В жизни надо научиться делать то, что порой не хочется

— Как вы считаете, Евгений Львович, насколько судьба человека зависит от того, в каком городе он живет?

— Характер-то у человека не изменяется, поэтому думаю, что с ним должно случиться — случится обязательно, чем бы ни занимался, где бы ни жил, куда бы ни забросила судьба.

— Любопытно, откуда ваши корни?

— Мой дед был православный священник, у него был приход в селе Кукарка Пермской области, одно время там они жили. Дед закончил три или четыре курса математического факультета Казанского университета. Но семья у него была большая, детей было много, поэтому он вернулся домой в Елабугу и стал преподавать, потом принял сан.

Тут такая история — мой прадед, отец деда, был капелланом — полковым священником в Крымскую кампанию. Привез с Северного Кавказа жену — не то осетинку, не то дагестанку, не то чеченку. Она осталась мусульманкой. В этом случае действовал закон: дети от такого брака в течение длительного времени не могли занимать должности в православной церкви. И деду пришлось доказывать, что время прошло, что он уже может стать священником и так далее. Рукоположен он был в Казани. Кстати, его жена, моя бабка, была крестьянка. Они бежали от своего помещика, из Тамбовской губернии. В пермских лесах отстроились и стали жить.

А со стороны матери дед был польский шляхтич, дворянин Виталий Феликсович Яновский. Он начал свой путь, работая на сахарном заводе у своего дяди в Гнивани, в Польше. Родом он был из Кракова.

Работал бухгалтером на железной дороге. Мотался по всей России, и в Китае был, и в Астрахани служил, и в Москве. В двадцатые годы у него умерла вся семья, кроме моей матери. А мать моя училась в Уфе, закончила нефтяной институт. Так родители встретились в Уфе и поженились. А уж я родился в Уфе, так что коренной уфимец.

— Как сложилась жизнь вашего отца и его братьев?

— Отец мой родился уже в Вятской губернии в 1909 году. Закончил перед самой войной Ленинградский электромеханический институт и его направили в Уфу на завод — нефтяной, 417-й, где он проработал долгие годы.

Кстати, отец как сын священника не был принят в Казанский университет. Ему сказали — стань рабочим классом. И он работал в совхозе семь лет трактористом, служил в армии четыре года. И только потом поступил.

Трое его братьев прошли войну от начала и до конца, двое пережили блокаду Ленинграда. Дядя Слава охранял Эрмитаж, дядя Игорь работал на Кировском заводе. Дядя Слава рассказывал: «Люди все голодные, а надо было патрулировать после работы улицу. Чтобы пройти пятьдесят метров, надо было затратить двадцать минут. Отведу солдата на пост, доберусь до будки, и сразу же собираю второго на этот же пост. Приходим — тот уже умер, на глаза снег нападал. Иду за следующим, возвращаемся — второй тоже умер.

У нас, кстати, был интересный приказ: если видим, что во время бомбежки, когда всем велено идти в укрытие, к домам подъезжают машины и в подъезды забегают какие-то люди, стрелять без предупреждения. Что поделаешь, война, были и мародеры.

— Какое у вас самое яркое воспоминание детства?

— Мне было всего три года, а я помню День Победы. Жили мы в Черниковке, в доме В4 в Соцгороде, в трехкомнатной квартире. Всего там жило 28 человек. Просыпаюсь — никого нет дома. Я в слезы, как же, остался один. Брожу по квартире среди велосипедов, сундуков, корыт, словом, всякого барахла. И тут открывается входная дверь, входит огромная тетка с красным лицом. Видать, приняла уже. Спрашивает: «Что ты плачешь? Ничего-то ты не понимаешь, а ведь сегодня День Победы!»

Взяла меня на руки и пошла во двор — вот это я помню четко. А во дворе творились неописуемые дела — плясали, плакали, играли на гармошке, пьяные, стреляли из ружей охотничьих в воздух, радовались. Шум, смех, песни, обнимались. Великолепно было! Вот так праздновали Победу!

— А какова была обыденная жизнь?

— Жили кошмарно, в голоде. Жили тяжело до пятидесятого года. В основном, отец работал, нас было четверо, мать не работала из-за маленьких детей. Так что жили ниже уровня бедности. Нехватка еды была постоянной, лук ели, постное масло, пшенную кашу, горох. Брат как-то изрезал хлебные карточки ножницами за целый месяц. Мать как увидела, так заплакала.

Запомнились гигантские очереди за хлебом: в 8 утра займешь, в три часа дня только получишь. Хлеб продавали на развес, сколько кому положено на человека, столько и давали. Иногда по глупости станешь с какой-нибудь чужой теткой, чтобы ей больше взять хлеба, а потом родной матери говорят: «Это не ваш ребенок, вы его подобрали!»

Но люди друг другу помогали. Вся Черниковка друг друга знала. Был гастроном такой на улице Кольцевой, который все звали «дядиюрин магазин». Там директор был дядя Юра, толстый такой крымский татарин. Там выдавали под запись, то есть в долг, сотням, а то и тысячам людей. Потом все приходили и честно возвращали деньги.

Крымских татар было очень много. Как-то я подошел утром к окну, а во дворе целый табор — палатки, костры горят, лепешки пекут. Это и были крымские татары, которых сюда пригнали уже после войны. У меня были друзья среди них, они также учились в школе. Нормальные ребята, жили как все.

— Как сложилась ваша школьная и вузовская жизнь?

— Я учился в 11 школе, потом в 82, потом поступил в университет на физический факультет. Это отец мне посоветовал. Он сказал, что после этого можно учиться где угодно, и работать кем угодно.

Я закончил БГУ и ушел в армию.

— А не было у вас желания не ходить в армию?

— Нет. В армию, я считаю, должен сходить каждый мужик. Служил я на турецкой границе, в городе Ахалкалаки. Был радистом в части оперативно-тактических ракетных войск. Ездили мы на учения по всему Закавказью от Ленкорани до Батуми.

Интересное это было место, куда я попал. Во-первых, я никогда не был на Кавказе. Красотища — горы, снежные вершины. А во-вторых, необычный народ. Там живут горные грузины. Наши парни шутили: «Дочку замуж отдашь?» Они говорили: «Отдам. Но если бросишь, найдем и зарежем!»

— А если поподробнее о пользе армии…

— Молодые люди порой боятся идти в армию, потому что надо будет кому-то подчиняться, вставать рано, куда-то бежать, что-то делать. А ведь в жизни надо научиться делать то, что порой не хочется, выносить трудности, найти свое место в жизни, проявить свой характер, познать его сильные и слабые стороны. Как раз после армии человек и становится самостоятельным, понимает свое место, умеет когда надо подчиниться, а когда надо характер проявить.

У нас так было, что каждый день наряд. Стоишь на вышке с автоматом, потом что-то делаешь по хозяйству или в казарме. И ты превращаешься в мотор. Это хорошая тренировка для самообладания.

Потом, когда встретится в жизни такая ситуация, ты уже не будешь удивлен, будешь знать, как себя вести. Так что потренироваться надо — недосыпать, делать то, что не нравится. В жизни ты обязательно с этим встретишься, рано или поздно.

Кстати, в армии, как в жизни, все зависит от человека — когда ко мне подходил старослужащий и говорил — сходи за меня в наряд, я ходил. Но были такие, кто возмущался, таким, конечно, было труднее. Попадало любимчикам командира, доносчикам, всем, кто вел себя не так.

Вот был у нас Толя из Никополя. Идем мы как-то в столовую. Едет лошадь, правит ей наш же солдат, молдаванин. И Толя кричит ему что-то обидное по-молдавски. Парень этот промолчал, а когда проезжал мимо, взял и как огреет кнутом Толю! И Толю все подняли на смех. И он даже не смог ничего поделать, потому что был неправ.

— Как сложилась ваша жизнь после армии?

— Я работал в академии наук, в НИИ сейсмического приборостроения, потом ушел в «Башнефть», где работал до 75 года. Потом перешел в училище искусств, где до сих преподаю.

— А как началась ваша писательская жизнь?

— Писать я стал внезапно, анекдотически просто. У нас на работе обсуждали какой-то юмористический рассказ, опубликованный на 16 странице «Литературной газеты». Ну, я и сказал, что тоже могу. Взял и написал. Отослал и меня напечатали в «Литературной газете».

Так что в литературную жизнь вошел я сравнительно легко. Даже хотел уехать в Москву. Но была уже семья, да и не так это просто — все бросить.

— Что для вас самое главное в литературе?

— Личность. Не столько важен текст, сколько личность, которая стоит за ним, ощущение этой личности. Я люблю Бунина, Толстого, Хемингуэя, естественно, Пушкина и Лермонтова. Вообще люблю читать не современное, а девятнадцатый век.

Я печатался в «Урале», «Доне», «Уральском следопыте», «Литературной газете». Книжки выходили. Какой уж есть, такой и выступаю. Вообще мы же сами себя не можем оценить. Если тебе что-то дано, это кажется обыкновенным. А что тебе не дано, ты как раз то и считаешь чем-то ценным. Так что не мне судить о моем творчестве.

— Как сложились судьбы ваших одноклассников?

— Между прочим, наш класс до последнего ученика потом стали неплохими специалистами. Со мной учились будущий проректор Томского университета, доктор наук, который работает в Екатеринбурге, два капитана дальнего плавания, один старший механик дальнего плавания. Почти все у нас защитили кандидатские в разных областях. Витя Чернов, брат знаменитого мотогонщика, стал заслуженным мастером спорта, Неля Дегтярева была чемпионка мира по парашютному спорту. Все были талантливые ребята.

— А чем это объясняется, по-вашему?

— В Черниковку съехались люди — перед войной и после войны. Они строили заводы. Это были все люди высокообразованные, интеллигентные, не просто работяги, а командиры производства, инженеры. Так что и семьи их были с амбициями.

— Так значит, амбиции — это как раз хорошо?

— Не только амбиции, важна сама атмосфера, которая складывается в городе. Надо выявлять его душу, показывать, чем он живет, какие у него вершины, ставить новые цели. Из этого и складывается некая интеллектуальная духовная жизнь, потенциал города, который, как мне кажется, не рассеивается, а остается и делает город неким живым существом со всеми вытекающими последствиями. Город начинают уважать, с ним начинают считаться. Даже улицы его приобретают известность, его люди начинают играть заметную духовную роль в организме государства.

Так что потенциал Уфы далеко не исчерпан, его надо развивать и развивать. Какой еще город смог бы за какие-то полвека в десять раз увеличить свое население, на пустом месте построить развитую промышленность?

Тогда людям дали проявить свой потенциал, и они построили наш город. Так что об Уфе надо писать и писать, давая людям простор для работы души.