О выходе книги «Единственная жизнь»

В уфимском книжном издательстве вышел сборник стихотворений Алексея Кривошеева под незамысловатым, хотя и многозначным, названием «Единственная жизнь». Это общее название настоящего издания стихотворений автора. В нём лирика из четырёх книг. Стихи из двух первых (1980 – 2000 годов) и из двух последующих сборников – до 2020 года включительно. Двадцать лет до миллениума и двадцать лет после наступления нового тысячелетия автор, по словам поэта Н. Заболоцкого, «Не позволял душе лениться», «Тащил её с ухаба на ухаб»… Приключения и превращения полувековой поэтики нашего автора. Поэтики разной, хотя представлена она здесь не полностью, не целиком. Нет книги верлибров («Осязание юности»), нет новых любовных поэм. Нет… впрочем, много чего нет в книге, но многое в ней и есть. А это, конечно, главное. Будет и остальное, дай Бог только сил и терпения.

Читатель сможет, если захочет, оценить, что из всего этого сегодня в издательстве «Китап» наконец вышло. (Хотя и вышло, повторимся, в свет не всё, пять беспримерных сборников новых, мало кем прочитанных, не говоря усвоенных, стихотворений, рассеянных только частично по разным публикациям, остались, увы, не изданными в наш народ местных полуостровитян.)

Так что же сегодня выскочило из-под летучего писчего пера петербургского и уфимского пииты, который несомненно зажился на этом свете (чему он только рад). Если вспомнить ранние смерти некоторых его превосходных товарищей по перу, прекрасных, талантливейших поэтов русского уфимского андеграунда. Например, покойных Банникова Александра, Хвостенко Светлану, Яковлева Анатолия, Рината Юнусова… Поэтов того же поколения, рождённых в 60-е годы прошлого века и немилосердно растоптанных своим жестоким временем или режимом тупой, нечеловеческой пропаганды, не знающей милосердного Бога.

Наш же автор, как некогда Робинзон, потерпевший кораблекрушение (и не одно, в его случае), был как-то в очередной раз выброшен на некий остров. На этот раз – на уфимский полуостров, где оказалось возможным для него встретить некоторое множество добрых и даже несколько любознательных, милых пятниц. Чему одинокий поэт наш, кстати сказать, несколько удивился и несказанно обрадовался, будучи благодарен своей судьбе.

Рок жесток к русским поэтам. Но несмотря на те самые бесчисленные ухабы или редкие проталины при частых заморозках, а то и прямые впадины, бездны и выпадания едва ли не в мир иной, с Божьей помощью продолжается не просто жизнь, чего русскому поэту, бесспорно, недостаточно было бы, пусть даже жизнь эта обернулась бы золотоносной жилой, но не заканчивается, слава создателю, сам процесс творчества. Великое искусство поэтического слова здесь, на уфимском полуострове, среди разных его разумных обитателей, доброжелательных и не слишком, продвинутых и наивных, искренних и лукавых, пока ещё не иссякло. Мировое стихотворчество и здесь, у нас, продолжается. Трудно, постепенно, едва заметно, но меняет оно, просветляет души и умы не только счастливых пятниц на велосипедах и электросамокатах с лёгким ветерком в голове, но и даже иных дикобразов из флоры и фауны земного обиталища. К которому дикобразы человекоподобные слишком часто, чтобы не сказать всегда, бывают немилосердны. Охотно при этом забывая, что Земля – чуткий, живой организм и отношения к себе Она требует бережного, нежного, даже ласкового. А в неё сваи вбивают. Об этом обо всём, собственно, и слагает стихи наш поэт, часто страждя, стараясь и мучаясь, будучи заодно с каждой козявкой и былинкой, раздираясь между всеми химическими элементами живой и неживой природы, вдохновляясь, как и положено, свыше. А иначе какой бы он был тогда поэт и чем бы он отличался от того же дикобраза, зловеще высасывающего из Земли её уже последнюю, может быть, кровь с молоком?

Ведь только любовью Божьей и жив каждый человек, и жизнь человеческая жива такой лишь любовью, и русский поэт (любой из поэтов) жив ещё, в частности, если жив, тою же любовью – Божией и человеческой. Духотворимой, Небесной, Всё проницающей и живящей.

Милосердием Вечности живёт каждый человек в земном своём времени, а не жестокостью безвременья или смертоубийствами смутного времени – и многосуетного, и сребролюбивого. Хотя и это всё – вся трагедия общей человеческой жизни и истории людей, весь смысл жизни человеческой, несомненно, касается прежде всего стихотворца, ложась на его плечи. Трогает его, может быть, как никого иного, в самой глубине его души, не говоря уже – с наружи, со стороны, из-за угла. Хватает его порой, как рыбу за жабры голодный рыболов-охотник, за самою бессмертную его душу. И об этом обо всём тоже внимательный читатель найдёт в стихах «Единственной жизни», с её коллизиями и перипетиями, с её хитросплетениями, отчаянными многочисленными тупиками и счастливыми светлыми выходами. Может быть, много чего и ещё найдёт в небольшой этой книжке добрый читатель. Если поищет он в ней среди всего, что там есть и выражено чуть таинственно, чуть внимательно и непредвзято. Если взглянет он на книжку с лёгкой надеждой на неё и с верою в себя самого. И если есть в сборнике этих стихотворений хоть какая-то правдивость и красота, то и есть ведь она лишь благодаря вдохновению свыше, божественности русской и подлинной мировой поэзии вообще. Оттуда автор и черпал свои силы и умения, делая при этом подчас неимоверные личные усилия, ибо слаб человек, а только Создатель всего и силён. Мы допускаем, что для кого-то это сейчас – лишь пустые слова, но сами мы чувствуем и думаем, конечно же, иначе, любезный читатель.

Итак, книжка наконец лежит перед тобой. Писалась она долгие годы. Трудилась она автором углублённо, вдохновенно и с усилием, пожалуй, часто именно утопающего. Нового, повторимся уже, Робинзона. Но вот что из книжки этой каждый читатель извлечёт для себя, что из неё навстречу ему выйдет – решать, бесспорно, самому уже читателю.

А тебе, мой благородный и великодушный, независтливый, усердный, продвинутый, умный, вдумчивый и добрый читатель я всегда буду бесконечно благодарен.

Конечно, «Если Бог пошлёт мне читателя» (Пушкин).