Театр необходим человеку!

Айшат ШАЙХУТДИНОВ

Как кризис сказался на театре и почему театр сложнее жизни? На вопросы нашего корреспондента отвечает главный режиссер Уфимского государственного татарского театра «Нур» Байрас Ибрагимов.

– Байрас Надимович, вам сейчас 64 года, как вам удается так хорошо выглядеть?

– Это связано только с работой. Я в театре уже около сорока лет, и театр – это место, где не ощущается возраст. То есть, театр не дает тебе расслабиться. Во-вторых, театр – дело молодое и поэтому бегаешь как пятнадцатилетний мальчишка. Актеры меня питают энергией. Когда актер знает свою задачу, он подкидывает тебе свои идеи, ты включаешься в работу, зажигаешься и начинаешь творить. Внутреннее ощущение молодости у работника театра должно оставаться всегда.

– «Театр это модно» – такой хештег стоит на афише напротив здания уфимского Молодежного театра. Согласны ли вы с этим утверждением?

– Скорее, эта фраза подходит более к молодежному театру. Я бы так резко не утверждал. Хорошая одежда, дорогая машина – все это тоже модно… Всю свою жизнь я мечтаю, чтобы театр был человеку необходим. Ведь само предназначение театра, со времен его создания, выражается в том, чтобы человек оставался Человеком. С большой буквы. Часто человек забывает свое истинное предназначение. Он начинает жить по звериным законам, поклоняться не тем богам, золотому тельцу, или еще чему-то. А ведь человек существо божественное. Бог создал человека для того, чтобы он творил добро, а не зло. Об этом говорит театр с тех пор, как он существует. В общем, если говорить коротко, я бы использовал другой слоган для театра.

– А как вы оказались в театре «НУР»?

– Я, как режиссер, начал работать в конце 80-х. Работал главным режиссером Сибайского драматического театра. Однажды мне позвонили из Уфы и рассказали, что затевается татарский театр «Нур», и пригласили в столицу. В 1991 году я переехал в Уфу, и мне пришлось создавать «НУР» с нуля. Набирать актеров с других театров. После того как образовался костяк, уже в 1992 году мы открылись. К этому времени у нас было в репертуаре 4 спектакля. Работали, конечно, день и ночь. Это была чистой воды романтика. У нас тут революция, баррикады, суверенитет, а мы театр строим! Однажды меня чуть не убили: требовали деньги бандиты. Думали, что главный режиссер много зарабатывает (хохочет). Было разное. Трудно было. Но потихоньку создали все цеха. Ведь персонал, который обслуживает рождение спектакля, и обеспечивают его прокат, превышает число актеров в несколько раз. Вот такой очень сложный организм – театр. А зритель видит лишь конечный продукт, все остальное – «кухня».

– Как вы справляетесь с таким большим организмом как театр?

– Есть такое выражение «Театр сложнее жизни». Ведь в театре сконцентрировано столько творческих личностей, сейчас у нас более сорока актеров. Я всех их должен обеспечить работой, должен найти им такие роли, которые им бы подходили. Я должен актеров так расставить, чтобы каждый был доволен своею ролью. Это архисложное дело, но все приходит с опытом. Тридцать лет назад я не был таким дипломатом, как сегодня. За эти годы у меня выработался свой стиль работы. Прежде всего, актер должен уметь выполнить ту задачу, которую ставит перед ним режиссер, а если он еще обогатит роль своей фантазией и яркими красками, вот такого актера я называю талантливым и хорошим профессионалом. Таких у нас очень много. И конечно, не забываю о том, что нужно уважать актера как творческую личность, если ты будешь уважительно относиться к актеру, то и он тебе ответит также. Если делаешь замечания, то, не обижая их, через улыбку, игру. Может это и дает мне силы держаться. Кроме того, у меня есть педагогический опыт, многие годы преподавал актерское мастерство в Академии искусств. Наверное, все это и помогает мне в работе режиссера.

– У вас более 60 театральных постановок. И из них ни одной комедии. Это так?

– Комедии есть, но их мало. Конечно, все жанры хороши – лишь бы не были скучны. Но все же предпочтение отдаю драме и трагикомедии. Жизнь драматична, я бы даже сказал, трагикомична. Не бывает только слез или только смеха, в жизни человека они идут по соседству. Жанр трагикомедии более реалистичен по отношению к человеческой жизни. Человеку очень трудно выдержать такой натиск эмоций и потрясений, которые несут трагедия и драма, поэтому их нужно как-то облегчить комедийными ситуациями. Мне все же больше нравится смех сквозь слезы.

– А как сегодня складываются дела в театре? Как кризис отразился на его работе?

– Вы знаете, я видел и прошел через очень многое в театре. Например, в 70–80-х люди покупали билеты на спектакли заранее, за три месяца, было не протолкнуться. К концу 80-х – началу 90-х театр начал редеть. В девяностые театр почти совсем опустел. В эти годы много талантливых работников ушло. Не смогли выдержать безденежья и охлаждения со стороны зрителей, а людям просто нужно было выживать – им было не до театра. А потом постепенно, когда жизнь стала лучше, люди начали возвращаться. И вот сейчас зрителей становится меньше, кризис, конечно, потихоньку ударяет по театру. Бытует такое мнение, что человек в театре хочет отдохнуть и давайте будем ставить больше комедий, не будем говорить о сложном. Но я все-таки отстаиваю свое, что театр должен говорить о смысле жизни, а смысл не всегда бывает только смешным.

Иногда наши драматурги пишут пьесы ни о чем. Просто, чтобы человеку было смешно. Да, человек смеется до коликов в животе, но после того как выходит из театра, все выветривается. Я против таких спектаклей. Театр должен хоть что-то «капнуть» в голову человека.

– Кто вас знает давно, считают вас терпеливым человеком. Посмотрев, как вы повторяете одну и ту же фразу по 10 раз на репетиции, я в этом убедился. Где источник терпения?

– Если делать дело, то нужно делать серьезно – я так считаю. Театр – это очень серьезно. На этом пустом пространстве, называемой сценой, нужно родить абсолютно новую жизнь, реальность отличную от нашей. И все должно быть правдой, если будет фальшь, зритель не поверит. Все в театре должно быть логично. Если я берусь за спектакль, я знаю, какой это будет жанр, вижу конечную цель…

– Что такое счастье в вашем понимании?

– Есть, наверное, общее понятие, чтобы не было войны, например, вот вы можете представить, что Уфу разбомбили? А ведь такое происходит сейчас. Лично для меня счастье – работать в свое удовольствие. Если я не получу удовлетворение, то никто не получит. Ведь мы с актерами и зрителями связанные сосуды, от них перетекает мне и наоборот. Для меня сейчас еще важно здоровье. Потому что театр – это очень изнурительный труд.

– Как вы считаете, необходима ли врожденная харизма актеру? Как сделать так, чтобы тебя полюбил зритель?

– Я все-таки придерживаюсь более профессионального отношения к такому явлению как харизма, у нас принято это называть врожденной органикой, то есть умение человека-актера органично (естественно) существовать в предлагаемых обстоятельствах и событиях, данных драматургом и режиссером. Если это есть у актера, то это его половина успеха, а вторая половина уже труд. Если у кого-то этого меньше, то это можно постепенно в себе выработать, не отчаиваться, упорно трудиться. Над этим я и работаю с актерами.

– В послевоенные годы моя бабушка, которая училась тогда в младших классах, пришла на школьный спектакль, где играла ее сестра в главной роли. В конце постановки главная героиня погибает. Моя бабушка выбегает на сцену с криками «не умирай, не умирай». В общем, спектакль был сорван. Бывают ли у вас подобные эмоциональные зрители в театре?

– Этот ребенок абсолютно поверил. Здорово! А знаете, бывают такие взрослые, наивные зрители, приходят иногда, начинают ругать злых персонажей (смеется). Отчасти хвала конечно театру за то, что они верят. Смешных ситуаций, конечно, было много.

– Ваше кредо по жизни?

– Не делай зла людям. И не нужно вмешиваться в чужую жизнь Я хоть и ввиду своей профессии, должен быть открытым, но очень не люблю, когда бесцеремонно вмешиваются в твою жизнь. У каждого человека должна быть своя территория, где он один, где ему комфортно – не надо там человека беспокоить. Я умею ждать, когда это связанно с моей работой. Как ты отметил, что я сколько раз одно и то же повторяю, чтобы актер понял смысл фразы, то есть внутренние мотивы. Всегда есть внешняя жизнь и внутренняя, для меня главное внутренняя. Чтобы все было оправдано, чтобы все было правдой. Тут режиссеру нельзя торопиться. Актер сразу все сделать не может, ему нужно время. Нужно уметь ждать и верить в то, что все будет хорошо.