Современное актуальное псевдоискусство

2

В начале прошлого века, француз Дюшан выставил (вместо картин) купленные в магазине, простые (утилитарные) вещи. Это произвело заранее рассчитанный фурор у пресыщенной искусством и мало что в нем понимающей буржуазной публики, массовой по определению и падкой на дешевые эффекты. Нужно признать, впервые это было хотя бы остроумно. К тому же свежо, ново, необычно. Но главное, впервые. Эти, в общем-то, хорошо сделанные вещи, «как бы» обретали некий художественный (неутилитарный вне среды их использования) ореол, неожиданный и необычный в пространстве выставки. Так был произведен нужный эффект. Но этот эффект стал возможен только на фоне предшествующего, многовекового, великого и подлинного искусства. Но зевакам и этого оказалось достаточно.

3

Длиться такой эффект бесконечно не мог. По-сути, он – относительно действительно многотрудного и сложного акта, необходимого для сотворения художественного произведения – выглядел вполне паразитическим и беспомощным. Именно необычная видимость иного представления, часто сама по себе «грандиозная» (например, энвайронменты нового искусства), но часто лишенная художественно-эстетической сущности, этого отличающего настоящее искусство выразительного принципа гармонии, явилась залогом успеха всевозможных последующих манипуляций поп-арта и арт-диллеров вокруг любых видов искусства (живописи, музыки, поэзии).

К тому же научно-техническая революция, чью роль для благоустройства человеческой жизни трудно переоценить, способствовала оттеснению художественных ценностей на второй план истории. То, что стали называть новым, в частности, актуальным, искусством в эпоху пост-культуры искусством в полной мере быть перестало. Для баловня-обывателя, разумеется, это было далеко не всегда понятно. Но даже и на современном художнике, творце это не могло не сказаться ослабляюще.

Дизайн, позже Интернет, лазерные технологии, многоканальный звук – новые технологии были созвучны техногенному времени и целиком вытеснили в пост-культуре классическое искусство, усвоив однако его внешние черты, утратив сущность.

4

Но что же само искусство, разве оно умерло, или навсегда утратило свои индивидуальные и родовые черты? Конечно, нет. НТП и НТР механизировали труд и облегчили человеку жизнь. Электрификация также послужила человечеству. Были созданы новые условия для существования на земле. Сегодня информационно-цифровая революция еще дальше продвинула цивилизацию. Изменились внешние условия жизни. А что же стало с «внутренним» человеком, с микромиром в эпоху, когда космические корабли извне осваивают космос? Ведь микромир, жизнь человеческого духа, как минимум, соразмерна объективной Вселенной, не говоря техногенной цивилизации. Все созидающий дух – и макрокосм, и внутренний мир субъекта, по «всей видимости» действительно, бесконечен. И бесконечность охватывает все, и техногенная цивилизация со всеми новшествами, только материализованная часть духа и самого человека.

5

Наука – не искусство, и в этом ее ценность. Наука решает задачи практической жизни, изыскивает способы изменения условий материального существования человечества, она полностью подчинена математическому естествознанию и вещному миру. Напротив, искусству, в отличие даже от ремесел (подчиненных практической пользе), с античной древности полагалось быть свободным, устремленным к идеальному образу или прообразу.

К свободным искусствам в пятом веке Марциан Капелла («О браке Филологии и Меркурия») отнес грамматику, риторику и диалектику (так называемый, «тривий»), а также музыку, арифметику, геометрию и астрологию («квадривий»). Так, в 5-м веке Капелла, а за ним Боэций определили и выделили свободные искусства из подчиненных ремесел. Но имплицитно (подсознательно) таковыми эти искусства были всегда, с седой древности и на протяжении тысячелетий.

Техногенная цивилизация не способна изменить природу искусства, также как и отменить свободное и бесконечное движение свободного духа. Принципы красоты, прекрасного работают сегодня и в дизайне, и новейших продвинутых технологиях, в смежных областях, в интернет-пространстве.

И эти принципы присущи не актуальному, но подлинному искусству и наследующей ему техногенной цивилизации. Пусть и не в той мере, как они явлены в общепризнанных шедеврах, например, в музыке, поэзии или живописи. В традиционном искусстве художественно-эстетическая сущность никогда и ничем не отменима, поскольку только она и определяет состоятельность или неудачу любого продукта искусства.

Так в поэзии, свободном, по определению знатоков и мастеров, искусстве, «материей», в отличие от подчиненных ремесел, являются сами слова и свободные правила организации художественного текста. Развитый Вкус для этого, однако, необходим тем больше, чем свободней (глубже) от жестких (внешних) правил поэтическое высказывание. Потому Вкус редок, как всякая гениальность.

6

Мы видим, что ничего тут никогда не поменялось, ни раз, ни другой, ни третий. В отличие от внешней жизни, в которой Античность разительно сменилась Средневековьем, та, в свою очередь, Возрождением и Новым временем и т.д., до наших дней. Цивилизационные технологии, производство материальных благ и производственные отношения меняются – не меняется лишь свободная устремленность человеческого вида к недостижимому в полной мере феномену прекрасного. Так было всегда, соответственно природе человека, каковую вместе с искусством не однажды пытались «сбросить с корабля современности» и перекодировать на потребу дня во что-то менее человеческое, роботизировать и т.д. Человеческая природа все еще остается в глубинах своих непостижимой до конца, неизменной и верной своему таинственному, возвышенному и прекрасному, возводящему к новым вершинам идеалу – предназначению, выходящему за грани этого мира. В основе Искусства изначально, со времени его существования, лежит контакт человека с Универсумом, духом, или Великим другим. Наука же описывает и познает этот материальный мир и выдвигает гипотезы других миров. В отличие от искусства она сугубо эмпирична, хотя имеет общую с искусством область интуитивного проникновения в мир непознанной природы. Но и жизненно нуждается в верификации, доказательной, очевидной базе, в отличие от образной, подчас крайне причудливой, гротескной, глубинной, до конца никогда не ясной, но хорошо ощутимой, природы искусства. Этим эстетическое Видение отличается от любых, своим временем обусловленных, научных мировоззрений. По признанию ученых, в частности, Томаса Куна, это – череда сплошных революций в истории научного знания о существующем мироустройстве.

7

Ни наука, ни иные общественные практики перенаправленного применения наработок искусства заменить или вытеснить само искусство с его предназначением не в силах. Так, в основе перемен внешней жизни лежат ремесла и естественная наука. Но что же внутренний мир человека, неужели в нем ничего не происходит, ничего не меняется? Отнюдь, и в нем масса благих перемен, как мы видим, когда присмотримся. И великие книги, картины, музыка – первое, что свидетельствует об этих переменах, для коих необходимы неизменные глубины духа, души, а равно искусство проникновения и выражения этого духа. Человек освобождается от зверского начала в себе самом. Вспомним один только прошлый век, век научных открытий и «актуального искусства», самый катастрофический и кровавый в человеческой истории (по охвату жертв). Не только фашизм, но и коммунизм сегодня нуждается в строгой корректировке, допустимости тех или иных признаков и бескомпромиссном осуждении недопустимых в будущем проявлений, связанных с нечеловеческой (безбожной, хотя и иррациональной) жестокостью. Зверство и демонизм, захлестнувшие двадцатый век, всего лишь результат упущенного, задвинутого на задворки наукой и негодной временной идеологией духовного эстетического принципа, главного для существования человеческого вида. Эстетического, читай, сакрального, ибо оба эти принципы слиты в нераздельной глубине души – человеческой или уже божественной. Обманчивое «освобождение» человечества от животворящих возвышающих идеалов есть закабаление лженаучными и архаичными идеологиями ради частных выгод. Нет Искусства, нет Бога, нет и Человека. В любом порядке этих трех великих слов. Будут ли в будущем одни лишь роботы – и то, вопрос.

8

Сегодня дилетанты от искусства, люди с неразвитым художественным вкусом, вольно или невольно продолжают участвовать в актуальной путанице и подмене, в вытеснении тысячелетнего проекта художественно-эстетического творчества человечества. Назовем это предательством человечества. Как будто до пост-культурного человека никто не жил прежде. Вольно «современному» невеже так считать. Неопытность, малообразованность, порой элементарная бескультурность, способствуют блужданию больших человеческих масс вокруг да около новых и старых технологий и техник, путанице искусства и не искусства, интеллектуальной игре с ничтожными (эстетически не существенными) смыслами. Большей частью такой человек сам заблуждается и запутывает большую массу других людей, лишенных эстетического чутья, но вооруженных бурными и смутными намерениями все наконец в корне изменить. Труднее развить собственный вкус, чтобы наслаждаться шедеврами, легче объявить «эстетством» и ненужной сложностью что-то действительно новое, впервые высказанное с помощью вечных принципов, лежащих в основании истинно прекрасного.

9

Современный художник обязан быть в курсе современных же научных знаний, не упуская при этом из виду особенности, эстетической сущности – таинственного предназначения самого искусства, ни чем не заменимого для человека. Ни современными новомодными технологиями, ни электрификацией, ни механизацией, роботизацией производства, ни собственно научными знаниями или их применением. Ничем. В свою очередь современная техническая наука, уже начиная со своего нигилистического (ничтожнейшего в смысле Культуры) этапа развития, с конца девятнадцатого века, учится же у искусства гармонии и красоте, применяя дизайн и новые технологии в организации различных внешних пространств. В этом смысле математика, царица наук, никогда не противоречила принципам гармонии в искусстве. Древнейший и легендарный математик и учитель Пифагор сам был орфиком, учеником божественного Орфея. И сегодня, пусть в градостроительстве остается желать большего, но все зависит от Вкуса людей, чиновников в том числе, не говоря об архитекторах и работниках культурной сферы. Не говоря о величайших возможностях литературы, ибо в отличие от музыкальной гармонии, она несет (призвана нести) ещё и благодатное семантическое поле сугубо человеческого, разумного свойства и, таким образом, благотворно влияет на умы людей.

10

Итак, «современное актуальное искусство». Так, да не так. Настоящее искусство (в любые времена) – прежде всего искусство «вечное» и только в силу этого своего атрибута оно «актуальное». Живая «вечность» – данная нам в ощущении такого шедеврального искусства, и есть сущность – художественно-эстетическая, прежде всего. Помимо того, что оно, искусство, разумеется, еще и интеллектуально и материально (интерпретативно и ощутимо образно). Актуальным, напротив, может быть любое полезное или бесполезное действие, неэстетичное и не зависимое от художественной выразительности. Иными словами, сам акт – еще далеко не искусство, и не всякий акт есть искусство. Пройдя испытание крайним авангардизмом (и в нем были свои классики и образцы), модерном и постмодернизмом («переоценкой всех ценностей», по Ницше), искусство должно в очередной раз вернуться «на круги свои», к художественно-эстетической сущности, возродиться до своего изначально заданного уровня. Такой уровень периодически заявляет о себе столь же новыми, актуальными, сколько и вечными, образцами высокого (хочется сказать «нечеловеческого», и все же человеческого) Вкуса.