Природа в творчестве Мустая Карима. Часть вторая

. Когда над полями, только что сбросившими свой снежный покров, поднимается густой пар, то кажется, что земля после долгой разлуки так выражает свою тоску по человеку. Увидев это, человек спешит в поле. Он в ладони берет еще влажную, прохладную, но уже ожившую почву, упивается ее запахом, мнет ее, как тесто. Потом, после долгого трудового дня, он ложится прямо на мягкую пашню. Они оба спят глубоким коротким сном – человек и земля, обнявшись. И земля тянется к человеку своими травами, цветами, взошедшими хлебами. Весна приносит людям и радости, и заботы. Большие заботы. Каждый будущий колосок, каждое зреющее яблоко нуждаются не только в солнечных лучах и каплях дождя, но и в обильном человеческом поте. Нередко та же теплая, добрая весна предвещает суховеи, черные бури и иные бедствия, которые вызывают человека на испытание. И тогда могучие наши землепашцы приходят земле на помощь и спасают ее, спасают ее добро и красоту».

В очерке «Здравствуй, весна!» писатель говорит, что весна всегда приносит радость людям. Она «утверждает право на жизнь даже слабого. Даже под корой старого дерева начинают клокотать соки, если оно, дерево, не умерло на корню. Высохшие деревья показывают свою безобразную наготу, особенно когда вокруг бурно цветет все живое и молодое. Весна, как первая трава на горном склоне, как улыбка девушки, как тугие мускулы землепашца, принадлежит тому, у кого впереди лето».

Хотя о весенней поре природы писатель пишет много и очень тепло, но любимым его временем года была зима. В этом он признался, отвечая на вопрос, какое время года ему больше нравится. «Если бы, – сказал он, – Пушкину не понравилась осень, я бы сказал – осень. А так – зима, мое рабочее время, зимой я работаю». И, наверное, не случайно одно из первых его стихотворений называется «Зима наступила», а одна из лучших поэтических работ посвящена прекрасной поре, которая у нас бывает только зимой, – речь, конечно же, о стихотворении «Обещаний не давай».

Бесконечно и трепетно влюбленный в природу Мустай Карим наделяет вполне человеческими качествами братьев наших меньших. Гордыми, истинными ценителями дружбы, отважными предстают перед нами в творчестве Мустая Карима и четвероногие друзья человека – кони.

Особое отношение башкирского писателя к этим чудо-явлениям природы имеет глубокие корни и связано с башкирскими народными традициями жизнеустройства, которые были немыслимы без лошадей.

Коневодство было традиционным занятием кочевого башкирского народа. Количество лошадей исчислялось не числом голов, а числом косяков. По историческим источникам известно, что зажиточный башкир имел десятки табунов, а у крупных феодалов (тарханов) были сотни табунов. Даже считавшиеся бедняками имели несколько рабочих (боевых) коней и дойных кобыл. Благодаря табунам полудиких лошадей башкир не был закрепощен на клочке вспаханной земли, а свободно кочевал на огромных пространствах, что позволяло башкирам постоянно общаться с другими народами, успешно защищаться от захватчиков.

«Мой дух – необузданный конь» – так может сказать только тот, кто по-настоящему, по-мужски влюблен в это прекрасное животное.

У М. Карима конь выступает своеобразным мерилом мужского достоинства и чести: «Мужчине – по коню почет, по оружию честь». А в стихотворении «Триста джигитов» он говорит о славе джигита и его коне.

В стихотворении «Я ухожу на фронт» прослеживается связь времени и поколений, где связующим звеном выступает «главный тотем башкирского народа»:

А сколько боли и сострадания к тяжелой доле четвероногих друзей человека в следующих признаниях поэта: «Куда ни глянешь – вражеские тела, конские трупы лежат. Картина разрушения – ошеломительная. Торжествующий суд кары и возмездия. На трупы смотришь с отвращением. Только лошадей жалко».

М. Карим в повести «Помилование» делает интересный вывод о психологии, если можно так сказать, взаимоотношений лошади и человека. «Лошади таких (богатырского сложения – И. В.) любят, по пятам ходят. А вот тщедушных, нескладных лошадь не выносит. Сядет такой хилый верхом, и лошадь от стыда начинает артачиться, вот, дескать, до какого дня дожила, под кем ходить приходится. А если богатырь в седле, ей и тяжесть не в тяжесть, от гордости, от азарта не знает куда ступить, на месте пляшет».

Герои Мустая Карима порой личностные качества человека оценивают исходя из его взаимоотношений с четвероногими друзьями. Так, Мадина из известной пьесы говорит: «Ну, прощай, Пеший Махмут! И никогда ты аргамака не оседлаешь!» А вот другой герой, Мардан Гарданов из повести «Помилование», демонстрирует прекрасное знание мира лошадей. «Если всех лошадей, какие через мои руки прошли, вместе собрать, полную дивизию в седло посадить можно, – похвастался он, – и еще коней останется. А если всю водку слить, какую я выпил! Впрочем, чего ее сливать, кому она нужна, выпитая водка? А вот лошадь… да-а, лошадь… Ты мне любого черта дай… моргнуть не успеешь, а черт уже, что ангел небесный, по струнке идет! Только один с хребта скинул и копытом нос мне своротил, – он пощупал свой нос. – Рыжий был жеребец. Рыжая масть упрямая бывает, дурная, а саврасая или буланая – послушная, терпеливая; вороная масть – сплошь скрытная и хитрая, а вот белая – чуткая и чувствительная, особенно кобылицы. Думаешь, зря в старину батыры на Акбузатах ездили?

Правдивы ли, нет ли все эти его рассуждения о нравах-повадках лошадиных мастей – неизвестно. Но слушатели верят. А коли верят, значит, так оно и есть».

В контексте сказанного приведем также интересные размышления писателя: «…порой чрезмерно увлекаются экзотикой старины. Сбрую коня могут описывать на нескольких страницах, и все для красного словца. Я не против коня, если это часть духовного опыта нации, но если это повод для эстетских упражнений, то на таком Пегасе далеко не уедешь».

В завершение разговора о лошадях вспомним размышления поэта, очень близкие, не скрою, автору этих строк:

«Есть еще одна проблема, которую литература не имеет права обходить вниманием. Это бездумное наступление на природу. Иногда мне становится страшно, что весь мир будет покрыт асфальтом. Угроза касается всех, и противодействовать ей тоже нужно сообща», – писал однажды Мустай Карим. Эти слова сегодня приобрели особую актуальность.

На космических трассах пока что только пустыня, нежилая мертвая пыль ждет нас: одна в солнечной системе, несется земля, где «как в судорогах, мучалась природа». Остановитесь, люди, призывает поэт, остановитесь, пока не поздно!

В свое время разумное отношение к богатствам природы – брать у нее ровно столько, сколь необходимо – была одной из нравственных черт народов мира.

Состояние хрупкости природы всегда воспринималось и сознавалось, например, башкирами как предмет их особой заботы. Они стремились сохранить этот баланс устойчивости самоограничением в охоте, рыбалке, во всех видах их присваивающей экономики. Считалось недопустимым ранить землю. Человек чувствовал себя в природе, и в то же время природа воспринималась как живое существо, подобное ему. Вследствие этого установились отношения партнерства, уважения, соблюдения принципа разумной достаточности во всем. Человек с детства понимал, что любой ущерб природе с его стороны немедленно вызывает ответную реакцию…

Если мы обратимся к современным проблемам взаимоотношений человека и природы, то обязаны будем отметить актуальность подхода Мустая Карима к их решению.

В неопубликованном очерке под названием «Совесть впрок. Неполемические заметки» с нескрываемым разочарованием размышляет М. Карим о далеко идущих последствиях нашего безумного обращения с природой: «Некоторое время назад, выступая на одном важном собрании, где обсуждался вопрос о расширении сети (ох уж эти “сети”!) детских лечебных и оздоровительных учреждений, я доложил, что если дела пойдут дальше так, как они идут сейчас, в недалеком будущем у нас в Башкирии в подобных учреждениях нужды не останется, ибо мы медленно и верно погружаемся в огромную газовую камеру вместе с нашими помутневшими от химии и навоза реками и озерами, пожелтевшими облаками над головой. А в газовых камерах, разумеется, лазареты не нужны. Ведь только недавно одумались, что мы себя душим, отравляем, от пьянства с ума сходим, порождаем хилое потомство, впадаем в историческое беспамятство, теряем стыд, наконец поняли, что нужно предотвращать причины рукотворных и нравственных бедствий, чем потом расхлебывать их всем миром».

По словам М. Карима, земля «всегда нуждалась в добром покровительстве». Писатель выражает свое искреннее сожаление в связи с тем, что люди, «сами того не желая, могут лишить себя жизни, если будут так по-варварски относиться к Природе». Самое печальное поэт видит в том, что «люди все это отлично понимают».

Боль и сострадание мы чувствуем в его словах: «Все осушаем сами! Истребляем! Губим! Заметив дичь – палим из ружья. Увидим лес – рубим под корень! Цветок встретим – срываем! Нужно, не нужно. Лес – древесина, медведи – мясо, цветок – украшение. Не ждем милости от природы и не милуем ее. Землю матерью называем, но сколько мук она терпит от нас – детей своих».

В статье «Дудин мне говорил…» М. Карим вспоминает об одном незадачливом председателе колхоза, который стал виновником гибели родника:

«Каждый раз, когда я подхожу к Святому источнику, приходят на память строки поэта (М. Дудина – И. В.), рожденные тут, на обрывистой опушке дубовой рощи:

Но в одночасье ретивый хозяин колхоза спешно заключил в трубы Святой родник и пустил своим ходом на ферму и огороды. Мы оглянуться не успели. Он был из другого аула, и не из его сердца пробивался тот ключ. Как память о нашем роднике осталось лишь стихотворение Михаила Дудина “Родник”.

Когда писались те стихи, над деревенькой Клевнево по утрам еще тянулись шесть розовых струн и петухи предвещали зарю, поэта еще почти не коснулась тревога об опасности, грозящей красоте и покою всего сущего, опасности, посягающей на вечную гармонию между небом и землей, не зародилась еще тревога, что “Венеция уходит”, еще сердце его не било набатом: “Берегите землю!” Поэтому он самозабвенно следил за доверчивой беспечной перепелкой, которой тогда казалось, что племя ее бессмертно. Редко слышу я теперь голос той птицы в поле, чисто прополотом химикатами».

Еще один пример бездушного отношения к природе из жизни своего родного аула привел М. Карим в статье «Архимед должен жить»: «Сотни тысяч, может быть, миллион рублей были в свое время вложены в осушение здесь 280 гектаров заболоченных земель. Раньше это были прекрасные сенокосные угодья и пастбища в засушливые годы, а в дождливые годы колхоз и без них обходился. Теперь – ни их, ни пашни. А в план земля включена как пахотная. Кто виноват? Сейчас колхозники ругают мелиораторов, но вначале пришли сюда люди от науки, делали вид, что все рассчитали… Но это – частности, а налицо просчеты науки в огромных масштабах…»

Просчеты некоторых ученых и политиков скажутся, конечно же, в недалеком будущем в связи с недавно принятыми законами о земле и об обороте сельхозугодий. Не распространяясь по этому поводу, приведем лишь предостережение Мустая Карима: «Если сегодня начнется купля-продажа земли, то Башкортостан превратился в кладбище отходов промышленности всего мира. Если будет продажа земли, Шамсетдин возьмет землю и продаст Гильметдину. Гильметдин продаст какому-нибудь графу. А этот граф не станет землю обрабатывать и сеять, а построит завод».

Мустай Карим был убежден в том, что «вековые чаяния любого народа – это быть свободным хозяином и тружеником своей земли, земли-кормилицы, быть вольным сыном священной земли-матушки, которая не подлежит ни купле, ни продаже».

Да, почти все литераторы в той или иной степени успешности обращают свое внимание к природе. Но разговор с ней и о ней не всегда у многих получается. В творчестве некоторых художников природа существует сама по себе, а их творения сами по себе. Мустай Карим – один из тех, у кого творчество органично вливается с природой. У многих ли художников найдете эти свидетельства слитности поэта и природы? А у Мустая Карима они есть. И посредством своего творчества, своим великим гуманизмом по отношению к окружающему нас миру Мустай Карим приблизил человека к Природе.