Мой папа был перфекционистом

Но, увы, его нет уже с нами пять лет. Мы смогли в тесном семейном кругу отметить папино 80-летие. Успели вручить ему пахнущую типографской краской последнюю его книгу мемуаров, очерков, рассказов, которую он по маминой подсказке назвал «Что было, то было». Книга увидела свет в издательстве «Китап». А буквально через месяц папы не стало. Помню, как мы в начале июня забирали его из шестой уфимской городской больницы, совершенно обессилевшего, немощного, уже зная страшный диагноз – рак желудка. С какой невыразимой тоской смотрел папа в больничное окно на зеленые забельские дали в последний раз, прощаясь с жизнью… 16 июня 2013-го года его не стало…

Папа! Папа! Как же не хватает тебя. Летом живу в доме, построенном тобой и мамой на садовом участке в СНТ «Журналист» близ деревни Дудкино за Уфимкой. И все время кажется, что вот сейчас ты выйдешь из двери домика, сядешь на крыльцо, закуришь, посмотришь вдаль и спросишь маму: «Тамара, огурцы мы сегодня поливали?». То и дело натыкаюсь в доме на твои вещи: старинный фотоувеличитель на чердаке, роговые очки, кепка, ремень, куртка, бамбуковые удочки, сплетенные тобой корзины и книги. Много книг. Твои рукописи: почерк ровный, четкий, красивый. Ты и в саду не просто отдыхал, ловил рыбу – огромных лещей на Уфимке,– выращивал вместе с мамой овощи для нас, своих детей, – меня и брата Тимура, но и постоянно работал. Писал свои рассказы, которые так и назвал дудкинскими, переводил повести и романы башкирских писателей Диниса Исламова, Фарита Исянгулова, Джалиля Киекбаева, Нугумана Мусина, Кирея Мэргена, Булата Рафикова, повести Вазиха Исхакова, Рашита Султангареева, Амира Аминева, Зиннура Ураксина, книги Шагита Худайбердина, чей бюст стоит у Дома печати в Уфе и, наконец, перевел «Буренушку» Тансулпан Гариповой, книгу, ставшую и для башкирских, и для русских читателей бестселлером. Тираж изданных переведенных папой книг достиг в те годы почти миллиона экземпляров. Сегодня трудно такое представить.

Работал отец в условиях, абсолютно далеких от идеала. Единственная небольшая комната в садовом доме, деревенская печь: тогда еще не отключали электричество на зиму, и потому жили они там с мамой круглый год. И были очень счастливы! Так мне рассказывает сегодня мама. А мы – дети, внуки приходили к ним в Дудкино в гости и уносили оттуда полные пакеты и сумки помидоров, огурцов, картошки, яблок. Мои родители – дети войны, выросшие на лепешках из лебеды и картофельных очистков, – были людьми крайне непритязательными, даже несмотря на то, что папа занимал много лет высокие посты. Четырнадцать лет проработал в республиканской молодежной газете «Ленинец» – «Ленинсе». Вырос от литсотрудника до главного редактора. Одиннадцать лет был заместителем редактора газеты «Советская Башкирия» – главного идеологического партийного рупора нашей республики. Но был он чрезвычайно скромным человеком. Никогда не выпячивал свои заслуги, не кичился, не гордился, не хвастал. По натуре мой папа был самым настоящим перфекционистом: болезненно воспринимал любую ошибку в тексте, любую неточность. Доводил каждую фразу, даже в газетном тексте, до совершенства, до стилистической безупречности и блеска. Сегодня это качество в современной журналистике и в современной литературе, к сожалению, утеряно напрочь. Мы слишком небрежны и неряшливы в своей работе. Возможно, это связано с несказанно возросшим потоком информации, с гонкой скоростей жизни, с клиповостью нашего сознания, когда не успеваешь переварить одну информацию, одно событие, как волною накатывают следующие. Они захлестывают, не дают задуматься, осмыслить происходящее, ведут к непростительным ошибкам и неточностям. Конечно, это никого не оправдывает. Но при социализме средства массовой информации играли огромную роль и каждая ошибка в газете жестоко наказывалась. Волей или неволей станешь перфекционистом.

Газетная, редакторская, журналистская работа требовали огромного напряжения сил, изматывали. А в душе папа оставался поэтом-романтиком, писателем. Именно с поэзии началась его литературная работа. Ему не было еще и тридцати лет, когда в Уфе в государственном книжном издательстве «Китап» вышла первая его поэтическая книга «Ранний снег». Первая и, к сожалению, единственная. Проза жизни заставила забыть о поэзии. Вспоминал о ней лишь в переводах. Переводил стихи Мажита Гафури, Мустая Карима, Рами Гарипова, Акмуллы.

В 1980 году папа решился уйти из газеты и стать профессиональным писателем. Долго сомневался – стоит ли? Как жить будем без постоянных заработков? Мама тогда поддержала: «Ничего не бойся. Я работаю, зарабатываю, как-нибудь перебьемся!» И мама моя, Тамара Ивановна, стала помощницей папе в его литературном труде. Выйдя на пенсию, она стала настоящим литературным редактором: набирала тексты папиных переводов на пишущей машинке, правила их, редактировала. Это был огромный, если не сказать гигантский, труд!

До писательского и переводческого труда папе много приходилось работать и на злободневность. Путешествия в качестве журналиста по всему миру: Азербайджан, Казахстан, Грузия, Прибалтика, Каракалпакия, Великобритания, Югославия, ГДР, поход с газопроводчиками по пустыне Каракумы и суровому Устюрту – завершались публицистическими очерками в газету, изданием книг, в том числе и на московском уровне, в центральных издательствах и журналах.

Папу в детстве я видела редко. Помню, как он привез мне черепашку из Каракумов, розовый модный болоньевый плащик из Лондона и жестяную коробку шоколада фабрики Кэтберри, с владельцем которой, миллионером, он однажды пообедал. Помню двух чудесных гуттаперчевых кукол из ГДР с блондинистыми кудрявыми волосами и закрывающимися глазами с длинными ресницами. Ничего подобного дотоле я никогда не видала! Впрочем, и меня папа видел редко: уходил на работу – я еще спала, приходил – я уже спала. И потому был удивлен до умопомрачения, когда увидел меня в 1972 году выступающей на помосте уфимского Дворца спорта в составе сборной команды СССР по спортивной гимнастике, в которую входила и легендарная Ольга Корбут, на матчевой встрече СССР-ГДР.

«У него от удивления просто отвисла челюсть, – вспоминает мама, – и глаза были круглые как два блюдца. Он не отрывал их от тебя. Видимо, он никогда не думал, что его дочь способна достичь самостоятельно без участия родителей такого уровня мастерства в спорте».

Но любовь к литературе и к журналистике все же пересилили во мне все остальные увлечения. И как папа не отговаривал меня (не женское это дело) я все же стала журналисткой. И не жалею об этом. Жалею лишь о том, что мало времени отец уделил настоящей литературе. Если бы он не отвлекался на публицистику, на журналистику, на административную работу в Союзе писателей Башкирии, (был там секретарем партийной организации) то, на мой взгляд, смог бы встать в один ряд с лучшими советскими писателями-почвенниками.

Каждый раз, проходя мимо первого участка в СНТ «Журналист» рядом с деревней Дудкино, я вспоминаю папин сюжет из серии «Дудкинские рассказы» про воина-афганца, искалеченного, страшно изуродованного войной и выброшенного на обочину жизни. Он приземлился здесь на этом самом участке, в дощатом домике сторожа, где и зимовал. Папа с мамой подкармливали его, давали одежду, хлеб. Где-то он нашел и купил корову, с которой и переживал холода. Но однажды в конце зимы корова, ставшая афганцу единственным другом, примерзла боком ко льду, и ее пришлось забить. Мясо досталось мошенникам, воин же куда-то сгинул. Я всегда плачу или смеюсь, читая «Дудкинские рассказы». Пробуждать чувства лучшие, учить гуманизму, сочувствию к человеку, доброте – разве не в этом истинное назначение писателя? И папа справился с подобной миссией. Значит, его жизнь была прожита не зря.

А звания, награды – это уже вторично. И этим он не был обделен. Назову лишь одну награду – Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Это действительно заслуженная награда. За всю свою жизнь я не услышала от папы ни одного нецензурного слова. При всем при том, что он был абсолютно живым человеком. Его любили женщины, и он не был к ним равнодушен. Он не прочь был пропустить рюмку-другую, пошутить, повеселиться…

Но самое главное, что я запомнила о папе и стараюсь перенять – это его перфекционизм. Все, что он делал, он старался делать максимально хорошо. Строил ли дом, в котором и до сих пор можно жить, клал ли печь, которая и до сих пор греет, плел ли корзины, которые до сих пор крепки, сажал ли яблони, которые до сих пор плодоносят, писал ли книги, которые волнуют и бередят душу, переводил ли книги башкирских писателей. По мнению многих читателей, эти переводы до сих пор не удалось никому превзойти. Думаю, что мой папа заслужил, чтобы его именем назвали улицу в Уфе благодарные башкирские писатели.

Мне кажется, что папа никуда не ушел. Он со мной. Он каждый день присутствует в моей жизни.