Эра бессердечия. Часть вторая

Я не хочу обидеть ветеранов такими вот аллюзиями насчет песен. Но песня – и вправду пошлая. И ведь писали ее не солдаты, и вправду прошедшие по этим улицам, освобождая города, а настряпан шлягер сей каким-нибудь тыловым Ляписом Трубецким. Потом некоторым воинам-освободителям пришлось ползать на обрубках ног и клянчить милостыню, а деятели культуры, их воспевавшие, наверняка были среди посетителей коммерческих ресторанов, на которые делали облавы Жеглов и Шарапов…

Вообще, если судить по фильму «Место встречи изменить нельзя» поверхностно, то может создаться ощущение, что здесь обыгрывается советский вариант Холмс-Ватсон. Всезнающий и мудрый Холмс-Жеглов, сурово поучающий глуповатого мямлю Ватсона-Шарапова и снисходительно поглядывающий на его увлечение Варенькой Синичкиной. А ведь в книге все не так! Видимо покойный Высоцкий не захотел в очередной раз выступать в роли коварного обольстителя-разлучника (как это уже было в его кинематографической карьере).

В книге-то как раз Жеглов из кожи вон лезет, чтобы обольстить Варю, и Шарапов (замазка же!) уже готов уныло отойти в сторону, но Варя сама выбирает того, кто ей нужен – «много ты знаешь, кого женщины любят». Во всяком случае, девушке с такой сложной духовной организацией (мне такие практически на жизненном пути не встречались, а если и встречались, то, увы, не любили) фанфарон в начищенных сапогах не нужен.

Про подлость в отношении жуликов со стороны Жеглова говорить не будем – это тема для отдельной статьи, но насколько правдива обличительная реплика Шарапова: «один раз кошелек подбросил, второй… потом дыры в следствии затыкать… Это уже не закон будет, а – кистень». Здесь уже поднимается вопрос философии права, и он тоже достаточно глубокий и как нельзя более актуальный для современной России. Чего стоит хотя бы бегло-небрежная фраза Жеглова по поводу скандала с обворованными в театре англичанами: «А вы объясните им, что правопорядок состоит не в наличии или отсутствии жуликов, а в умении власти с ними бороться». Вот так! А ведь как раз-таки наоборот! Чисто не там, где метут, а там, где не сорят. Вот тут-то Жеглов, утверждая как аксиому неизбежное наличие жуликов в государстве (любом – даже самом справедливом), выдает себя с головой.

Хоть он и заявляет патетически, что будет жить, пока не изведет последнего мазурика, но на самом деле лукавит и кривит душой. Он процветает именно из-за обилия этих самых мазуриков. Они нужны ему как воздух. Поэтому он идет на сделки не только с совестью, но и с самим жульем. Подкинув карманнику Кирпичу кошелек (сам став по сути карманником!) и выдавив из него необходимые сведения, он милостиво решает в награду не шить ему прочие дела, которые (как он сам прекрасно знает) висят на нем: «отсидишь два года и полетишь домой как белый голубь». А ведь мог бы и закатать его по полной и был бы совершенно прав. Но, как говорил Горький, нельзя вырывать под корень вымя у дойной коровы. Зачем нужен будет доблестный Жеглов, если не будет Кирпича, не будет Копченого, Маньки Облигации? И они тоже особо на него не злятся. Ведь Жеглов – кровь от крови их, плоть от плоти. Он вполне может поклясться по-блатному. Он им социально близок.

По своей психологии, Жеглов – самый что ни на есть – пес. И его классовая ненависть к уголовникам попахивает шариковской ненавистью к котам. Ведь они тоже посягают на колбасу, которую кидают к его ногам! Но редки случаи, чтобы собака по-настоящему задрала кошку. На самом деле они вполне мирно уживаются. Собака лает – кошка тащит. Таково равновесие сил. Жеглова на самом деле устраивает тот несправедливый и беззаконный мир, в котором он живет. Это – его стихия. Зубами он грызет взаправду лишь совсем уж зарвавшихся, наподобие «Черной кошки», ибо они нарушают равновесие. Иначе хозяева могут побить за нерадивость. Да и грызет-то – когда добычу уже загнали для него в силки.

Заметьте, Жеглов с легкостью посылает на смерть Васю Векшина. Да и Шарапова в общем-то, не особо переживая, отправляет прямиком в пасть к бандитам. Главное – не самому. Это уже другая аллюзия, из фильма «Вокзал на двоих»: «сама… сама…сама…».

Шарапов – истинный Дон-Кихот в этой драме, хотя борется он совсем не с ветряными мельницами (как это осознано делает жулик Жеглов), а с настоящим Злом. Добро должно быть с кулаками, мы все это знаем. И это, конечно, хорошо, но грань между сильным порядочным человеком и сильным негодяем очень зыбка. Шарапов перешагивает эту грань незаметно для себя, попадая под влияние Жеглова. Жеглов сделал свое дело – научил его быть подлым. Сначала Шарапов обманом заставляет писать Фокса письмо своей женщине. Вроде бы правильно по отношению к бандиту и негодяю. Ан нет. Единожды совершив подлость, остановиться уже нельзя. В итоге Шарапов предает Левченко, подставляя его под жегловскую пулю.

Сражаясь со Злом от всей души, искренне желая скорейшего прихода Эры Милосердия, Шарапов сам того не замечая все больше становится негодяем. Казалось бы, он не трус и не шкурник, как Соловьев, испугавшийся Фокса, но когда перед ним распахивается заветная дверка к спасению, он пользуется ей индивидуально. А ведь в кладовке вполне хватило бы места для двоих. В фильме это показано очень хорошо. Поэтому слезы Шарапова над убитым при попытке к бегству Левченко – слезы в достаточной степени крокодильи. Вот почему победно ухмыляется Жеглов, отходя от трупа. Он уже перешагнул через Шарапова. Тот уже тоже отныне – моральный труп.

Шарапов, ища спасения, думал только о своей шкуре, только о своем грядущем индивидуальном счастье, и этим ничем не отличается от слабого духом Соловьева, выигравшего по облигации пятьдесят кусков. По тексту книги, как мне кажется, авторы вполне серьезно и по заслугам воздали Шарапову за смерть Левченко гибелью Вари. В фильме, разумеется, был необходим «хэппи-энд». Фильм – более коммерческая вещь, чем книга.

Очень сильна сцена, где Шарапов умоляет вожака банды не брать его с собой на дело. Спектакль в принципе излишен. К чему? Умирать – итак и эдак. Шарапов действительно унижает себя перед бандитами этой сценой и ни к чему сентенции, что мол, он разыгрывает жадного до денег себялюбца. К чему этот унизительный балаган? Просто Шарапов торгуется за свою жизнь, а не за деньги, за что и получает от главаря презрительного пинка по мордасам. И, как ни парадоксально, этим и спасает свою жизнь. Бандиты верят, что перед ними действительно шкурник, а не чекист. Каковым, в случае с Левченко, Шарапов себя и воистину показал.

В конце книги Шарапов опустошен морально и духовно. Все, к чему он стремился, растоптано и уничтожено. Мертв Левченко. Мертва Варя. Жеглов чужд ему морально, а следовательно для него – тоже мертв. Мертв отныне и сам Шарапов, и он делает последнюю отчаянную попытку реанимировать себя в попытке усыновления найденыша…

Теперь становится понятным, что эра милосердия, о которой говорил Бомзе, так и не наступит. И мечты Вари Синичкиной о будущем найденыша, который будет жить в обществе, где не будет насилия и произвола, оказались беспочвенными. Было бы странным, если бы в обществе, где процветают жегловы, которым прислуживают прекраснодушные шараповы, наступила эра милосердия. Поэтому мы имеем то, что имеем на сегодняшний день.

Ренарт ШАРИПОВ