Поэзия – это отрицание замкнутости

Роман Полуэктов. Родился 25 февраля 1976 года. Проживает в г. Тольятти Самарской области. Стихи пишет с ранней юности. Публикует свои работы на различных литературных сайтах. Печатается в общих альманахах. Автор нескольких сборников стихов. Номинант литературных премий. Член Российского союза писателей.

Сергей Сумин родился в 1973 году. Поэт, эссеист, литературный критик, редактор альманаха «Графит», автор книг стихов и прозы «Письмена листвы», «Слова и мед» и «Метаморфозис», куратор 8-ми фестивалей поэзии Поволжья. Стихи и короткая проза публиковались в 30-ти российских журналах, также опубликован в Германии, Казахстане и Украине.
Автор серии моноспектаклей по творчеству поэтов, художников и архитекторов Серебряного века русской культуры (2013 -2014 гг.) Тольяттинский представитель и куратор фестиваля «АВАНТ-Волга» (2014 г.) Автор проекта «Литературный петанк» (2017-2023 г.) – книжное шоу, интеллектуальная игра. Читает лекции для горожан в БАЧ. Участник и лауреат 40-ка фестивалей современной поэзии в Москве, Петербурге, Челябинске, Саратове, Твери, Самаре, Иркутске, Казани, Нижнем Новгороде, Новосибирске, Тольятти. Финалист общегородского слэма Тольятти (2016 г.) Организатор пяти Поволжских слэмов (2013-2017 гг.)
Как издатель на частные средства издавал альманах «Графит» (Лучший неформальный журнал на фестивале в Челябинске (2015 г.) и 4 серии приложений к нему. Всего за период с 2011 по 2023 гг. издал 44 книги современных поэтов и прозаиков. Составитель «Антологии независимой литературы Тольятти (1990-2014 гг.)» – издана в 2015 году.
Вел литературную студию при ВУиТе(2011-2018 гг.). В данный момент руководитель лито «Автограф» при культурном центре «Автоград».
Работал учителем в школе, экскурсоводом в Самарской Луке, главным редактором городской газеты, методистом. В данный момент работает главным библиотекарем библиотеки культурного центра «Автоград».
Живет в Тольятти.

— Сергей, добрый день. Скажите, часто вы даете интервью?

— Здравствуйте. Честно говоря, не считал. Но примерно за 25 лет активного проявления себя на фестивалях, презентациях, выступлениях на публике у меня брали интервью примерно раз в год. Иногда это получалось спонтанно, изредка меня заранее предупреждали о том, что хотят спросить. Вообще, интервью довольно любопытный жанр. Сам я, работая журналистом в разных тольяттинских газетах, брал интервью более 100 раз. Очень интересные люди попадались, люди опасных профессий и непростой судьбы. Их было интересно слушать.

— Что такое, на Ваш взгляд, поэзия: зачем и кому она сегодня нужна?

— Поэзия, как известно, просто вид человеческой деятельности, но сказав такое, мы никак не приближаемся к разгадке живучести данного рода творчества. Как 2800 лет в Китае, Египте, Шумере или Греции писали гимны и оды, так и теперь пишут. Что же это такое? Я думаю, просто попытка взлететь над собой. Вы знаете, есть ведь разные способы сделать себя больше: финансы, семья, дети, медитация, карьера, самосовершенствование. Вот поэзия как таковая – это и есть попытка изменения себя, желание видеть дальше. Поскольку у человека есть основное – его язык, то и реализовать свою мечту некоторые люди могут только в слове. Казалось бы, как поэзия может соотноситься с реальной жизнью, с самим существованием? А вот на самом деле связь прямая – занимаясь словами, мы пытаемся быть лучше. Не столько в моральном плане, это слишком узко, а в плане широты, всеохватности, качества восприятия. Ведь поэзия и в самом деле дарует новые глаза и новые органы чувств. Ну, как бы еще вы могли поговорить с деревом? Или стать снегом? Или почувствовать жизнь другого человека? Слова это умеют, и когда мы читаем, а лучше пишем новый текст, то не только мы его пишем, но и он нас тоже. Это зеркальный процесс, взаимный, это чудо преображения, но не в религиозном смысле, а метафорическом – слова становятся нами или же мы становимся текстом. Процесс истинно человеческий, и я думаю, что человек как проект отчасти состоялся именно по данной причине – язык и сознание взаимно обогатили друг друга. Человек становится человеком только через слово!

— Какой Вы видите женщину в современном мире, мужчину.
Каким должен быть человек?

— Даже не знаю. Почему отдельно женщину и мужчину? Выживать на этой планете легче вместе, поэтому война полов должна остаться в прошлом. Я так очень сильно подозреваю, что почти все противоречия полов исчезнут в ближайшие 20-30 лет, и отнюдь не потому, что они договорятся сами по себе (слишком разные, чтобы жить в гармонии), но в силу того, что экологические и политические проблемы заслонят для человечества всё остальное. Я где-то читал, что к 2050 году около 3-х миллиардов человек будут иметь проблемы с доступом к питьевой воде. Это же одна треть всех землян. Будет очень жарко, куча ветров и природных катаклизмов приведут к опустыниванию огромных территорий, урожаи будут меньше в разы. К тому же мы сейчас переживаем новый этап столкновения цивилизаций: западной, мусульманской, русской, китайской и т.д. Это война может стать и последней, если добавятся ядерные боеголовки. Перед лицом скорой гибели все люди должны будут объединиться. Какие уж там амбиции, если возможность есть, пить, дышать, просто существовать окажутся под угрозой?

— Существует ли «герой нашего времени» и если да, то кто это?

— Ну, наверное, существует. Человек стремительно меняется, и я думаю, что скоро мы все телесно изменимся. Трансгуманизм – это ведь уже основное учение 21 века. Надежды на трансплантологию, заморозку, наночастицы, генную инженерию. Герой нашего ближайшего времени – преображенный физически человек, и наше сращение с машиной, киборгизация, боюсь, уже неизбежно. Последние 4 романа Пелевина по сути об этом. Мы меняемся. Человек меняется. И самое главное – он не готов к этому. Половина человечества хочет вернуть монотеистические религии, а меньшая часть – жить в компьютерно-технологическом мире. Мне неприятно и первое, и второе. Я хотел бы духовного преображения, а не мистического или физического. Лично я — человек миллениума, и не хочу так быстро меняться в своей телесной основе… Нынешняя скорость жизни меня скорее пугает, а что будет через 30 лет? Я люблю книги читать, с друзьями философствовать, с ребенком играть, музыку слушать, писать стихи. Будет ли у меня такая возможность в будущем? Я думаю, человеку рано думать о физическом преображении, он еще не подумал о своем духе, о своем сознании, о своем самосовершенствовании. Но от прогресса трудно увернуться, он все время догоняет.

— Приходилось ли вам переживать творческий кризис? И как справляетесь со «взлетами и падениями музы»?

— Ну, конечно приходилось. Но не про кризис я хотел бы сказать, а про разочарование. Когда ты очень долго на что-то надеешься (а поэт прежде всего надеется, что его слова изменять людей и мир), а это никак не подтверждается, то разочарование неизбежно. У меня такое случилось примерно в 40 лет, я вдруг понял, что мои тексты абсолютно, то есть никак не помогают мне в жизни и ничего не меняют во внешнем мире. Это накапливаемое ощущение ненужности привело к довольно серьезному кризису доверия к словам, последствия которого еще живут во мне до сих пор. Примерно года два я вообще ничего не мог писать, и еще пару лет писал крайне мало. Выход показался на горизонте года три назад, когда родился сын, и почему-то писать стало легче, необходимее. Темп работы увеличился, чему я чрезвычайно рад, но я вовсе не уверен, что подобный кризис не повторится.

— Какое ваше любимое воспоминание?

— Ну не любимое, а просто чаще всего повторяемое. Ну, наверное, как у всех – картинки из детства. Набоков вот говорил, что у него было гениальное детство, поэтому он и стал писателем. Я такого сказать не могу, однако все-таки главное ощущении от первых 15 лет жизни – счастье, забота, ласка бытия, связь с миром. Понятно, что потом появляется бунт, неприятие, жестокость, однако мое детство было очень неплохим – жизнь до 4-х лет в маленьком Чапаевске, переезд в Тольятти, дворы, футбол, друганы, лето, солнце, пионерский лагерь «Спартак», книги, мама конечно. Вот эти детские воспоминания и появляются чаще всего перед сном, греют, не дают отчаяться.

— Я знаю, что вы работаете в библиотеке? Как вам это место работы?

— Библиотека – это дом. Просто место, в котором я постоянно пребываю. Это не метафора. Это правда. На самом деле, с самого раннего детства меня окружают книги. Они у меня везде — в библиотеке «Автоград», в БАЧ, в квартире родителей, в моей квартире около 3-х тысяч томов и даже на дачу к сестре я перевез несколько сотен книжек. Куда бы я не отправился – книга всегда со мной, но последние пару лет это планшет с закаченными туда тремя сотнями электронных книг. Я уже рассказывал, что к чтению меня подтолкнули мои родители – мама (Надежда Сергеевна) более 30 лет проработала в библиотеках Чапаевска и Тольятти, а отец (Александр Николаевич), химик, лектор общества «Знание», около 10-ти лет работал пионерским вожатым. Меня научили читать в 6 лет. Я очень рано полюбил книги. Отсюда и нынешнее место работы. Библиотека мне очень нравится. Просто как место жизни, и как место работы.

— Писать, только писать – этого достаточно?

— Нет, конечно. Для меня всегда было важным – жить. Не скажу, что по полной, как рокеры 70х годов 20 века, но достаточно интенсивно. В разные периоды жизни меня очень сильно влекли: спорт, путешествия, книги, театр, философия, женщины, друзья, преподавание, туризм, семья. Я думаю, что лучшие вещи я написал именно в те моменты жизни, когда интенсивно жил и любил. Вот тогда есть подлинная эмоция, живая мысль текста. Хотя я не могу не признать, что яркая жизнь не всегда автоматически выливается в произведения. Иногда между событиями и словами, фиксирующими их, лежат годы и даже десятилетия.

— Сколько книг вы написали?

— Ну, это смотря как считать. Изданных типографским способом у меня 5 книг. Но я привык считать не большими книгами, а циклами, которые с 1997 года издавал в самиздате. Для самиздата сборник в 15 стихотворений – вполне себе книжка, отдельное издание. Вот таких книжечек я насчитал как-то у себя 45 штук. Это и прозаические миниатюры, и диалоги, и верлибры, и стихотворения, и афоризмы. У меня довольно большой жанровый разброс, ведь всегда хочется попробовать что-то новое.

— Состоите ли вы в каком-либо писательском союзе?

— Нет, не состою. И мне это кажется правильным. Попробую объяснить. Если нет подлинной связи – ее имитируют. Один поэт вовсе не обязательно нужен другому. Тем более толпа поэтов не нужна. Мы – пишущие – отдельные острова, но внутри архипелага. Я вижу и слышу, что делает другой автор, но то, что я должен написать, не напишет никто другой. Поэтому я не понимаю тяги пишущих людей вступать в писательские союзы. Я действительно не понимаю, зачем они нужны? Существует же дружба. И она случается между поэтами. Мы и так связаны между собой, прикованы к листу бумаги.

— Тема хрупкости человеческой жизни, смерти, исчезновения – основная у вас?

— Да, пожалуй. Тема умирания, нашего исчезновения заботит меня с ранней юности. Я думаю, что первые стихи, написанные в 17 лет, и последние стихи этого года говорят об одном и том же – зачем нужна смерть? Нет, я, правда, не понимаю. Вернее, мне в школе еще объяснили — в природе присутствует обязательное завершение цикла существования живого организма, но умирать и не осознавать этого – все же одно, а вот жить и знать, что жизнь закончится – принципиально иное. Человек уникален только в силу своего знания о своем конце. Все остальное – 97 или 98 процентов генетического набора у нас общие с шимпанзе. Люди, обостренно проживающие свое грядущее исчезновение – это и есть мои читатели, если они у меня есть.

— Ты не видишь людей, которые тебя читают?

— Нет, ну я их вижу на выступлениях на литературных вечерах, слушателей, друзей, но я все равно больше рассчитываю на устное прочтение моих текстов в книге. Я – скорее автор для чтения глазами, чем озвучивающий себя вслух. Я мыслю книгами, концептами, отдельными образами и лейтмотивами, которые повторяются из раза в раз. Это нисколько меня не смущает, поскольку о самых важных вещах (про жизнь и смерть, про свободу, например) нужно говорить как можно чаще. Поэтому я повторяюсь, но эти повторы кое-что говорят обо мне, определяют тематику и проблематику. Книги – это ведь чаще всего автопортрет. Я не отношу себя к писателям, которые играют масками и псевдонимами. Лирический герой моих текстов – я сам. Почти все, что говорится в моих стихах и короткой прозе, в афоризмах – мое собственная позиция, мировоззрение. Ну, а что касается читателей, то на самом деле, мне важно мнение 3х или 4х друзей. Вот если им нравится текст – я счастлив!

— Присутствует ли ландшафт, определенные места и города в твоих текстах?

— Пожалуй, да, но случилось это не так давно, всего около 10 лет назад. Примерно до 38 лет я вовсе не писал об окружающем пространстве, меня занимало скорее время, абстрактные понятия, метафизика. Однако примерно в 2011 году я как-то внутренне изменился и стал видеть природу и полис, замечать место проживания. Связано это с моей деятельностью редактора и издателя. Я издал несколько Антологий авторов Тольятти, около 30-ти книжек, связанных с Волгой, провел несколько сотен экскурсий по Самарской Луке и окрестностям. Поэтому, наверное, местная топика и метафизика ландшафта стали проникать в тексты, в стихи, в основном. Про город Тольятти я довольно много текстов написал за последние 5 лет. Эта тема, действительно, крайне важна для меня сегодня.

— Ты сказал, что издал 5 книг. Какая — самая важная?

— Здесь сомнений у меня нет. Самая важная и любимая для меня – «Письмена листвы». Это такой необычный жанр – афоризмы, фрагменты, но с сильной метафорической составляющей, по сути – цепочки образов или размышлений по какой-то теме: Рембо, Осенний лес, Слова, Хандке, Саяны. Не совсем афоризмы, скорее поэтические фрагменты, связанные друг с другом.

— Сергей, насколько для вас важно признание читателей? Может ли плохая рецензия на ваши стихи испортить вам настроение?

— Ну, рецензий на свои тексты я получал в жизни не слишком много. Но в целом – конечно, могу расстроиться. Меня радует лишь, что желание удивлять и поражать своими текстами у меня с возрастом становится все меньше и меньше. В большой степени я завишу сейчас от собственной оценки написанного и от мнения нескольких близких друзей. Публикации в журналах, в коллективных сборниках, в газетах больше не являются чем-то определяющим. Мне даже нравится, что у меня редко куда-то просят тексты, и я могу дописывать их столько времени, сколько понадобится. Процесс писания явно ушёл внутрь, стал более интимным и глубоким. Желания ездить на фестивали, получать рецензии или выступать перед малознакомыми людьми я в последнее время в себе почти не обнаруживаю.

— Последний мой вопрос. Что вы могли сказать о творчестве в целом?

— Трудно давать одно-единственное определение творчества. Роль его в человеческой жизни многообразна. Если выбрать главное для меня определение творчества, то это, наверное, способ самоисцеления, преодоленная точка кризиса, боли, разрешение конфликта. Не хочу сводить весь эффект искусства к психотерапии, к воздействию слова на душевное состояние, но для меня поначалу творчество действительно было способом преодолеть внутренние комплексы, страхи и противоречия. Один из первых моих сборников в самиздате, изданный в 1997 году, назывался «Отрицание замкнутости». Вот это и есть, наверное, лучшее для меня определение творчества — выход к свету, попытка взлететь над собой, отрицание замкнутости жизни, открытие мира вокруг.

Март 2023 г.

Источник: https://proza.ru/2023/03/28/1172