Тон посыла был спокойный и доброжелательный. И г-н Залесов отправлялся на поиски Касымова, знакомился с ним, и встречал в его окружении таких людей, как Станислав Шалухин, Айдар Хусаинов, Алексей Кривошеев, Роберт Ибатуллин и других. И начиналось то, что и называется литературным процессом, или литературной жизнью – публикации, общение, – благодаря Александру Касымову.
Другой вариант знакомства мог выглядеть так. Г-н Залесов прогуливался однажды около горсовета и натыкался там на наклеенное объявление следующего содержания: такого-то дня сего года в картинной галерее неподалеку будет иметь место литературное мероприятие в связи с выходом в свет очередного номера литературного журнальчика «Сутолока», вход свободный. И г-н Залесов, весьма заинтригованный, размышляя о пользе объявлений, отправлялся на это мероприятие и обнаруживал там людей, которые говорили о литературе, читали стихи, общались, и присутствовало также угощение в виде бутербродов и разлитого по разовым стаканчикам сока, и происходило знакомство с Касымовым, который все это организовал и говорил: да, конечно, появляйтесь и приносите, что пишите.
В центре уфимской литературы
Будучи демиургом литературного процесса, Александр Касымов, как атлант, водрузил на свои плечи две литературных площадки: газету «Вечерняя Уфа» (одна полоса в месяц «Литературный альманах» плюс отдельные публикации) и созданный им литературный журнальчик «Сутолока».
Авторов он публиковал по принципу: всех понемногу и много немногих.
Любимых своих авторов он публиковал много, как мог. И даже издавал их тексты самиздатовским способом в виде брошюр в мягком перелете. Таким образом у молодых авторов появлялись первые книжки. Например, именно так появился первый изданный сборник у уфимского поэта Алексея Кривошеева. Далее Касымов сам на упомянутых литературных площадках организовывал отклики на выход в свет этих книжек.
Я по просьбе Александра Гайсовича – так сказать, под заказ, – написал небольшую статью о повести Всеволода Глуховцева «Перевал Миллера» для «Вечерней Уфы» и о сборнике рассказов Артура Кудашева «Последний лимон» для «Сутолоки».
Касымов не ошибался в своих любимцах. Отбор авторов был верным. Они продолжают набирать обороты. В частности, не так давно поэт Алексей Кривошеев издал книгу стихов «Исполнение пустоты» в Уфе, в издательстве «Китап», а прозаик Глуховцев издал свою книгу в одном из центральных издательств.
Выход каждого номера «Сутолоки», а это бывало несколько раз в год, сопровождался презентацией продолжительностью около часа. Однако мероприятия эти были нерегулярными.
«Сутолока» – у меня сохранились четыре номера за 1998 и 1999 годы – представляла собой сборник формата А4 объемом около 40 страниц. Оформлен и сверстан каждый номер был с тщанием и вкусом.
В конце спаренного номера 4–5 за 1998 г. (10–11), например, можно прочесть:
«Наш журнал является формой самиздата, но выходит при техническом содействии редакции газеты «ВЕЧЕРНЯЯ УФА», а также при сочувствии «НОВОЙ ГАЛЕРЕИ» и галереи «УРАЛ». Часть тиража в рамках акции «ВЕЧЕРНЕЙ УФЫ» «БИБЛИОТЕКА» бесплатно передается в центральную городскую библиотеку Уфы и 35 ее филиалов. Наш журнал читают в городах Екатеринбурге, Липецке, Москве, Нижнем Новгороде, Салавате, Саратове, Челябинске. ТИРАЖ – 200 экз. РЕДАКТОР-СОСТАВИТЕЛЬ – Александр КАСЫМОВ».
«Сутолоку» Александр Гайсович издавал, как я понимаю, преимущественно своими силами и за свой счет. Фактически это была альтернативная литературная площадка, где опубликовались десятки авторов, – и те, кто публиковался и в других изданиях, и те, чьих публикаций за пределами «Сутолоки», возможно, и не существует. Сейчас, спустя почти десять лет, держать номера «Сутолоки» в руках и перелистывать их – большое удовольствие. И ностальгия.
Вот это и есть культуртрегерство или, иначе, литературное подвижничество – создать такой литературный проект, как «Сутолока» – журнал и одновременно литературный клуб с открытым членством, – и вести этот проект, пока хватает сил.
Александр Гайсович Касымов явил «Сутолоку», как гордое знамя своего альтруизма. Кратковременность (несколько лет), и нерегулярность (выход номеров «Сутолоки» по мере накопления материала) – следствие такого положения вещей.
Задача нынешних культуртрегеров – проникать всюду, искать контактов со всеми, у всех находить поддержку, объединять все культурные силы, и только тогда литературные проекты могут обрести качества долговременности и регулярности.
Также я сторонник того, чтобы литературные проекты имели, как следствие и приложение, неформальное общение участников, что сближает авторов, дает им ощущение литературной среды, и вообще может быть плодотворно для творчества, если, конечно, авторы не против, ибо люди все разные, и интроверту таких приложений не надобно, а экстравертам подавай.
В своей литературной критике Александр Гайсович не расставлял акценты и не выдвигал идей, в ней нет драйва и напора, но есть проникновенный разговор о литературе, «с растеканием мысли по древу», велеречивый и обволакивающий. Можно сказать, что это была критика с позиций любви к тестам и авторам. Поскольку Касымов писал много и регулярно, его критика – это литературная хроника тех лет, в том числе и уфимской литературы. Написано с любовью – это прежде всего об уфимских авторах, ибо, что касается Уфы, Александр Гайсович писал о людях, которых хорошо знал и которых публиковал.
После смерти Касымова никакого другого литературного критика его уровня, его любви к текстам и его плодовитости, в Уфе не появилось. В этом качестве Касымов был уникален.
«Сутолока», как журнал, выходила в свет несколько лет и осталась, вероятно, непревзойденным достижением литературного самиздата в Уфе по периодичности и продолжительности.
Александр Гайсович мог позвонить г-ну Залесову поздно вечером домой и заявить: в Москве выходит справочник о молодых писателях России, я нашел основания включить вас в это справочник, надеюсь, вы не возражаете?
В другой раз причиной столь же позднего звонка мог стать вопрос: а почему мне не звонит такой-то уфимский поэт, я о нем в Москве в одном толстом литературном журнале переговорил, так он и туда не звонит, уж вы свяжитесь с ним, пусть объявится.
О некоторых людях и творческих союзах Александр Гайсович отзывался в беседах весьма колюче.
В критических статьях Касымова нет никакой колючести, там – самые проникновенные чувства к текстам и авторам.
Тех авторов, в чьи тексты он влюблялся, он продвигал, как мог. Благодаря ему, например, молодой уфимский прозаик Роберт Ибатуллин опубликовал в журнале «Знамя» свою повесть. Получив гонорар, автор устроил у себя дома вечеринку по такому поводу. Я там присутствовал. Хороший пример для подражания: получил гонорар за публикацию в Москве, зазывай к себе уфимских литераторов, корми-пои.
Также вспоминаю, что однажды, по итогам литературного года, Касымов на очередном собрании своих авторов одарил Роберта Ибатуллина призами, как лучшего автора «Сутолоки». Молодому прозаику была подарена больших размеров какая-то картина, что-то еще, говорилось много приятных слов.
Сам Касымов, бородатый, в очках, несколько угловатый в движениях и импозантно-чудаковатый на вид, представлял собой в литературной жизни Уфы большой знак вопроса – в том смысле, что, не являясь членом Союза писателей, был активным литературным критиком журнала «Знамя», регулярно и много там публиковался. Среди его публикаций в «Знамени» есть, в частности, одна весьма «продвинутая» – это довольно обширная электронная переписка Александра Касымова с его визави на литературные темы. Он не боялся экспериментировать в литературном пространстве.
Однажды Александр Гайсович устроил вечер чтения своей литературной критики. Более скучного собрания не припомню. Но, разумеется, Александр Гайсович – и только он – мог себе это позволить, и все собравшиеся внимали. С трудом могу представить себе, что еще где-то возможно подобное мероприятие – кто же будет почти битый час, или более, слушать чтение литературной критики? Касымова слушали внимательно. Это был уникальный вечер.
Сильное впечатление произвел на меня другой вечер, когда приглашенный Касымовым поэт Станислав Шалухин читал свои стихи и перемежал их историей их создания. Это было удивительно. Неисповедимыми путями являются к поэту его строки. Поэт Алексей Кривошеев – я слышал это недавно – сформулировал: настоящие стихи хороши тем, что они отредактированы… Богом.
После того вечера я сказал Шалухину, что ему непременно надо издать сборник стихов с историей их создания – в таком виде, как он это преподносил публике. Шалухин отвечал неопределенно. Не знаю, появился ли такой сборник у поэта.
Благодаря Касымову одно из моих стихотворений однажды было исполнено весьма необычным способом. На презентации очередного номера «Сутолоки», – а происходило это в здании центральной городской библиотеки, – две дамы, библиотекари, заявили, что желают исполнить одно из стихотворений номера в жанре мелодекламации. К моему удивлению, было выбрано одно из моих стихотворений (в номере были и стихотворения других авторов). Одна дама, поднявшись на сцену, стала читать стихотворение громко и нараспев, другая сопровождала это чтение аккомпанементом на пианино. Все это было столь же неожиданно, сколь и пафосно. Никогда ни до, ни после, я не видел такого. По нынешним временам такое прочтение стихотворения – сущий авангард. А ваши стихи исполнялись подобным образом?
Он умер в 2003 г. Что он оставил после себя кроме памяти о себе и публикаций? – Прививку культуртрегерства, как регулярную привычку к непреклонным деяниям по продвижению текстов и авторов, авторов и текстов.
Отношение к текстам, схожее с чувством любви.
Уверенность в том, что вокруг много молодых талантливых авторов, с которыми – да, надо возиться и нянчиться, но которые и есть та часть уфимской литературы, которая в тебе, для тебя и благодаря тебе.
Александр ЗАЛЕСОВ, 2008 г.
Печатается с некоторыми сокращениями