Хиппи в Эстонии. Как это начиналось. Часть первая

«Нынешнее общество бесчеловечно. Оно уродует человека с детства, еще в семье. Прививает ему жизненные принципы стяжательства. Хиппи предлагает: человек должен стать наконец самим собой. Для этого – ячейка общества, не семья, а коммуна. Детей воспитывать сообща. Ребенок должен воспринимать сложный облик общества, не повторять повадки и взгляды своих родителей. Система жизни – коммуна индивидуальностей. Каждый живет, как хочет, делает, что хочет. Проявляет себя, как ему угодно. Институты современного общества, которые калечат людей, – роскошь, богатство, собственность – надо уничтожить. Жизнь должна быть проста. Механизация уродует людей. Ближе к природе. Долой войну. Долой войну во Вьетнаме. Долой Джонсона. Любовь, а не война...»

Для меня, тогда тринадцатилетнего подростка, этот материал стал настоящим откровением. Невероятное безумие хиппового образа жизни просто ошеломляло. Я до сих пор помню описанные Боровиком сюжеты о том, как хиппи разбросали со зрительского балкона нью-йоркской биржи доллары, вызвав настоящую панику в брокерском зале; как некий волосатый путешествовал в самолете бизнес-классом, купив отдельное место для своей гитары; как человек, завернутый в армейское одеяло, гордо носил на шее амулет в виде стеклянной пробирки, в которой ползала живая муха. Ну надо же, живут же люди!

Подростковый максимализм, конечно, не мог после всего этого просто так молчать в тряпочку. Тем более что к началам поп- и рок-культуры того времени я уже был некоторым образом причастен – через музыкальные передачи «Голоса Америки», «Радио Люксембург» и финских телепрограмм, принимавшихся в родном Таллине с помощью специальных приставок кустарного производства. В том же году я облачился в свой первый «хипповый» наряд: джинсы индийской фирмы Milton's, за которыми стояли невероятные очереди любителей попсы всех возрастов, и коричневую фланелевую рубашку, к спине которой я пришил отодранный от обивки стула кусок темной кожи с тремя магическими буквами, собственноручно выведенными белой масляной краской: «POP». «Рор» [ror] – периодически слышал я за собой голоса русскоязычных прохожих, пытавшихся озвучить непонятную для их менталитета абракадабру. Как сказал один из родоначальников хиппизма Эбби Хоффман: «Ясность – не наша цель. Наша цель – сбить всех с толку. Нас не понимают – и это замечательно: понимая нас, они нашли бы способ нас контролировать».

В том же году в Таллине прошел первый в СССР рок-фестиваль. Это историческое событие состоялось в воскресенье, 28 апреля, в кинотеатре «Космос». Несмотря на полное отсутствие публичной рекламы, толпа собралась такая, что она стала мешать движению транспорта. Сам объект был взят в двойное кольцо оцепления: первое, малое, – из ментов, второе, внешнее, – из мореходцев. Тем не менее задержаний не было. Это, видимо, потому, что публика была в основном эстонская, корректная. Русский рок такого, конечно же, не потерпел бы! Зал был, естественно, переполнен, народ тащился три часа подряд. Выступали исключительно местные команды: Kristallid, Mikronid, Poissmehed, Langevad Tahed, Virmalised, Poppojad.

Я ходил на фестиваль в сопровождении старших товарищей-попсовиков, которые еще не называли себя хиппи, а скорее примыкали к стилягам. Классическое облачение попсовика предполагало прежде всего максимально широкие клеша из зеленого бархата, желательно – с красным шелковым клином, в котором горело бы несколько лампочек из новогодней гирлянды (батарейка – в кармане); снизу штанины подшиты зипперами. Пиджак – пиратский: с длинными фалдами, вельвет или бархат, золотые пуговицы. Мы уже бренчали на гитарах битловские хиты: «Dizzy Miss Lizzy», «Twist and Shout», «Money»... Ранние роллинги, Kinks... По домоуправлениям и в Домах культуры создавались вокально-инструментальные ансамбли, в которых подростки упражнялись в игре на электрогитарах и ударных инструментах. Выступали в основном на школьных танцах, даже ухитрялись на этом зарабатывать. На танцах в клубах сцену держали более маститые коллективы, уже не школьные. И репертуар у них был позабористее: «Зеппелин», «Крим»...

Осенью 1969 года в Таллине при моем непосредственном участии открылся один из первых в городе хипповых клубов – «Раку» (Raku). Так назывался зверосовхоз по разведению черно-бурых лисиц, который находился практически в черте города, между Кивимяэ и Мяннику. Мой папа работал в те годы директором тамошнего Дома культуры и, как человек творческий, однажды предложил мне поучаствовать в организации совхозных танцев:

– Ты же играешь в рок-группе? Вот и давайте, будете выступать у нас в клубе!

Рок-группа – это сильно сказано. Мы иногда собирались с приятелями побренчать на акустических гитарах, имитируя битлов и роллингов, пару раз даже выступали на школьных вечерах, но чтобы регулярно играть на танцах. На наш первый вечер в «Раку» пришли человек десять, в основном сотрудники клуба и их знакомые. Мы, конечно, покуражились. Я, подражая Джерри Ли Льюису, поездил задом по роялю. Вместо ударной установки у нас был позорный пионерский барабан с отстойной тарелкой, напоминавшей по саунду звяканье кастрюли. Гитары с самодельными адаптерами пустили через клубные усилители. Народ в зале, конечно, подпил; пары жались по углам; свет, за исключением сценического «юпитера», вырубили. Но такой расколбас, безусловно, не отвечал ожиданиям ни самого народа, ни, конечно же, администрации клуба. Ведь речь-то шла о том, чтобы заработать на танцах левую кассу!

Я предложил папе привлечь альтернативную группу со всеми делами. И такая вскоре нашлась: музыкальный коллектив под романтическим названием Luurikud («Лирики»). На самом деле это был крутой хардкор. Волосатые парни в потертой джинсе играли в основном песни «Led Zeppelin» и аналогичные «тяжелые» хиты. Надо сказать, вместе с ними в клубе появилась и специфическая публика, навалившая по наводке самих музыкантов. Это была самая что ни на есть продвинутая эстонская рок-хип-сцена. Моего папу – бывшего чекиста, изгнанного из органов за пьянку и считавшего, что земной жизнью управляют инопланетяне, – мало волновало соблюдение на общественно-культурных мероприятиях во вверенном ему заведении морального кодекса строителей коммунизма. Главное – это сборы. Поэтому он принципиально не вмешивался в процессы становления молодежной контркультуры в подотчетном ему учреждении. В «Раку» можно было все: хоть креветкой, хоть раком... Плати рубль за вход – и «огонь по штабам»! В огромном фойе стояло два бильярдных стола, которые активно использовались сторонниками входящей тогда в моду теории фри-лав. Мне была выделена на втором этаже клуба отдельная комната, которая была превращена в эффективный чилаут. Напитки – с собой. Но главный отрыв происходил, конечно, в зале, на танцполе. То есть буквально на полу.

Моим личным вкладом в альтернативную культуру тех лет стал так называемый «Раку»-рок, а говоря точнее – рок на спине. Началось с того, что группа очень ретивых хиппов, заслышав первые аккорды «She's Just a Woman», упала, мотая хайром, на колени и вознося трепещущие руки к потолку, украшенному лепниной и мозаикой в духе неоантичной эстетики соц-арта. Наша компания, понятное дело, отставать никак не могла. При этом дух свободы диктовал максималистские решения. Недолго думая, я бросился на танцпол прямо навзничь, спиной, имитируя движениями конечностей нечто вроде эпилептического припадка. Понятное дело, что все «наши» тут же подхватили тему, а вслед за ними и остальные. После этого в промежутках между «танцами» с пола практически никто не поднимался в ожидании новых тем соло-гитары и драм-басовой секции. Все это продолжалось где-то около года, до следующей осени, когда в клубе затеяли ремонт и хипповые шабаши там прекратились. Думали – ненадолго, но процедура затягивалась, и пипл нашел себе новую точку отрыва – в клубе пожарных «Притсу».

Площадь Победы (ныне Свободы), или по-эстонски Выйду-вяльяк (Voidu valjak), – это самый центр города. Здесь устраивались официальные демонстрации и парады. Наша семья до 1970 года жила буквально за углом – в примыкающем к гостинице Palace сером доме с человеческой фигурой на фронтоне. В дни, когда на площади проходили советские праздничные шествия, весь квартал перекрывали для «посторонних». При этом наш дом оказывался внутри зоны оцепления. Из нашего двора можно было через арку выйти прямо к задней стороне правительственной трибуны. В детстве я любил бегать сюда смотреть военные парады. К концу шестидесятых на Выйду-вяльяк стали собираться местные стиляги, мажоры и попсовики – модная публика, уже начавшая отращивать волосы.

В шестьдесят девятом на площади появились первые хиппи: хайрастые в тертых «левисах», они же меломаны. Тут, на пятачке за торговыми киосками, шел интенсивный обмен контрафактной западной аудиопродукцией в ярком глянце фирменных упаковок: «Meet the Beatles», «Aftermath», «Electric Ladyland», «The Piper at the Gates of Dawn»... Я тоже тут бывал периодически, включившись в меломанскую сеть сначала на уровне школьной ячейки (подростки из параллельных классов), затем – районной (знакомые из других школ). Значительная часть иностранных пластинок попадала сюда, на площадь, через моряков-загранщиков, включая курсантов мореходки, среди которых, кстати говоря, можно было встретить не только расчетливых дельцов (чего еще ждать от торгового флота!), но и страстных собирателей западных LP.

Обычные смертные могли коллекционировать лишь магнитофонные записи, которые тем не менее делались с оригинального диска. Конечно, практиковалась и запись с записи, но это уже для непосвященных. Как правило, рядовой меломан получал на ограниченное время одну-две пластинки, которые сначала записывал себе, а потом пытался, опять же на время, обменять на что-либо равноценное. Для этого нужно было обзванивать других меломанов, выясняя возможности и условия чейнджа. Каждый LP имел свой рейтинг в зависимости от группы и альбома. Один высокорейтинговый диск можно было обменять на два-три низкорейтинговых. Престижные пластинки стоили от ста рублей и выше, средняя цена обычного альбома была от 30 до 60 рублей при типичной для СССР месячной зарплате 120 рублей. При этом коллекционеры высшей категории имели в запасниках десятки альбомов! Одними из первых серьезных хиппи-меломанов, с которыми мне пришлось познакомиться, были такие люди, как Александр «Сассь» Дормидонтов, Лео Пихлакас, Вова Верхоглядов, Паап Кылар...