Все новости
ЛИТЕРАТУРНИК
5 Августа 2019, 14:14

А будет это так. Часть вторая

Виктор УЛИН Интервью, данное Айдару Хусаинову, главному редактору газеты «Истоки» Продолжение – Писать о любви во все времена было непросто. Что побудило тебя стать певцом этой темы? – Как я уже сказал, человек меняется в течение жизни. А писатель, как правило, пишет лишь о том, что интересно ему самому.

Иными словами – если о чем-то я не стану даже читать, то писать не буду и подавно.
А я человек до крайности привередливый во вкусах.
В нужное время я освоил ключевые книги главных востребованных направлений и теперь на них уже не тянет.
Я никогда не любил ни плутовских, ни сюрреалистических, ни авантюрных романов; «Трех мушкетеров» прочитал через силу лишь потому, что книга входила в обязательный мальчишеский набор.
В детстве я, конечно, читал Конан Дойля на английском языке, но уже с Литинститутских времен жанр не привлекает. Детектив мне не интересен, в нем нет ничего, кроме голого сюжета – да и то, как правило, высосанного из пальца, как бывало еще у Агаты Кристи.
Опять-таки в детстве, когда доступна была лишь литература о всегда готовых пионерах, я с удовольствием поглощал писанину про Джеймса Бонда – в оригинале, хотя уже не помню, откуда добывал покетбуки. Чуть позже прочитал и «Крестного отца» – в английском варианте и тоже невесть где раздобытого. Сейчас от криминала, боевиков и суперменских экшенов меня тошнит сильнее, чем когда-то от хроник колхоза «40 лет без урожая».
Что же касается фантастики… «Марсианские хроники» Брэдбери и «Час быка» Ефремова – вещи столь остросоциальные, что фантастичность отходит на второй план. Стругацких я никогда не любил из-за злободневности КВН-ского пошиба; тогда их было читать забавно, сегодня – смешно. Современная же фантастика – и, тем более, фэнтези – не литература, а бред графоманов, не способных создать что-то приемлемое без выхода из реальности.
По большому счету, остается лишь одна тема, мне интересная: «мужчина и женщина». А это – всегда любовь (или ее отсутствие как вариант).
О любви, конечно, написано больше, чем достаточно. И писать о любви именно непросто. В том смысле, что разработка темы требует особого подхода.
Мало кто из читателей летал на Луну или спускался в шахту к центру Земли, описание таких событий глазами очевидца всегда вызовет интерес. А чувственные опыты есть у каждого; любой невольно сравнивает полученную информацию с той, которая известна, и надеется узнать что-то новое,
Любовь моих героев почти всегда деструктивна. Она осложняет жизнь, наполняет ненужными страданиями, которые ни к чему не приводят.
Это может показаться странным в отрыве от контекста. Пожалуй, поясню.
Булат Шалвович говорил, что каждый из нас пишет, как он дышит.
Герои писателя – отражения его самого.
Я пишу только о тех людях, чьи проблемы мне близки. Моими героями никогда не станут всяческие спортсмены, олигархи, политики или рок-звезды.
(Хотя, конечно, если бы мне заплатили всерьез, я написал бы хороший роман о ком угодно, даже о депутатах Государственной думы. Другое дело, что мне не заплатят.)
Я гражданин мира, в своей вынужденной среде обитания нахожусь во внутренней эмиграции.
По сути мои персонажи – это герои Ремарка, прошедшие через рефрактор моего мировоззрения и оставшиеся теми же самыми; разве что лишившиеся остатков идеализма, бывшего атрибутом прошлого века.
Мои герои свободны от химер.
У них почти никогда нет любимой работы, составляющей жизненный интерес и обеспечивающей уровень жизни, они не уважают родителей, не привязаны к детям, не веруют в бога – верят лишь в то, что с каждым днем все становится только хуже – не имеют даже настоящих друзей.
Они в определенной мере противопоставляют себя обществу, не желают мириться с навязываемыми взглядами.
Они антипатриоты, поскольку живут в стране, патриотствовать в которой могут лишь жулики и дураки.
Они нонконформисты и не примыкают к мнению большинства.
Им чужды прекраснодушие и ложный пафос.
Они никогда не занимаются морализаторством и не оглядываются на общественную мораль в том смысле, в каком это принято понимать.
Их жизнь хаусдорфова, они – индивидуалисты до мозга костей.
Но в переломные моменты ведут себя с неизмеримо большей степенью человечности, нежели записные моралисты, которые восторгаются русскими березками и бьют поклоны в красном углу.
(Лучший образец дает последняя из написанных книг – повесть «НАИРИ», основанная на фактическом материале. Показательно, что эта книга была не принята некоторыми читателями, отвергнута к публикации на некоторых порталах, но исправно продается на площадках ЛитРес и Ридеро.)
Единственная сущность, которая может осветить жизнь моих героев – это любовь.
Понимание отличается от штампов; они не совершают поступки из-за любви, а любят за совершенное добро.
Мои сюжеты переворачивают понимание сущности, изначально толкающей в светлую даль.
Любовь и чувственность в жизни моих персонажей никак не связаны между собой.
Например, герои повести «Надежное занятие» – пара типичных студентов XXI века, задыхающихся в нищете и безысходности – решают материальные проблемы тем, что за деньги занимаются сексом на сцене перед посетителями ночной дискотеки. При этом они не только не испытывают взаимных чувств, но осознанно не нравятся друг другу. Однако результатом занятия в финале становится любовь – иррациональная, но от того не менее жгучая.

Чувства моих героев не замыкаются в традиционных рамках. Роман «Приемщица» воспевает взаимную любовь женщин, разочаровавшихся в мире, приспособленном для мужчин.
Да и вообще, на мой взгляд, в литературе есть всего две темы, являющиеся табу:
пропаганда необоснованного насилия,
  • разжигание межнациональной розни.

    Все остальное я вижу приемлемым.
    Я очень терпим к людям и их проявлениям, пока они не имеют цели меня унизить или уничтожить.
    (Но, увы… Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю зверей, птиц, рыб, ящериц, лягушек, насекомых и моллюсков…)
    Мысли моих персонажей о любви бывают радикальными.
    Герой романа «Der Kamerad» говорит:

    «Любовь – это то, что позволяет сделать выбор между жизнью и смертью.
    Вернее – между намерением жить и решением умирать.»

    Да и само бытие есть момент выбора между временем рождаться и временем умирать.
    Мои герои близки мне и по внутреннему уровню и по мироощущению.
    Они живут в космическом одиночестве среди людей.
    Герой «Хрустальной сосны» за 16 лет действия прошел эволюцию персонажей Ремарка от «Западного фронта» до «Времени умирать». Он так же верил в товарищество в первой книге романа и так же страдал от намеренного одиночества во второй, поскольку переход от колониальности на рассвете жизни к индивидуализму на закате есть единственный путь развития личности.
    Все мои герои страдают от того, что чувствуют слишком остро.
    Но люди с высоким порогом эмоционального восприятия, люди бесчувственные, холодные, самодостаточные меня не интересуют, изображать таких я могу лишь антитезой к аутогенным героям.
    Мне часто говорят, что в моих произведениях мало позитива.
    Но откуда ему взяться в романах, если позитива почти нет в самой жизни?
    Жизнь – не водевиль, не мелодрама, не мистический триллер, не фантазийный квест; жизнь – это трагедия.
    Трагедия не в древнегреческом смысле, не конфликт между чувством и долгом.
    Долг – одна из вреднейших химер, навязываемых общественной моралью. Никто никому ничего не должен. Человек свободен, потому что за все платит сам – о том говорил еще классик, чье имя до сих пор носит наш с тобой Литинститут.
    Жизнь трагична из-за несоответствия усилий и результата.
    Этот факт требует художественного отражения.
    Интервью твоей газете побудило меня подвести итоги и выразить некоторые манифестарные мысли. Но еще давным-давно, думая о серьезном, я определил для себя четыре основные функции литературы, одна из которых заключается в том, что произведение должно вызывать катарсис.
    То есть очищение души читателя путем сопереживания чужим страданиям.
    С этой точки зрения значительная часть того, что сейчас публикуется и издается, литературой не является.
    Ждать катарсис при чтении детектива – все равно что искать на вьетнамском рынке оригинальные туфли от Ла Бутена.
    Я пишу не рождественские сценарии. Даже первая из крупных вещей – повесть «9-й цех», в 91-м году напечатанная в журнале «Гражданская авиация» – далека от благодушия молодости. Ведь и там жизнь героев, людей на своем месте, начинает рушиться по не зависящим от них причинам.
    Поэтому я пытаюсь разрабатывать вечную тему, хотя и не всегда в том ключе, какого от меня ждут.



    Читайте нас: