Музейная вещь

1. Лев Данилкин написал большой роман. В каком смысле большой? Ну, хотя бы с точки зрения объема (почти 600 страниц, не шутка). С точки зрения качества теста? Тут, как говорится, время покажет (хотя многое ясно уже сейчас). Главное – это большая вещь с точки зрения романной формы. Подлинное наслаждение для любителей классического модернистского (но не авангардного) романа ХХ века (вроде Томаса Манна) – и его нынешнего американского, например, извода (Франзен – или даже Донна Тарт). Много фабульных линий, но есть генеральный сюжет. Настоящая полифония мотивов. Твердые суждении, психологические нюансы и полутона. Огромное количество ученой информации (в данном случае по искусствоведению). Философия. Скандалы. Реальные исторические персонажи. Ирония, скепсис – но и искренность, такое благородное, увлекающее читателя волнение. (А еще – неожиданная ностальгия по временам Большого Стиля, в которых жила и облик которых формировала ИА). Метафоры (в изобилии). Еще: отсутствие жесткого бионарратива "от рождения к смерти", скорее романная вольность в перескоке из времени во время (иной раз, особенно в начале книги, она даже кажется избыточной).

2. Формально перед нами биографическое сочинение о легендарной Ирине Антоновой, много десятилетий возглавлявшей не менее легендарный Пушкинский музей в Москве. Собственно, Данилкин убедительно доказывает, что до Антоновой это был просто «музей слепков» - он и строился таким в начале ХХ века, для размещения копий древних скульптур, дабы народ ходил-просвещался в отсутствии Интернета и общедоступных качественных репродукций. Формирование Пушкинского как важнейшей культурной институции страны, выставки, проходившие в его стенах, картины, которые мы можем видеть в музее или могли видеть некогда – это основа, хребет книги. Но тут есть авторское лукавство, игра умудренного мастера. Ибо да, музей, но не этот занимает его в главной степени.

3. Обратим внимание, как толстый данилкинский том сложно называется: «Палаццо мадамы. Воображаемый музей Ирины Антоновой». Первая часть – понятно, снижающая ирония (тем более, есть в книге и про палаццо - Пушкинский, и про «мадаму», как называли, побаиваясь, сотрудники своего директора). Важнее тут словосочетание «воображаемый музей». Внутренний сюжет книги как раз и заключается в сотворении этого самого музея и в его описании – конечно, предположительном. (Для этой цели, например, служат развернутые и весьма поэтичные описания полотен, имеющих отношение к Пушкинскому; и также составляющих, про предположению автора, коллекцию «личного» музея самой ИА). Все как в «настоящем» романе, где для автора вроде бы и открыто сознание героя – но в прозе ХХ века (и это, может быть, одна из главных находок модернизма) как раз зачастую отрыто не полностью. Автор и герой уравнены, потому и романист остается на уровне предположений о том, что герой мысли и чего он хочет на САМОМ ДЕЛЕ. Ну и где принципиальная разница с биографией реального человека?

4. Антонова была руководителем жестким. Иногда ОЧЕНЬ жестким. Автор меланхолично перечисляет слухи о том, что кто-то из сотрудников музея после визита в ее кабинет отдал Богу душу. Столь же бестрепетно он цитирует крайне ругательные эпитеты, которыми щедро наделяли Антонову и подчиненные, и посторонние (отмечу тут к слову, что впечатляет работа Данилкина именно как исследователя, собравшего огромное множество свидетельств самых разных людей; как говорится, по этим материалам не одну книгу можно написать на тему «Приключения в советских музеях» или «Скандалы, интриги, расследования в отечественном искусствоведении ХХ века»). Отнюдь не пытаясь обелять героиню, он анализирует сомнительные со всех сторон истории – вроде тайного хранения изъятых в нацистской Германии произведений искусства и многое другое. А точнее, автор как романист проводит своего героя через всякого рода испытания и соблазны, посматривая на него как бы со стороны: выдюжит ли? Не сломается л? Антонова испытания выдерживает, от главы к главе только крепнет, набирается сил и мудрости. Отчетливо крепнет и авторская симпатия к ней.

5. Как известно, 50-летний Данилкин мелкими личностями не интересуется. Герои его объемных биографических сочинений как на подбор: Ленин, Гагарин, да еще Александр Проханов (герой его дебютной биографической книги, самой ироничной по отношению к герою). Но по моему ощущению, самые теплые чувства он испытывает именно к Антоновой. Причем – еще один внутренний сюжет – он начинает как будто с «нижней точки», а доходит до высшей. Выше некуда! Судите сами – в финале автор рассуждает ни много, ни мало о внутренней связи Антоновой с Сикстинской Мадонной! Причем речь он ведет не о какой-либо иной из великих картин, которые так хорошо знала Антонова, и которые щанималиимесиоив её внутреннем музее, но (цитирую) «исключительно о «Сикстине», к которой ИА относилась по многим причинам с (экстатическим) благоговением и, предположительно, даже отождествляла себя с ней». А самое главное в ее, так сказать, внешних компетенциях, по мнению Данилкина, это не умение твердой рукой наводить порядок в коллективе, находить общий язык с разнообразным начальством или даже вести крайне результативную музейную работу. «Ее деятельность была формой творчества, у нее была способность создавать новое, она была артистом» - пишет Данилкин. В его устах это, конечно, звучит как апология Антоновой.

РЕЗЮМЕ: Лев Данилкин, повторю, отнюдь не закрывает глаза на не слишком благовидные дела и даже помыслы своей героини (например, намерение «ограбить» «Эрмитаж», переместив часть его коллекций в Пушкинский). Он пишет о ее авантюризме, ее расчетливости, холодности, высокомерии, непомерном тщеславии – но как будто невольно каждый раз находит столько же примеров, свидетельствующих об обратном.... Такое бывает с романистами. Как известно, Маргарет Митчелл свою Скарлетт в интервью ругала последними словами – но написанное в книге говорило совсем о другом отношении. И еще. Я уже сказал о большой романной форме, к которой тяготеет книга Данилкина. Вот именно такой формы сегодня в русской литературы крайне мало. У нас есть романы-памфлеты, романы-фантазмы, романы-лирические излияния. Романа - большого дома, романа-музея долго не было. Теперь есть.