В Уфе открылась выставка «Учитель и ученик»
Все новости
КНИГИ
17 Октября , 17:00

Мужчины не плачут

Да, мужчины-поэты вместо того, чтобы плакать, пишут стихи… Но зачастую в них немало такого, что у не-поэта вылилось бы в эмоциональный призыв о помощи. Каковы же эмоции в стихах сегодняшних мужчин, как они формируют поэтический дискурс? Посмотрим на примерах.

Кузьма Курвуазье. Наивная брутальность. М.: Издательство СТИХИ, 2025. 48 с. (Серия «Сингл»). Официальная обложка книги.
Кузьма Курвуазье. Наивная брутальность. М.: Издательство СТИХИ, 2025. 48 с. (Серия «Сингл»). Официальная обложка книги.

Книга Кузьмы Курвуазье «Наивная брутальность» – это яркий, шершавый и намеренно антиэстетский проект, устроенный, так сказать, по принципу разорвавшейся гранаты: сначала – шок и осколки впечатлений, а потом – с трудом залечиваемое эстетическое увечье… В хорошем, в плохом смысле? Это у кого как. Если бы стихи все еще могли вызывать скандал, сочинение Курвуазье претендовало бы на скандальный статус.

Под бравым псевдонимом скрывается провинциальный автор, а в провинции (неоднократно приходилось это замечать) поэзия, с одной стороны, в полном загоне (а поэты – в числе безусловных аутсайдеров). С другой стороны – здесь она способна удивлять, потому что от поэтов еще чего-то реально ждут. И вот «хулиган» Курвуазье – он тут на месте. Может, и правда такие стихи способны произвести некий эффект?

«Василий – серийный убийца. Его жертвы под каждым кустом Крыжовника, малины, смородины На спинах с открытыми ртами. Механическая асфиксия – причина смерти. Приземляются мухи на серую шерсть. Но Василий за то, что он убийца серийный, Вместо тюремного срока, Получает миску кефира И банку рыбных консервов. А в качестве порицания Только лишь устное замечание Выслушивает кот Василий За то, что прилюдно глумился Над безголовыми трупами крыс и мышей.»

«Наивность» в этом стихотворении – как и в названии книги – это нарочито простой, почти детский, а иногда и умышленно корявый взгляд на мир. Те же котики. («Наш кот за 20 дней / Съел килограмм куриных шей»). За «брутальность» отвечают язык, темы и образы, намеренно доведенные до грубости, физиологичности, иногда до абсурдного гротеска («через кожу видны кишки / под юбкой ничего не видно / под юбкой ничего нет»). Наивен и оксюморон, скрытый в псевдониме».

Курвуазье работает с эстетикой контркультуры и просто маргинальности. Его лирический герой – житель заброшенных строек, дач, промзон, участник драк и немыслимых попоек («ядрёные русские вечера»). Это мир, как мы видели, убийце (хоть и из кошачьего племени) выносят лишь «устное замечание», а «пьяная пожилая пара, обмотанная полотенцами», предлагает выпить водки из чашки для китайской церемонии.
Поэт использует намеренно «плохую» поэтику: «корявый» синтаксис, нарочитые опечатки, смешение высокого и низкого стилей. Это, конечно же, осознанный художественный жест, попытка найти новый язык для описания абсурда и жестокости повседневности.

При этом вполне очевидно, что смысловое ядро этих стихов образовано несколькими повторяющимися вновь и вновь мотивами и темами. Среди них – повседневность насилия, являющегося базой для провинциального абсурда (можно, впрочем, сказать и наоборот – абсурд является базой насилия…) Драки, пьяные разборки, жестокость по отношению к животным и людям в этом мире привычны. Автор подаёт это без морализаторства, но и без цинизма, скорее с горькой иронией.

Еще – подчеркнутая, если не сказать навязчивая телесность и физиологичность. Тело в сборнике – всегда страдающее, больное, гротескное. Его постоянно пытаются починить, как «смывной бачок», или доводят до предела в криосауне («Свирепые русские женщины»).

На этом фоне разворачивается вечная драма одиночества, поиска чего-то своего… Герой – вечный «одинокий гопник», которого избегают даже в самой маргинальной компании. Его попытки соединиться с другими заканчиваются провалом («Изолятор»). Сквозь гротеск проступает трагичный вопрос: кто я в этом мире? «Медведь»? «Уникум»? «Серийный убийца» крыс? Ответа, конечно, нет.

Все это изложено ярким, сочным языком где околофутбольный сленг и бытовое просторечие (есть и обсценная лексика, книга, не зря помечена издателем «18+») помножено на псевдофилософские конструкты («Кризис среднего возраста – это средневековье») и словотворчество в форме намеренных ошибок. Где лихая силлабо-тоника сменяется верлибром, или просто нерифмованной миниатюрой-анекдотом…

Все это, плюс мощная энергетика, заключенная в каждой строчке создаёт эффект тотальной дисгармонии – чего автору и надо.
В общем, мощно, грубо, провокационно… Что ж – нужна такая поэзия, и сегодня, и всегда.

«Легко соблюдать обет молчания, Если живёшь в лесу один. Можно нарушать: Перекидываться фразами с мохнатой Сукой по кличке Лукерья. Сложнее держать обет круглосуточной речи В общественных местах, Непрерывно озвучивать внутренний диалог Даже во сне».

Источник: журнал "Плавучий мост"

Автор: Михаил Гундарин
Читайте нас: