Несвоевременные мысли

Природный разум человека открывает и утверждает окончательный объект (объективность), оказываясь вместе с тем совершенной субъективной иллюзий.

Естественный результат рационально типа мышления, отказавшегося от интуиции или озарения.

Объявленная одиозность "иллюминатства" – приговор самой себе целой системы мышления, рационализированного даже внутри себя самого. Самоустранение системы жёсткой, сложившейся от великолепного схоласта Аристотеля, усугублённой через Святого Фому и стервенеющей в своей сугубой мертвенности вплоть до наших дней.

Мёртвое, но прелестное, блестящее, но неживое латинство, не вместившее в себя всей иррациональной глубины Древней Греции, а позже и Византии, а позже и великого-могучего русского языка, его всеобъемлющей поэтический традиции. Ведь русский язык – греческий по природе. Но не только греческий, но и всеобщий. Вмещающий все языки, это язык вавилонского столпотворения, но, конечно, в поэтическом смысле слова.

Так Пушкин милее великого в своей демонстративной драматичности Шекспира, который мил нам бесконечно. И это не значит, что одного следует предпочесть другому. Ведь оба гения – достояние всего просвещённого человечества. Когда человечество вдруг духовно пробуждается.

Что, надо признать, хоть изредка, но ещё случается с нами.

О тексте или любви в нём

Евангелие – это, конечно, и проповедь, и наука любви. Но более всего – это сама Любовь, которая и есть Бог. Христос (первый поэт нашей эры) впервые в истории человечества демонстрирует, являет в своих устных или записанных учениками рассказах такую Любовь. По сути, тайну для человечества, остающуюся и сегодня – за семью печатями. Сын Человеческий показывает её присутствие (лёгкое, неотмирное веяние тайны Любви) как бы даже собственным своим недеянием, своим персональным отсутствием, своей отрешенностью от мира (мира неустанной нужды и неусыпной наживы, тщеты и тщеславия). Показывает, например, Любовь, чертя на земле знаки перед разьяренными фарисеями (случай с Магдалиной). Или, изгоняя торгующих из храма барыг, обманывающих веру вообще – личной ради наживы.

Конечно, Христос тут демонстрирует именно священное недеяние: ведь Он же не принял участия в торговле или побивании камнями "блудницы".

Но это и есть – язык Духа Святого, который так редок и сегодня среди множества индивидуальных или массовых языков. Даже в поэзии – такой язык нечастый гость, хотя поэзия есть сама любовь, явление духовной страсти. Таковой она быть как бы должна.

И был один ученик, Иоанн, и была одна ученица, Мария из Магдалы, которым не надо было объяснять, что такое Любовь.

И позже был Франциск из Ассизии, и Серафим Соровский был. Несколько человек за всю историю человечества, способных не убивать, а любить?

Да ну нет же, их должно быть куда больше, чтобы люди могли быть людьми, а не только зверями.

Знающих и понимающих было много. А знающих, понимающих и любящих одновременно (не только себя и не столько себя) было – количество ничтожное?

PS

Психология как наука многословна и лжива часто. Естественнонаучные концепции её никуда почти не годятся. Они пригодны разве что для индивидуального заработка психолога и чтобы держать страдальца на коротком (не слишком длинном) поводке.

Так вот, такая психология ложно учит эгоистической любви, подменяя сами "понятия", если говорить на жаргоне научном.

Дескать, нельзя никого любить, не любя себя самого прежде всего. Дескать, откуда узнаешь иначе, что такое вообще любовь?

Но как раз такое "самолюбие" любовью не является вовсе. Это нормальное природное и животное начало в человеке – путь эгоизма и самоутверждения в социуме, и не более того.

Да что я говорю, не в любом даже творчестве такая подлинная любовь (Любовь Иоанна и Магдалины) являет себя в своей неподражаемой полноте и красе.

Смотришь часто в текст: есть в нем и ум и мысль (это случается часто, механика естественного ума усваивается "человеком" едва ли не в младенчестве вместе с молоком матери), а Любви в тексте этом часто и нет. Или есть даже гармония, знания или эзотерика, а Любви нет. И нечем напитаться бедному сердцу читателя из этого сухого, чёрствого куска смыслового хлеба. Хорошо хоть смысл есть в такой безлюбой отрешённости автора и текста.

Такова уж Любовь, либо она есть, либо нет Её.

И кто "виноват" в Её отсутствии – никогда доподлинно неизвестно. Самолюбие есть, а Любви вот нет.

Но только Любовью и жив всякий человек и текст его.

Такая Любовь ничему не противостоит, но всё лишь питает и совершенствует, вмещая в Себя.