Изумрудные бабочки Дилана

Иногда мир, события в нем или произведения искусства меняются оттого, что взглянешь на них новыми глазами. В японских принципах искусства есть дзен-буддийский способ мышления shoshin, который переводится как «разум новичка». Недавно и я, и мой знакомый поэт по разным поводам с «шошин» столкнулись.

Звонил поэт Эхин и прочел свое стихотворение с живописными строчками «Изумрудные бабочки на фоне мятной луны». Поэт рассказал, как оно родилось: он был в гостях, где имела место такая форма общения — каждый по очереди ставил песню, которая для него что-то значит, или почему-то была любимой. Он ставил клип какой-то ирландской группы, который не пересматривал и не переслушивал десяток лет, и взглянул на него новыми глазами поэта, там и был видеоряд, который родил в нем стихотворение.

Брат Костя ставил мне на даче два альбома — собственно Никольского и старый группы «Воскресенье». В старом альбоме я почти наизусть знала когда-то песни, и сейчас поняла вдруг, что я нифига в отрочестве не понимала многие строчки, теперь они обрели наполнение, все эти метафоры.

А еще поняла, что там много Боба Дилана. Когда Дилану дали Нобелевку я взялась читать его тексты и осталась в замешательстве…

Сейчас вдруг сочиняя мысленно спектакль на тему «только упавшие летчики знают какая твердая Земля», и рассказав о своем потоке воображения немного, жаль диктофон не включила, хоть бы некий отблеск мысленного сохранился, вдруг доформулировала — Нобелевку дали эпохе конца 50-х, которая родила новые ритмы, просто из этой эпохи дожил до сих дней только Боб Дилан, поэтому он и получил.

Зашла в интернет и вдруг убедилась в своей правоте: Обладателем Нобелевской премии по литературе 2016 года стал американский певец Боб Дилан. Имя победителя было объявлено в Стокгольме Шведской королевской академией наук. Награда вручена Дилану с формулировкой «за создание новых поэтических форм в рамках великой американской песенной традиции». Восемь лет назад, в 2008 году, Боб Дилан получил Пулитцеровскую премию «за выдающееся влияние на популярную музыку и американскую культуру, отмеченное лирическими композициями исключительной поэтической силы». Будущий музыкант родился в штате Миннесота в 1941 году. Писать стихи и играть в школьном ансамбле он начал в возрасте десяти лет. А дебютный альбом под названием «Bob Dylan» выпустил в 1962 году.

А Никольский был человеком, который это новое, условно назовем «дилановское», хотя я назвала бы «сэлинджеровское», смог использовать применимо к нашей ментальности. Через него мы инкорпорировали образные ряды и эмоции, которые получали, например, при чтении «Над пропастью во ржи», которая тоже написана в 50-е, да, уточнила — в 1951 году.

А у нас люди, родившиеся в том 1951 году и жившие в Калининграде, все детство лазили по развалинам Кенигсберга и наблюдали, как саперы планово с миноискателями ходят, ежемесячно находят и обезвреживают остатки посланий Великой Отечественной — это Владислав Леопольдович Левитин на заседании литературного объединения УФЛИ рассказывал про своё детство. Он про атмосферу войны напомнил, которая не была передана в обсуждаемом рассказе молодой писательницы, потому что у нее не было личностного опыта соприкосновения с разрушениями войны.

И так мы ментально вплели в себя нить непрерывности осознания себя — «одиноким на одинокой безопасной земле» где-то в 80-е годы прошлого столетия — поэтому альбом «Воскресенья» так «на ура» зашел среди рефлексирующей молодежи. У меня его двоюродный брат слушал, я через него весь русский рок получила в раннем отрочестве, когда он из армии вернулся. Он меня старше лет на десять.

Имея рассказ Левитина о его детстве — я понимаю, насколько небезопасна была наша земля в 50-е годы после войны, начиненная оружием, и одинокий человек там бы не выжил, только коллективный с обществом, где планово работают саперы. А вот в 80-е так выжить уже стало возможно. Земля стала безопасна, и возникли островки одиночества, где жили одинокие люди пытающиеся осознать — зачем они на этой земле? Задача борьбы с опасностью исчезла из подсознания, и выживательный коллективизм уступил место рефлексии.

Как я шучу иногда: «Еще ни один бомж не покончил самоубийством, ему некогда думать о смысле жизни, он занят выживанием». А вот всякие философы, яркий пример Мисима, доводят рефлексию до апофеоза.

Так и аллегорично и про страну нашу можно сказать — когда она была в форме СССР, то впав в рефлексию, покончила с собой в 1991 году, не нашла новый повод для проживания дальше.

Огромный ствол упал, но корни русской культуры есть, и остались побеги, никто из них не может пока противится вихрям, некоторые прямо бонсай какой-то по сравнению с рухнувшими империями — монархической и советской. Но я ищу побег, который станет основным стволом, я ищу русскую идею для будущего, анализирую человеческие эмоции разных эпох. К Дилану и 50-м я ещё вернусь, и почему «трансформа хиппи» которая смогла обновить американскую интеллектуальную мысль, не смогла этого сделать у нас. Надо поразмышлять.

У нас больше отозвалась более поздняя «трансформа панка». Сравните цитируемость Умки и Егора Летова.

Надо провести тоже эксперимент-вечеринку про песни среди знакомых поэтов. Вот и узнаем «О чем поет ночная птица?»

Не только я заметила, но вот и Щедровицкий признает на СССР влиял крайний Запад:

«С точки зрения поведения советские люди находятся на крайнем Западе европейской цивилизации…

Как и обитатель Оклахомы, советский человек пребывает в неведении относительно почти всего происходящего за пределами его провинции. Но если оклахомец глубочайшим образом убежден, что Париж и Лондон (и все в них происходящее) далеко отстали от любого американского городка, русский с тоской и печалью признает, что даже Тараскон является идеалом для Ленинграда и Москвы, и приблизиться к нему удастся лишь в отдаленном будущем…»

Могу сказать, что «уфацентризм» придуманный нашим «оклахомцем» в 2002 году наконец дает свои плоды. Мы-таки оказались в столь отдаленном будущем, что Уфа обогнала Тараскон. (Но про Москву и Питер не уверена: они слишком глубоко копали даже второстепенных героев Запада, и закопались,  —  если картоху слишком глубоко зарыть, она плохо всходит — видите, я уже ёрничаю, вот оно влияние «трансформы панка»). Мы уже не считаем Боба Дилана вершиной поэтической мысли, и практически сразу считываем социальные подоплеки всех культурных маячков, и что они означают для нашей оригинальной мысли.