Неожиданные отношения с Далем
Несколько вступительных строк о В. Дале, чтобы представить, что их с Тургеневым свело по жизни. В 1833 г. в 32-летнем возрасте Даль поступает на чиновничью службу в Оренбургский край. Василий Алексеевич Перовский, только что назначенный военным губернатором края, формируя команду, воспользовался статусом бывшего адъютанта государя и отхлопотал себе Даля. Привлекал послужной список Владимира Ивановича: участник военных действий, профессиональный врач, знаток двенадцати языков, среди которых были и тюркские. Сам Василий Алексеевич страдал от последствий ранения в легкое, полученного на войне с турками, и медик в его окружении был бы полезен.
Так Даль «шагнул» со столичных проспектов в далекую Оренбургскую губернию, зато остались позади 700 врачебных рублей в год – сумма годная для проживания одному, а на службе у Перовского жалованье Даля-чиновника составило полторы тысячи рублей. Это было существенно, так как Владимир Иванович только что начинал семейную жизнь, женившись на Юлии Андре. Восемь лет службы на Оренбургской земле Даль считал для себя самыми счастливыми, служил он с желанием, увлеченно изучал край, проводя естественно-научные наблюдения. Участие Даля в военном походе на Хиву в 1839–1840 гг. под руководством В.А. Перовского сдружило с Василием Алексеевичем и с другим участником похода – 20-летним Николаем Ханыковым, с которым Даль в походе делил одну палатку.
В подготовке этого похода участвовал старший брат Николая – Яков Владимирович Ханыков, чиновник особых поручений, статистик, востоковед, картограф; (в 1850 г. он станет гражданским губернатором Оренбургского края с местопребыванием в Уфе).
В 1841 г. Перовский ушел в отставку по состоянию здоровья. Его приемник В.А. Обручев собирал свою команду, и многие прежние сотрудники вынуждены были уйти. В. Даль писал в это время другу: «Где мы с семьями найдем кусок хлеба?» Новым местом службы для Даля стало Министерство внутренних дел в Петербурге. Его назначили секретарем министра Льва Алексеевича Перовского с заведованием канцелярией по особо важным делам. В столице о Дале говаривали: «Несносно честный и правдивый».
Именно под начало «несносно честного» Даля попал на службу 25-летний Иван Сергеевич Тургенев. Их встреча по службе относится к январю 1843 г. и общение оказалось сложным. Тургенев поступил в Министерство внутренних дел, «чтобы угодить матери», не имея намерения стать чиновником. Службу он начал с опоздания на час и получил замечание от помощника министра В.И. Даля. «Распекать» нового сотрудника за подобное пришлось не раз. Тургенев невзлюбил Даля за его непримиримость и требовательность. Так и не проявив рвения в выполнении обязанностей, Иван Сергеевич подал в отставку менее через два года.
Позже Тургенев признавался, что «служил очень плохо и неисправно»; у «неумолимого» начальника был повод сердиться.
С годами отношения Даля и Тургенева переменятся. Их интересы совпадут в тяге к литературе, и они оценят таланты друг друга. И.С. Тургенев в 1867 г. в «Отечественных записках» рецензирует «Повести, сказки и рассказы Казака Луганского» (псевдоним Даля) и отмечает «замечательное и самобытное дарование, ум и смышленость» автора. Позже Тургенев говорил, что В. Даль «проникнулся сущностью своего народа, его языком, бытом», «русского человека он знает как свой карман, как свои пять пальцев». Удивительно, что по жизни Даль и Тургенев перекрестно дружили с востоковедами братьями Ханыковыми. Даля с ними свел Оренбургский край, Тургенева и Николая Ханыкова объединил Париж.
Николай Ханыков и Иван Тургенев, как сверстники, могли познакомиться еще в стенах Петербургского университета. Тургенев там учился, а Н. Ханыков в эти же годы посещал лекции по востоковедению. В 1842–1845 гг. Н. Ханыков служил в Петербурге столоначальником Азиатского департамента при Министерстве внутренних дел. Тургенев поступил в это ведомство в 1843 г., словом, им легко было пересечься и подружиться.
Далее их объединил Париж. Ханыков 18 лет прожил в Европе, в основном в Париже – с 1860 г. до конца своих дней. Авторитет Н. Ханыкова, как ученого ориенталиста, картографа среди зарубежных коллег был высок, а для Российской Империи он являлся посредником и представителем отечественной науки за границей.
Тургенев, как известно, многие годы прожил во Франции. Оказавшись на чужбине, эти неординарные, талантливые личности сошлись не только как соотечественники. Оба вращались в высших сферах – в политических, научных, культурных – и обогащали друг друга. Дружеские связи Ханыкова и Тургенева были порождены духовной близостью, уважением. Тургенев называл Ханыкова за его знания «исполином».
На Западе они общались со многими русскими эмигрантами и с приезжавшими в Париж соотечественниками. Среди них были А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, П.В. Анненков, поэт Я. Полонский, декабрист Н.И. Тургенев, путешественник А.П. Федченко, драматург и актер П.А. Каратыгин, писатель, граф В.А. Соллогуб и др.
Друзья переписывались: известны 65 писем Тургенева к Ханыкову и 11 писем Ханыкова к Тургеневу. Они постоянно встречались, часто обедали «у Вульфа» или собирались у одного из общих знакомых. На этих встречах обсуждались последние события в России, новости литературы и искусства. Начатые за обедом, беседы длились иногда по несколько часов и завершались горячим спором.
Осенью 1861 г. Н. Ханыков слушал в прочтении Тургенева его новую большую повесть «Отцы и дети». Присутствовали литераторы Н.В. Щербань, В.П. Боткин, поэт К.К. Случевский, журналист В.Д. Скарятин и ученый Н.В. Ханыков. «Тургенев читал мастерски, без декламаторских приемов, задушевно. Боткин, погрузившись в мягкое кресло, по временам кряхтел от удовольствия, или тихо смеялся, или умиленно поводил глазами, оттеняя взглядом то или иное выражение. Прочие сосредоточились, внимательно-неподвижные. Страница летела за страницей, Иван Сергеевич посматривал на слушателей, ловя впечатление. «На сегодня довольно!» – прервал чтение автор. Короткое молчание нарушил похвалой Николай Владимирович, он же предсказал, что Тургеневу «достанется от критиков». Чтение закончилось в следующий сеанс у самого автора». Так описывал эту встречу Н. Щербань.
Невольно отмечается, что Ханыков – единственный в этой группе был не литератор, но имел литературное дарование и вкус. Кроме того, у него издавна сложился опыт оценки текстов, полученный при анализе восточных рукописей, что в сочетании с острым умом, высокой образованностью делали его объективным критиком и тонким ценителем различных произведений. Именно Ханыков в группе первых слушателей проник в суть повести «Отцы и дети», которая действительно вызвала поначалу бурные споры и немало отрицательных высказываний.
В июне 1862 г. Н. Ханыкова в Париже посетил Ф.М. Достоевский с рекомендательным письмом от И.Тургенева. В письме были строки: «Вот, милый Николай Владимирович, тот Достоевский, которого Вы знаете, как и вся читающая Россия. Нечего говорить, что Вы его примите с Вашим добрым радушием».
Находясь за границей, Тургенев и Ханыков поддерживали общение с А.И. Герценом. В 1870 г. Александр Иванович по семейным делам из Швейцарии приехал в Париж и намеревался навестить Н. Ханыкова, о чем написал Огареву. Но все пошло не так: Герцен заболел воспалением легких и уже не поправился, скончался 21 января 1870 г., хоронили его на кладбище Пер-Лашез (в дальнейшем перезахоронен в Ницце). Н. Ханыков был одним из немногих русских на похоронах Герцена.
Не теряя времени, Тургенев с Ханыковым занялись сбором писем Герцена к различным адресатам с целью их сохранения и издания. Н. Ханыков оказал практическую помощь в подготовке первого выпуска произведений и писем русского публициста, писателя, философа. Тургенев намеревался написать очерк о контактах с Герценом в Москве, Париже, Лондоне, что Ханыков поддержал фразой: «Никто лучше Вас не запечатлеет словом этой страстной, порывистой и артистической личности…». Однако намеченного очерка от Тургенева не последовало.
Через 8 лет после проводов Герцена, Тургеневу довелось прощаться и с Николаем Владимировичем. Н. Ханыков для излечения от мучавших его недугов находился в Рамбуйе, в 52 км от Парижа. Тургенев, узнав о бедственном положении друга, немедленно выехал к нему, вызывал врача, но помочь уже было невозможно.
Тургенев организовывал похороны друга на кладбище Пер-Лашез и, произнося прощальную речь, «почти задыхался от волнения» (по свидетельству Ф.Н. Тургеневой). Иван Сергеевич о потере оповестил П.В. Анненкова, Л.Н. Толстого, Гюстава Флобера. В письме к Флоберу Тургенев с грустью подытожил: «Мы были дружны 40 лет…»
Тургенев открыл подписку по сбору средств на установку памятника Н.В. Ханыкову, привлек скульптора М.М. Антокольского к изготовлению модели. На распродаже имущества Н. Ханыкова Тургенев приобрел на память несколько вещей.
«Мы вступили в литературу как охотники…»
Знакомство нашего земляка С.Т. Аксакова с Тургеневым произошло в 1847 г. при чтении рассказа «Хорь и Калиныч». Сергей Тимофеевич стал следить за творчеством молодого писателя, не пропускал его рассказы в дальнейшем объединенные как «Записки охотника». Аксаков в свою очередь в 1847 г. опубликовал «Записки об ужении рыбы» и очень хотел знать впечатление Тургенева, которое оказалось восторженным.
Позже, ожидая выхода в печати «Записок ружейного охотника Оренбургской губернии» С. Аксакова, Тургенев писал его сыну Ивану: «Никому другому не уступлю удовольствия подготовить рецензию на новое произведение Сергея Тимофеевича». Тургенев был убежден, что очерки «будут интересны не только охотникам, но и всякому человеку, кто не лишен поэтического чутья». В 1852 г. «Записки…» вышли в некрасовском «Современнике», и Тургенев отозвался письмом в адрес редактора с восторженной оценкой и сожалением, что «подобные книги у нас появляются слишком редко».
Личное знакомство писателей стоялось в 1849 г., Аксакову было 58 лет, Тургеневу – 31 год. Между ними легко установились добрые отношения. Тургенев был учтив, любезен со старшим другом, ценил его книги и в первую очередь несравненный русский язык. Возникшая дружба, переписка сохранялись до ухода Сергея Тимофеевича из жизни.
Аксаков даже удивлялся несхожести с Тургеневым: «Мы люди разные, с разницей по годам в 27 лет и верим каждый в свое, Тургенев – завсегдатай литературных салонов Парижа и Лондона». Сергей Тимофеевич пытался для себя определить, чем они в таком случае так близки друг к другу и ответ пришел: «Ведь мы – охотники! Не случайно мы вступили в литературу, как охотники, почти в одно время, и Тургенев, и я. Правда, содержание сочинений у нас разное, но все же глаз охотника приметен и у Тургенева, и у меня». Аксаков добавлял: «Главное не в охоте, а в отношении к жизни, к миру. Великий он жизнелюб!» Аксаков зачитывался и другими произведениями Тургенева, высказывал ему свое мнение, делал подсказки. И для Тургенева Аксаков был непререкаемым авторитетом.
Сергей Тимофеевич не раз приглашал Тургенева в Абрамцево, при этом обещал гостя «зачитать до обморока». Впервые имение в Абрамцеве Тургенев посетил в 1854 г. и пробыл там пять дней. Было чтение глав «Семейной хроники». Один из отрывков содержал описание бесчинств помещика Куролесова. У Ивана Сергеевича сразу всплыли сцены истязаний крепостных в поместье его матери. Волнуясь, Тургенев произнес: «Я бежал в Европу, потому что не мог дышать одним воздухом с тем, что я возненавидел. Мне необходимо было удалиться от врага, чтобы сильнее напасть на него».
Тургенев и Аксаков много говорили о литературе и оба в равной степени были верны духовному наследию Гоголя. Обсуждали они и новых авторов. Аксаков с интересом принял публикации Л.Н. Толстого и, прочтя статью о Севастополе, даже выпил бокал шампанского за его здоровье. Продолжительные беседы Аксакова и Тургенева не только наполнялись теоретическими рассуждениями, но и волнующим, романтическим настроением.
В последнем романе Тургенева «Дворянское гнездо» многие эпизоды навеяны впечатлениями, полученными в усадьбе Абрамцево.
Вот такие подробности отношений И.С. Тургенева с соотечественниками, в том числе и с теми, кто близок нам, как люди, сыгравшие значительную роль в изучении и описании Оренбургского края, сообщает нам история.
Лариса МИХАЙЛОВА, краевед