Выход из кокона

Вы знаете, как происходит превращение гусеницы в бабочку? Гусеница, пожив спокойно какое-то время, нагуляв жирок, закрывается в кокон где-нибудь под листом, и снаружи кажется, что ничего не происходит, но внутри готовится чудо, метаморфоза!

Гусеница почти полностью растворяется, становится жидкостью, остаются только отдельные органы, из которых постепенно формируется будущая бабочка. И вот, когда насекомое готово, ему надо приложить немалые усилия, чтобы разорвать кокон и вылезти на свет Божий. Если бабочке помочь в этом, она не наберёт достаточно сил, и крылья останутся слабыми. Залог будущего полёта только в самостоятельности усилий! Иначе бабочка никогда не взлетит!

Нечто похожее часто происходит с людьми, с той только разницей, что гусеница не задумывается о том, что с ней происходит и зачем ей даётся способность летать, а человеку непременно надо знать, в чём смысл его существования и тем более полёта.

Живёт себе человек по инерции. И вдруг, набрав критическую массу жизненного опыта, осознаёт, что он – живой! Что душа его не просто так послана в этот мир.

С этой жизнью надо что-то делать, наполнять её чем-то более насущным и глубоким, нежели простой заботой о ежедневном обеспечении жизнедеятельности организма!

И начинаются поиски, метания, попытки вырваться из узкого обывательского мирка. Мечты о полёте.

Открывая роман Айдара Хусаинова «Культур-мультур», я, судя по названию, ожидала прочесть нечто сатирически-юморное. А столкнулась с экзистенциальным произведением с элементами абсурда, сатиры, юмора, философии, лирики.

Главный герой, журналист Багров, на изломе двадцатого и двадцать первого веков, к своим 30-ти годам оказывается в состоянии душевного кризиса. Безразличие ко всему, апатия, ощущение бессмысленности существования.

«Что делать со своей жизнью, если знаешь, что ты живешь? Что делать с жизнью, если ты очнулся – очнулся впервые с тех самых пор, как появился на свет?»

Человек с рождения внедрён в систему и рамки родительской семьи, детского сада, школы, института. Там все ясно и понятно. Система ведёт за руку, задаёт некий график движения. Но приходит время, когда человек попадает в стихию взрослого мира, где действуют другие законы, нет шпаргалок и переэкзаменовок, невозможно взять академический отпуск, а потом вернуться туда, где остановился и начать всё сначала.

Жизнь Багрова внешне выглядит вполне благополучной: высшее образование, работа в редакции, похвала коллег по перу («хорошо пишешь»).

Но с каждым годом станочно-рабочая рутина, превращая живое слово в конъюктурно выверенный шаблон, все больше выхолащивает свободное творчество, привнося в него искусственность и лицемерие.

«Багров уже столько-то лет своей жизни потратил бог знает на что, на ложь, от которой никому на свете не было хорошо, а скорее всего, только плохо. Вереницы статей, заметок, публикаций промелькнули перед глазами Багрова. Сотни тысяч слов, которые он то легко, то с трудом нанизывал в более-менее стройные предложения, были никому не нужным и даже вредным хламом».

Истинная культура заменяется суррогатом, разжёванным для массового потребителя в удобоваримую кашицу из китча, лубка, попсы и других проявлений литературного, музыкального и художественного ширпотреба.

Всё причесано, схематично, уплощено, уложено в рамки квадратно-гнездового метода освоения действительности, всё до банальности предсказуемо. Культур-мультур в апофеозе!

В романе есть удачное и точное сравнение происходящего с компьютерной игрой. Но только Багров из этой игры начинает выпадать. У него, как сейчас говорят, пошли баги, сбои. Ему физически плохо, мутит, тошнит, появляются видения, его пугает непонятный чёрный шар, влетающий в головы людей или парящий в воздухе, некий чёрный человек преследует его, у Багрова случаются обмороки, вокруг происходит что-то непонятное, сюрреалистически-абсурдное! Герой словно оказывается в пустоте, теряет опору.

«Наконец, не выдержав, он посмотрел через плечо и тут же отвернулся в ужасе. За спиной не было абсолютно ничего. Тот подоконник, возле которого он притулился, не в силах стоять, оказался карнизом, а за спиной…

За спиной разверзлась пропасть – огромная беззвучная пропасть с клочками тумана на уровне глаз».

Ему становятся противны «миазмы» ежедневных пустых разговоров, условная наигранность сценического действия в театрах, бесконечная возня с редактированием никому не нужных статей, от всего разит фальшью, вокруг творится «какая-то чушь». В редакции вместо полезной и нужной работы – переливание из пустого в порожнее.

Кстати, очень позабавили гротескные названия журналов и газет в Доме Печати:

«Агитаторы Ктулху», «Байские Попрёки», «Мрачные пропасти».

Герой романа не раз ощущает себя почти на грани сумасшествия, старый привычный ему мир рушится (стадия окукливания и постепенного разжижения гусеницы, подготовка к превращению).

«Что было делать – он не знал. Жизнь как вода в темном омуте поглощала его судьбу без малейшего всплеска, без малейшей реакции. Вокруг не менялось ничего. Где было действие? Но никакого действия не было».

Действия, и в самом деле, в романе очень мало. Каждый день похож на другой.

Вся динамика романа смещена извне вовнутрь, в глубину души героя. Вот тут и рефлексия, и лирико-философские раздумья, и метания в экзистенциальном тупике, и выход за пределы своего субъективного душевного мира, выражающийся в эмпатии и острой жалости к людям.

«Боже мой! – подумал Багров, вдруг обнаружив что-то, важное для себя. – Боже мой! Так его друзья тоже люди и им тоже бывает больно! Так и все на свете люди и им тоже бывает больно».

Что бы не делал герой, с какими бы людьми его не сводила судьба, в его измученном мозгу – одна мысль: в чём смысл всего, и как жить дальше? Крылья бабочки сформировались, и теперь все усилия направлены на поиски выхода из кокона формального существования.

Есть мнение, что роману не хватает классической формы – завязки, действия, кульминации, развязки.

Но я бы охарактеризовала это произведение, как роман одного состояния, одну большую зарисовку того состояния внутреннего напряжения героя в поисках ответа на важнейший вопрос о смысле бытия, примирения с жизнью, обретении внутренней силы.

Это экзистенциально-экспрессионистский роман.

И как в музыке экспрессионизм – это «психограмма человеческой души» с принципиальным несоблюдением классических музыкальных форм, разорванностью, диссонансами, многослойностью образов, нарушением всех правил, так и в романе «Культур-мультур» мне видятся аналогичные черты экспрессионизма с его обострённым психологизмом и вниманием к малейшим движениям человеческой души, и где каркас классических форм не столь важен. Несмотря на сарказм и сатиру, а подчас и прямое ёрничанье, роман написан с трогательной любовью к людям. Он обостренно психологичен и эмоционален!

Именно это и цепляет на протяжении всего произведения.

Согласитесь, владеть вниманием современного читателя при минимуме событий в произведении – это непросто! Это надо уметь!

К концу романа Багров, пережив зиму, с приходом весны обретает надежду на новую жизнь. Чёрный шар, так пугавший его в начале романа, оказывается всего лишь устройством, транслирующим разные варианты развития событий, являя собой отсылку к свободе выбора. Зловещий чёрный человек, бывший символом то ли рока, то ли пугающей неизвестности, или даже самой смерти, становится другом, к которому Багров впоследствии каждое лето ездит с семьёй отдыхать и пить кумыс.

Главный герой выходит из затянувшегося кризиса, полным сил и желания жить! Это символически показано в одном из его видений, где он вместе с другими людьми в темноте поднимается в гору по узкой тропе, и каждый шаг дается со всё бо́льшим трудом. Хочется остановиться, но инерция движения не даёт это сделать. Движение продолжается. И вдруг, в какой-то момент, становится легче, светлее. Вершина горы Каф-тау покорена.

«Вся его грусть, и обиды, и горечь существования, все претензии, мечты и надежды, вся боль и вся радость вспыхнули разом, словно из тесной коробки черепа он вырвался на волю, словно зажглась сверхновая звезда и в ее ослепительной вспышке жизнь стала совершенно другой, и в ней открылись такие горизонты бытия, что просто захватывало дух!»

«И рядом были люди, они не были ангелами света, но они не были и демонами тьмы. В них билась волшебная сила жизни, ее неповторимый ритм».

Вестибулярный аппарат приспособился к высоте, примирение с жизнью произошло, крылья окрепли и готовы к полёту!

Гусеница стала прекрасной бабочкой! Лети!

А заканчивается роман загадочной фразой:

«Апокалипсис нас спасёт».

Это читатель (по признанию самого автора) волен трактовать каждый по-своему.

Спасет нас катастрофа – внезапное осознание невозможности прежнего существования во лжи и безжалостная переделка себя.

Спасет нас откровение – понимание того же, и обретение воли и силы жить дальше.

И, наконец, спасёт нас Вера и Любовь.