Щелочная "гуманитарка"

Шамшад Абдуллаев получил "НОС-Волга" за сборник медитативной прозы (это когда без начала и без конца, да ещё будто кальяна накурившись) о Средней Азии (“Другой юг»).. Наконец, главный НОС ожидаемо достался Алле Горбуновой за крайне неровный сборник рассказов "Конец света, моя любовь". Обо всех этих книгах я здесь писал.#НОС2020

2. В общем и целом, вырулили на приличные книги, совсем экзотику премировать не стали. Приз критики достался Полине Барсковой за книгу "Седьмая щёлочь. Тексты и судьбы блокадных поэтов". Барскова (дочь Евгения Рейна, между прочим) стала известна в 90-х как поэтический вундеркинд. Потом повзрослела и занялась темой блокады. И как исследователь (Барскова живет и работает в США), и как литератор. Для культурного уроженца Питера не думать о Блокаде сложно - и как не писать о ней, благо, блокадная тема просто необъятна.

3. В книгу вошло 5 эссе о более или менее известных питерских писателях, судьбы которых затронул блокадный ад. Именно эссе — на стыке всех гуманитарных наук, с большой долей авторского присутствия. Диапазон огромен - от писательского бонзы Николая Тихонова до забытого полуграфомана Сергея Рудакова (известного разве что по своей крайне своеобразной дружбе со ссыльным Мандельштамом в Воронеже). В конце небольшой книжки (в ней 200 с малым страниц, ее выпустило Издательство Ивана Лимбаха) подборка текстов героев, такая мини-хрестоматия. Вообще, в книге интересны факты о НЕИЗВЕСТНЫХ широкой публике авторах, при всей неоднозначности их сочинений.

Именно факты — например, о поэтессе Татьяне Гнедич, родственнице знаменитого переводчика Гомера. Кроме названных, в книге содержатся главы- эссе о Наталье Крандиевской и Павле Зальцмане. Отдельная глава (похожая скорее на статью, включенную сюда по принципу тематического сходства) — о текстах Зинаиды Шишовой, Геннадия Гора и Ольги Берггольц. Тоже есть любопытные факты.

4. Вот именно — факты интересны, а интерпретация неоднозначна и порой, на мой вкус, навязчива. Блокада рассматривается Барсковой как одна огромная экзистенциальная травма, и каждый из ее героев как бы символизирует тот или иной травматический аспект. Подход известный, не очень плодотворный, как по мне; но и не хуже прочих. Ещё: Барскова относится к тем исследователям Блокады, которые склонны обвинять в ее ужасах прежде всего советские власти. Тоже не новость. А для обитателей американских университетов и вовсе, думаю, правило.

5. Написана книжка эмоционально, с филологическими красивостями (что всегда помогает в чтении современной "гуманитарки"). Вот как отвечает Барскова на самый главный вопрос, который не может обойти ни один исследователь что Блокады, что любой другой гуманитарной катастрофы "Нежели смотреть как-то (вполне возможно: как-то не так), мне гораздо более бестактным, даже гибельным кажется не смотреть на них вообще и таким образом завершать их, отрицать их, погружать в забвение, отказываться, отворачиваться от них.

Мне кажется, именно несмотрение приводит к тому, что память и речь о блокаде на данный момент застыли, мы не можем окунаться в них, как в одну из рек Аида, в сочувствии, тревоге, скорби, в потребности исцеления; мы крайне затруднены в выговаривании этого опыта, чтобы его усмирять, заговаривать, как боль».

РЕЗЮМЕ: Критическое отношение в книге Барсковой к традиции героизации блокадных дней и ночей создаёт впечатление, что блокадная катастрофа продолжается и сегодня. Как ни банально прозвучит это напоминание, но блокада это ещё и подвиг, а не только мучение и угасание, так красиво расписанные Барсковой. Да только ли ею одной!