Чёрт из табакерки, или Гений коротких химических замыканий

Идол, кумир, король поп-музыки… Масса званий и эпитетов, к самым правдивым из каких надо отнести «гениальный».

Обычно его называли поп-певцом, тогда как он скорее был танцором. И теперь со слов сына Джексона пишут, что он даже умер в конвульсиях, словно исполнив свой последний танец, пляску Курносой. Хотя в традиции искрометных афроамериканских шоу пение и танец всегда вместе. Они неразделимы, и главное уже не слова песен и не мелодия, а ритм во всем его многообразии. А творчество Майкла Джексона еще более эклектично – песня, танец, каскад, маски, лицедейство… Этакая весьма взрывоопасная смесь, сдобренная электронными, шумовыми и звуковыми эффектами.

Впрочем, лично я не преклонялся перед творчеством Джексона – у меня всегда было с чем или с кем его сравнить. И на фоне уникального афроамериканского степа, золотой трубы Луиса Армстронга или классического рока Элвиса Пресли Джексон бледнел и терялся. Что же касается его клоунады, то и она бледнеет в соседстве с такими классиками жанра, как Чарли Чаплин, Марсель Марсо или наш Полунин с «Лицедеями». Эстрадно-развлекательное творчество Джексона, в принципе, не достигло нужной степени зрелости, так и оставшись рассчитанным в основном на инфантильных поклонников, фанатов, для которых обожаемый кумир был всего лишь неким феерическим взрывом отточенных до блеска движений и статик, жестов и мимики в поле звуковых ритмов и световых эффектов. Этакий внезапный чертик из таинственной табакерки – выскочил, и зрители уже в восторге и восхищении. Впрочем, инфантильность присуща ныне всей поп-культуре.

Зрелищность и притягательность выразительных движений и мимик – та еще загадка человеческой природы. И Джексон наверняка понимал это и доводил их до небывалой выразительности, зная, как можно зрителя «взять за живое» – и в равной степени взять за тугой карман.

Впрочем, разгадку этого феномена можно найти в наших генах и архетипах, в коллективной памяти и опыте подсознания. Во тьме прошлого, когда на протяжении миллионов лет наши предки общались посредством жестов и мимики, когда всякое движение ценилось не меньше, чем ныне – слово. Да и теперь они еще не забыты – потому и нравятся нашими дремучим генам. Достаточно вспомнить хотя бы брачные па расфуфыренного донельзя павлина. Или токующего самца птицы со странным названием вдовушка Джексона, какой выпрыгивает из высокой травы не хуже, чем чертик из нашей таинственной табакерки.

Большинство отечественных зрителей никогда не видели Майкла Джексона в «живом виде» и в большинстве своем не понимали текстов его песен. Но поддавались гипнозу пения в сочетании с завораживающей игрой его послушного тела. К тому же всякий ритм сам по себе вырабатывает у нас гормоны радости или горя. И вот с самого первого па, с первого звука – с самого первого взгляда между нами пробегает искра и возникает некое короткое химическое замыкание. И все – вы в восторге.

Другая загадка для «работников пера и топора», взбудораженных внезапной кончиной исполнителя, – от чего умер и чем был болен Майкл Джексон.

С некоторых пор, как врач-психиатр и публицист-обозреватель, я тоже заинтересовался болезнями и причинами внезапных кончин знаменитостей. Одно время я на уровне научной систематики занимался проблемами аутоагрессии и суицида в «звездной» среде. Тем паче что об этом постоянно все говорили, писали и показывали.

Вот и о Джексоне вещали и писали, что он-де с самого начала своей популярности был зависим от обезболивающих средств. И наверняка от психотропных стимуляторов, тоников, допингов, без каких ныне нет ни поп-литературы, ни поп-искусства, ни поп-спорта.

Главной проблемой Майкла Джексона, по-видимому, был его слабый от роду иммунитет. Что, к примеру, проявилось в виде его хронической кожной болезни витилиго, а потом и кожного рака.

Скорее всего, всем этим он был обязан своей легендарной бабушке-мулатке, родившейся от негра и парализованной белой девушки. А многочисленные болезни Майкла, травмы и операции, особенно пластические, какие никогда не обходятся без антибиотиков, окончательно разрушили его и без того ослабленную иммунную систему.

Так что корни заболеваний Джексона, вероятнее всего, уходят в его темперамент и характер. В его особую, отягощенную негативной наследственностью, конституцию.

Одаренный незаурядным талантом, заряженный от самой природы мощным зарядом жизненной энергии, силой духа и силой воли, имевший завидную трудоспособность и крайне слабое, а потом и надломленное (тяжелые ожоги в начале карьеры) тело, он был вынужден изнурять, а потом и убивать самого себя бесконечными тренировками и репетициями. Причем не без помощи доброжелателей-прихлебателей.

Одна московская поклонница Джексона, на мой взгляд, точнее других определила его истинную суть. Определила одной фразой: «Майкл не принадлежал самому себе». Еще точнее было бы сказать, что Джексон был заложником как своих собственных комплексов, так и окружающих его доброжелателей с их американской идеологией и американским образом жизни.

Считается, что маленький Майкл рос и воспитывался в традиционно религиозной афроамериканской семье, где молились и прибегали к некоторому рукоприкладству. А главное, он рос в обществе, где неумолимым божеством был пресловутый золотой телец. И всякая самореализация сводилась, по своей сути, к поклонению его пресловутому всемогуществу. Не потому ли и сам Джексон был обреченным на заклание тельцом? С чем и был обречен на окружение всевозможными паразитами – продюсерами, страховщиками, душеприказчиками, не дававшими ступить ему и шагу. Равно как и прочими посредниками – режиссерами, дизайнерами, косметологами и, конечно же, врачами, беспощадно доившими этого «золотого тельца», как какую-то дойную корову. И неслучайно к концу своей карьеры он оказался перед всеми ними в неоплатном долгу. И его подталкивали к подписанию опасных контрактов и долговых обязательств, не претворимых в жизнь без всех этих анальгетиков, спазмолитиков и стимуляторов, без операций, все более уродующих внешность и подрывающих иммунитет.

Но особо бесстыжий интерес прессы вызывали его сугубо личные, крайне интимные отношения с противоположным полом. И здесь тоже возникала вечная проблема желаемого и возможного. Похоже, что и здесь у Майкла были непреодолимые барьеры с самого юного возраста – с унижением его мужского достоинства, с вдребезги разбиваемым сердцем. И все эти провальные связи были тут же вытесняемы в его подсознание как постыдные болезненные комплексы, какие и проявились позднее в виде той же анорексии, привычного, доходящего до аутомазохизма самоистязания упорной работой, до подозрений в отклонениях. Хотя его могли и сознательно оклеветать – это более чем вероятно.

Когда-то Хемингуэй написал роман о неполноценном в половом отношении журналисте. Получив ранение на войне, он, по сути, сублимировал свою энергию с помощью писательского труда, спорта и усиленного потребления алкоголя. Создается впечатление, что тем же самым страдал и Джексон. Не отсюда ли и слухи об искусственном зачатии его детей? Во всяком случае, суррогатной матери своего последнего ребенка он в глаза не видел. А история с попыткой наладить исключительно «духовно-нравственные» отношения с Элизабет Тейлор? И не отсюда ли его бурный протест, когда Мадонна предложила ему выступить в женской одежде? И не отсюда ли его склонность маскировать свое женское начало вычурными военными мундирами с аксельбантами и погонами? Или это был всего лишь один из симптомов латентной мании величия? Или его акцентированный «фирменный» жест в танце на уровне гениталий... Или его нелюбовь к отцу – за былое рукоприкладство, а скорее в силу эдипова комплекса...

…Хемингуэй писал и о себе – тоже был ранен. В глубинной психологии существует понятие «синдрома подранка», суть которого сводится к удивительной выживаемости подранков в самых экстремальных условиях. И вот о Джексоне почти восторженно вопрошают: «Как, имея столько болезней, он сумел дожить до пятидесяти лет?» И этот скорее литературный, чем медицинский синдром вполне применим к нашему Майклу. В любом случае, нам приходится лишь поражаться неукротимой силе его духа, воли и внутренней энергии, когда он и жил, и творил, и работал, и выступал в своих бесконечных шоу-марафонах. И при этом всегда на самом высоком уровне. Когда он морил самого себя голодом и прочими воздержаниями и при немалом – под метр восемьдесят – росте весил не более пятидесяти килограмм. Не отсюда ли эта непостижимая, почти чудесная легкость его «антигравитационной невесомости» в лунных танцах?

А может быть, если бы в жизни и творчестве Майкла Джексона не было всех этих деструктивно-негативных обстоятельств, возможно, не было бы и самого поп-короля?

Превращение Джексона из черного в белого чаще всего объясняют его кожной болезнью витилиго с симптомом депигментации кожи. Причина расстройства неизвестна. Но она связана с нарушением кожной трофики и функции эндокринных желез. Кроме того, в 26 лет он перенес ожоговую болезнь. Так что на цвет его кожи могли оказать воздействие кожные пересадки при лечении тех же ожогов и при косметических операциях.

С другой стороны, вполне возможно, что он перекраивал свое лицо в силу юношеского комплекса в форме неприятия собственного лица. Или даже фигуры. С детства Майкл был, несомненно, предрасположен к полноте. Отсюда и анорексия как симптом психических расстройств. Возможно, анорексия – расплата нашего танцора за его уникальный сомнамбулический танец, за «лунную походку». Кто внимательно наблюдал за Джексоном в этот момент, мог заметить, каких невероятных усилий это ему стоит, – он горбится, поднимает плечи, набирает полную грудь воздуха, выбрасывает вперед тяжелую голову, преодолевая непреодолимую гравитацию. Но мы с вами видим лишь его изящное скольжение…

Чему же учит нас судьба – жизнь и своеобразное творчество – Джексона? Пожалуй, тому, что поп-культура беспощадно пожирает и своих гениальных творцов, и своих инфантильных потребителей…