера.

Но темперамент – холерический,

И по характеру – холера…

 

О нет, я ни капли обиделась на эту игру слов! А сейчас, спустя годы, даже испытываю гордость, что попала на острое перо Марка Каганцова.

Поразительное свойство его характера – браться за грандиозные дела и доводить их до конца – дало самые счастливые плоды. Как много людей Марк согрел своей помощью, заботой, поддержкой! Сколько великолепных стихов написал, сколько человеческих жизней спас, сколько добрых дел сотворил! Когда я думаю об этом человеке, не устаю удивляться его мужеству, силе воли, таланту и неистощимому трудолюбию. Но обладая живым умом и огромным чувством юмора, Марк в быту был человеком лёгким и скромным. И общаясь с этим внимательным собеседником, мягко и тонко ведущим беседу, непосвящённый человек никогда бы не подумал, что перед ним такой талантище и такая исключительная личность.

Марк, дорогой, как же много ты сделал для меня! Как много ты помогал не щадя себя нам всем! И, конечно, не случайно, а очень чётко осознавая свою жизненную миссию, ты написал вот эти стихи:

 

Свет каганца не ярок, не горяч,

А всё же каганец родит тепло и свет.

Погасну – вспомнят: жил на свете врач,

Отец и друг, и чуточку поэт.

А если вдруг забудут помянуть,

Не страшно. Важен не итог, а путь.

У всех живущих на земле – один конец.

Светя другим, сгорает каганец!

 

Жить, отдавая всего себя – было и твоим девизом, и твоей насущной потребностью. Низкий тебе поклон, мой мудрый, мой незабвенный, мой необыкновенный друг…

 

14 июля 2021, Ростов-на-Дону

 

Фото взяты из интернета и из личного архива автора.

Автор:Валерия САЛТАНОВА
Читайте нас: