Книга-жизнь с муаровым форзацем. Часть вторая

Интервью с Александром Радашкевичем  

– Америка, Чехия, Франция… Где вы только не бывали. Где же вольготно жить русскому человеку? Где его меньше пожирает эмигрантская хандра и другие докучливые пессимистические перепады настроения? Где он быстрее адаптируется? Или зависит от самой личности человека и внутренней архитектуры души по вашему мнению?   – Именно от внутреннего мира человека и его глубинных ценностей. В Америке привольно себя чувствуют люди с материальными потребностями и страстями, и я их не сужу. Ради Бога!

Творческому русскому человеку, конечно же, ближе всего была и будет старая прекрасная мудрая Европа, особенно Италия и Франция, где жив античный дух гедонизма, наслаждения жизнью. Известно, что Иван Тургенев написал здесь «Записки охотника», этот символ исконного богатства русского языка. Не исключено, напиши он «Охотников» на родине, некая вялость и даже нытьё, как у Салтыкова-Щедрина, Надсона и даже Некрасова, прочитывались бы сквозь строки. Чайковский писал «Пиковую даму» во Флоренции. В Женеве Достоевский приступил к работе над романом «Идиот», но при этом поносил её всякими недобрыми словами, а её жителей называл «хвастунишками». Цветаева и Георгий Иванов творили во Франции, Вячеслав Иванов в Италии. Таких примеров множество. Тяжелее нашему человеку в странах более северных, в Германии и скандинавских краях, где системность и упорядоченность жизни удушливы для русской натуры. А Франция всегда являлась излюбленной страной для русских, на юге Парижа был даже целый район, густо населённый первой эмиграцией, со своей киностудией даже, магазинами и т.д. Там я познакомился и сразу подружился с Ириной Одоевцевой, женой и Музой Георгия Иванова. Она была дружна со многими деятелями Серебряного века, и в неё был влюблён Николай Гумилёв. Подружился в редакции с Кириллом Померанцевым, известнейшим поэтом, публицистом и журналистом. Через них я как бы навёл мостик в ту старую Россию, с её речью и отношением к вещам. Помогал в работе с архивами княгине Зинаиде Шаховской, бывшему главному редактору «Русской мысли». А в бытность с Великим князем сблизился с представителями русской аристократии, подружился с немецким бароном Питером фон Рекумом, из ближайшего окружения семьи, прожившим здесь почти всю жизнь и бывавшего с нами в России.

– «Русская мысль» – старейший эмигрантский еженедельник в Париже, где вы работали. Есть ли, по-вашему, точки соприкосновения журналистики и поэзии? Поэзия, наверно, это что-то вроде целинных земель, которые даны во владение поэту, и ему решать, что будет на них произрастать. Журналистика же больше имеет дело с сухими фактами, новостями, где очевидные отклонения от общей линии маложелательны.

– И, пожалуй, самая яркая и интересная веха в вашей жизни – это работа личным секретарём Великого князя Владимира Кирилловича и его семьи с 1991 года по 1997 год. Как случилось это знаменательное событие? Как вы впервые познакомились?

– Придворный или полупридворный этикет, церемониал, протоколы, постоянное ношение смокингов наложили на вас свой существенный отпечаток?

– А правда, что в начале своего правления Борис Ельцин и его окружение искали пути-дороги к дому Романовых на случай, если вдруг придётся вернуть монархию в Россию? Иными словами, искали и альтернативные виды правления.