Время падения с Луны

Поистине те, которые не веруют в последнюю жизнь,

называют ангелов именами женщин.

Коран, 53-28(27)

Одним преранним утром я опоздал сойти с электрички. Я следовал на работу и читал книгу. Ещё я пил пиво. Интересно пить пиво на рассвете, когда август; от этого книга тоже была интересной. Это был Борхес. Я читал его впервые и мне то нравилось, то не нравилось. Мне не нравилась книжность и нравилась фабула. Но пиво кончилось, а я опоздал сойти с электрички.

Вместо остановки «61-й километр» я спрыгнул на следующей, второпях забыв книгу. Я решил, что вернусь к месту назначения пешком, по шпалам — в сторону, откуда прибыл. Но электричка отправилась, а я, размышляя о судьбе книги, не заметил, в какую она ушла сторону, и теперь не знал, куда мне шагать.

Я огляделся и заметил дощатый домик с лампочкой над крыльцом. Стоял такой ранний час, что цвет его был неразличим — света лампочки не хватало. Прямо за домиком начинался откос. Внизу передо мной было тихое пространство, залитое низким туманом. Луна еще не успела смешаться с солнцем, которое только-только начало восходить. Был штиль, и туман стоял. И в нём — по пояс — стояли маленькие серебряные ёлочки.

Я курил и ходил по траве, собирая штанинами утреннюю влагу, и с насыпи смотрел на ёлочки по пояс в молоке. Мне захотелось спуститься туда, к ним; не знаю, для чего.

Вдруг слева от меня на откос легко взлетела тень — молодая (юная?) девушка; она встряхнула мокрую, в росе, юбку и спросила, не церемонясь:

— А вы зачем здесь стоите?

Я пожал плечами.

— Курю…

— Я как раз огонёк увидела, подумала, кто-то курит.

Луна стояла у меня за плечами, я находился в тени домика, и она увидела мой огонёк. Она стояла рядом и тоже была невидимкой; она сказала:

— А я там гуляла внизу. Я люблю гулять там. А вы?

Я снова пожал плечами.

— Не знаю. Я здесь впервые.

— Странный! — она рассмеялась, — вы что, с Луны свалились?

— Нет, с электрички. Прошляпил остановку.

— А-а… — она протянула разочарованно, — а я подумала…

— Что?

— Что вы вообще здесь впервые… в смысле, на Земле!

Она вышла на свет. У неё было тонкое лицо и очень спокойные, безмятежные глаза. «Она милая, — подумал я. — Она шутит?»

— А что бы это изменило? — спросил я с вызовом.

— Я бы спросила, как это всё… — она обняла руками ёлочки в молоке, маленький свой мир, –… как это всё выглядит, если смотреть впервые. Я ведь привыкла. А вдруг я зря это люблю?

Она беспомощно замолчала.

Я закурил снова.

— Вообще-то мне нужно было на 61-м километре сойти, — я смутился, — это в какую сторону, не подскажете?

— Я не знаю, — она искренне развела руками, — никогда над этим не задумывалась. Вам это очень важно?

Она каким-то образом поймала мой невидимый для неё взгляд. Мы встретились глазами.

— Нет. Мне это не важно.

— А зачем спрашиваете?

И вдруг:

— Вы знаете, я очень люблю наблюдать небо. Но когда долго задираешь голову, болит шея. Я всегда ложусь на траву, но она уже холодная и сырая, — она нагнулась, провела по траве ладошкой, — видите брызги, это роса… на холодной траве мне запрещает лежать отец. А вам?

— Нет…

— Тогда сядьте на землю, а я положу голову вам на колени и буду смотреть в небо. Можно?

— А если я не хочу?

— Вы точно свалились с Луны!

— Отчего так?

— Ну, вы же совсем не похожи на меня.

— Я хочу лежать на траве, но мне нельзя, а вам можно — но вы не хотите…

Я рассмеялся и опустился на землю. Она положила голову на мои колени. Она смотрела вскользь моего взгляда и глаза у неё были, как у слабой волчицы. Они были жёлтыми, наверное, потому, что в них колесила Луна (я подумал её словами), с которой она упала.

Она спросила:

— Это правда, что свет от некоторых звёзд летит так долго, что, пока мы его увидим, звёзды успевают погаснуть… умереть? Я читала об этом.

— Правда, — сказал я.

— Значит, над нами — космическое кладбище? — она смотрела в небо.

Мне не понравились её слова.

— В какой-то мере…

— Здесь нет никакой меры, — холодно сказала она, — кладбище — оно и есть кладбище. — И добавила: — А мы и вовсе не светимся. Некому будет узнать о нас… даже потом.

— Ты говоришь глупости.

— Мне всегда говорят, что я говорю глупости.

Ответить ей нечего было. Я медленно взял её пальцы и сжал. Мне показалось, что она задышала чаще — мою шею обдало прохладой. Но это был только ветер. Один из многих ветров, гуляющих по поверхности земного шара — так я подумал.

Вдруг она поцеловала меня. Сухо и коротко. Но у меня остановилось сердце — и она услышала. И впилась, вросла своими губами в мои — насколько хватило дыхания. Губы пахли осенней полынью. Она взяла меня, как женщину, распахнув глаза — и глаза закрыл я. Мы задохнулись. Она подняла мои ресницы губами и, не встречаясь взглядами, спросила:

— Уже светает? Я не хочу смотреть. Я тысячу раз это видела.

— Да.

— Это красиво? Скажи, как в первый раз, — ведь это можно любить?

И снова схватила мои губы, пока у нас не иссякло дыхание, и она спрятала лицо у меня на шее и всхлипнула.

— Мы оба упали с Луны, — сказал я тихо.

— Луна так высоко, что с нее можно падать очень-преочень долго…

— Всю жизнь?

— Всю жизнь — это не очень долго…

И она заплакала и поднялась, задержав пальцы в волосах.

Я поймал её руку!

— Хватит, не нужно… — голос у нее сел. — Вы уедете, а я останусь.

И я ответил ей самое глупое, что может сказать мужчина:

— Мы вместе уедем. — И следом… то, что никогда не должен был говорить: — Если ты хочешь…

Бог простит мою молодость.

На наши голоса из дома вышел заспанный мужчина — или он наблюдал за нами… Он прикрикнул на девушку, и та скрылась в домике. Он обернул ко мне худое, в морщинах, лицо и сказал:

— Это моя дочь, она больна… она не в своём уме, извините… Она вам досадила?

— Да, — сказал я (он хотел услышать такой ответ).

— Я путевой обходчик. Садов рядом нет, а соседнюю деревню отселили. Вы ошиблись станцией?

— Да, — повторил я (он хотел услышать именно это), — мне нужно на 61-й.

— Это туда, — он указал направо. — Два километра. Ступайте по шпалам, не заблудитесь. Внимательней на путях.

— Спасибо.

Я потопал по шпалам. Дотопал до поворота и обернулся. Рассветало, и я увидел, что дощатый домик обходчика покрашен синим. Я дотопал до места значения и написал объяснительную, а запах выветрился.

С тех пор я много-много раз ездил электричкой на работу. Иногда брал с собой книгу, иногда пиво. Чаще — и книгу, и пиво. Но всегда выходил на нужной остановке. И никогда не выходил на следующей, потому что боялся, что там не окажется синего домика обходчика и елочек под насыпью. Я боюсь этого до сих пор. Но еще больше боюсь, что мой страх напрасен.

«Истоки», № 7 (307), 12 февраля 2003. С. 6