Ограбленный, терпя унижение, теряет достоинство, а грабитель всего-навсего теряет совесть, да она ему и так ни к чему.
Если Салават по своей значимости был бы явлением только чисто башкирским, а не общероссийским, то, я думаю, его бессмертие не было столь прочным даже для нас, его соплеменников. Я уверен в одном: исторический подвиг Салавата заставлял не забывать его стихи, а стихи заставляли всегда помнить его имя.
В старину говорили: «Мудр тот, кто не только произносит мудрые слова, но и умеет слушать немудрые речи неразумных и делает умные выводы».
Не завязывай своими руками такой узел, который потом не развязать зубами.
Поступайте так, чтобы вам не было совестно и стыдно завтра, через десять лет, через сто лет.
И Президент сам, мне думается, нуждается в трех опорах.
Прежде всего народ, который он не волен выбирать. Он есть и будет.
Затем – истина. Ее присутствие необходимо в большом и малом. Неправда в малом разрушает правду в большом.
Третья опора – соратники и помощники. Их подбор в его воле. Ими должны быть и стать люди, верные Башкортостану, его истории, традициям, духовным ценностям, люди искренние, рассудительные, смелые, надежные всегда, а в рискованных условиях – особенно надежные. Корыстолюбие, лесть, угодничество должны обходить далеко стороной дом, над которым реет наш национальный флаг.
На горе можно отзываться даже по долгу, а радость разделяют только по зову души, только друзья.
Хотя завет отцов гласит: «При гостях не жури даже кота», а как же быть, если тот кот больно уж шкодистый?
По всей Руси сплетены обнаженные нервы национального самосознания и национального достоинства всех, повторяю, всех живущих на ней народов. Когда их, эти нервы, задевают неосторожные, или нечистые, или просто злодейские руки, то острая боль проходит повсеместно и ноет долго. Надобно быть бережливым к этим нервам.
В минуты одиночества я подхожу к книжному шкафу, на полках которого рядами стоят десятки и десятки книг моих друзей и знакомых на многих языках с их автографами. В тех надписях – слова братства, признание в любви к моему Башкортостану, к моему народу, доброжелательное отношение к моей работе, теплые чувства ко мне. Стою и грущу. Книги расставлены без какого-либо порядка. Возле Ауэзова Симонов, рядом Гамзатов, дальше Туфан, Дудин, Гончар, Марцинкявичюс, Зульфия, Твардовский... На другой полке Абашидзе, Танк, Эмин,
Вагабзаде, Кугультинов, Шинкуба, Кулиев, Арви Сиг, Нурпеисов... Живые и ушедшие. Их очень много. Каждого я знал лично, в каждом видел незаурядную личность. Но ни в ком из них, ни в чьей книге я не заметил злых помыслов, скрытого зла, неутоленной мести. Эти и другие творцы – они лучшие сыновья и дочери своих народов, выразители их чаяний.
Когда одному худо, и другим тяжело. Нет подлинного благополучия и счастья в одиночку.
Долгое время я тоже думал, что народ и есть безупречная движущая сила Отечества. В последние годы в этом вопросе испытываю некоторую растерянность.
Когда размышляю о далеком и совсем недалеком прошлом, приходят ко мне горькие мысли. Народ неразборчив, равнодушен к своей судьбе. Пушкин сказал бы горше. В недобрые времена он идет за предводителем-разрушителем, легче поднимается на бунт, нежели, говоря современным языком, на созидательный труд. Народу и в обычное время больше нравится авантюрист-низвергатель или лжепомазанник, который движет самой «движущей силой». Вот такие грустные думы. Грешен.
Я точно не могу сказать, что больше руководит мной – память или цель. Наверное, и то и другое вместе. О чем бы я ни писал – о каком бы веке, о какой земле, о каком человеке – неизбежно обязан спросить себя: что помню, чем живу, чего хочу. Оставить без ясного ответа хоть один из этих вопросов означало бы – или ты лукавишь, или у тебя духу не хватает.
Под яблоней, у которой уже вызревали плоды, навзничь лежали два лодыря с открытыми ртами. Один сказал: «Созрей скорей, яблоко, сорвись и упади прямо мне в рот». Другой оговорил: «Как тебе не лень говорить сразу столько слов?»
В давние времена молодая нищенка ходила из дома в дом, собирала подаяния. Один нестарый состоятельный вдовец, пожалев, приютил ее. Потом она приглянулась ему. С обоюдного согласия они поженились. Жизнь их пошла на лад. Но странно, молодая жена, сидя вместе с мужем за столом, заставленным разной пищей, не могла есть и всякий раз оставалась голодной. Тогда она додумалась вот до чего... Когда муж уезжал по делам, она, разломив хлеб на куски, рассовывала
его по разным местам, а потом ходила с протянутой рукой и вымаливала: «Подайте бедной сиротинушке кусочек, Бог вознаградит вас...» Съедала те куски и насыщалась.
Биография творящего человека не может быть обыкновенной, и он сам не может так просто прилипнуть к своему поколению. Он – не кукурузное зерно в початке. Он – личность. Биография его – путь к постижению сути добра и сути зла. Этот путь каждый прокладывает сам.
Одна немолодая учительница сказала мне: «Ученики мои сдают мне экзамен в сущности не так часто, а я им сдаю экзамен на каждом уроке. Мне нужно не просто провести урок, а надобно творить его». В этом внутреннем экзамене, наверное, заключается сущность вашей профессии, как и моего писательского ремесла.
Я противник всяких культов – небесных и поднебесных. Но после культа матери я преклоняюсь только перед культом, имя которому Учитель.
Мелкий человек с дробным характером не может стать крупным деятелем, даже занимая высокие посты.
Большие таланты, как большие праздники, принадлежат всем.
С вершины прожитых мною лет я определенно могу сказать, что настоящий ум – явление более редкое, нежели талант.