«Вечный свет»: коллективный ад и рай для эпилептика

Гаспар Ноэ в настоящее время как-то хорошо стал показывать коллективный ад. В предыдущем фильме «Экстаз» он опустился в психоделический кошмар с группой танцоров, налакавшихся наркотиков и запертых в одном пространстве. «Вечный свет» показывает производственный ад кино. В начале фильма две актрисы – Беатрис Даль и Шарлотта Гинзбург беседуют о кино, о фильмах, в которых снимались, о низкопробном и высоком искусстве. Экран делится на две части, показывая каждую из героинь, которые играют самих себя. Далее они расходятся в разные стороны, готовясь к съемкам сцены со сжиганием ведьм. Сквозь декорации и подсобные помещения съемочной площадки мы наблюдаем самый настоящий кошмар кинематографиста. Беатрис, по сути режиссер фильма, вступает в бесконечные конфликты с группой, продюсеры гнут свою линию и желают заменить ее на более профессионального режиссера, гримерам не дают загримировать актрис, актрисам не дают репетировать, Шарлотта Гинзбург не знает, что ей нужно играть, массовка не приходит вовремя, на площадке околачиваются третьи лица и т. д. Все действие сопровождается цитатами от таких мастеров киноискусства, как Годар, Драйер и Фассбиндер.

Чтит ли Ноэ заветы мастеров – вопрос спорный, но что-то от киноэкспериментов Годара у него явно есть. Иронизирует ли Ноэ или доносит свои соображения крайне серьезно – вопрос тоже достаточно хороший. Но этот безумный стробоскоп, появляющийся за 10 минут до конца, не способен физически выдержать даже здоровый человек, не говоря уже о тех, кто страдает эпилепсией. Гаспар Ноэ уже не первый раз делает свое кино физически несмотрибельным и вызывающим чувство полного дискомфорта: то он испытывает на прочность вестибулярный аппарат зрителя головокружительными выкрутасами камеры Бенуа Деби, то вставляет в звуковой фон низкочастотные звуки, вызывающие панику. Но эффект стробоскопа уже почти визитная карточка режиссера, но в «Вечном свете» Ноэ достиг просто самого неприятного эффекта, вызывающего сильные боли в глазах и чувство головокружения и головных болей. На это и был положен главный эффект фильма.

Назвать «Вечный свет» полноценной картиной все же сложно. Фильм оканчивается практически ничем, оставляя зрителя с вопросом, наподобие «и ради чего это все было?». Катарсиса и некой завершенности высказывания явно недостаточно. Но в целом что-то полезное вытянуть из фильма все же можно. Например, то, что создание произведения искусства – это страдание. Если творец не страдает при создании своего произведения – то он и не делает искусства. А зритель/потребитель искусства должен страдать так же, как и творец. Искусство требует тирании и ущемления, и в поведении Беатрис, кричащей на всех на площадке, что она делает то, что хочет, невольно можно проследить мысли самого Ноэ. Он действительно делает, что хочет, и если многие зрители думают о том, что Ноэ испытывает свой кинематограф на зрителей как на подопытных свинках и его фильмами хорошо кого-нибудь пытать, то в последнее время Гаспара Ноэ уже не слишком заботит физиологические реакции. Его заботит коллективная невозможность и общий ад, нежели чем ад личностный. Пусть даже методы у него остаются примитивными, зато за экспериментами Ноэ всегда интересно следить. «Вечный свет» в этом плане в стороне не остался.